Владимир Москалев - Гугеноты Страница 39

Процесс по делу Польтро не затянулся надолго. Убийца на все вопросы секретаря парижского суда неизменно отвечал, что один виноват в содеянном и готов понести заслуженную кару. К нему применили устрашающие меры воздействия, но ни на дыбе, ни в «испанских сапогах», ни под плетьми Польтро не назвал ни одного имени и только бормотал молитвы, обращенные к Богу.

Наконец был вынесен окончательный приговор:

«Дворянина Польтро де Мере, обвиняемого в убийстве герцога Лотарингского Франциска де Гиза и сознавшегося в своем преступлении, освободить от пыток и применить к нему высшую степень наказания: публичную смертную казнь посредством четвертования лошадьми.

Далее шли подписи Председателя парижского суда и присяжных.

Как и следовало ожидать, с рассветом Гревская площадь уже до отказа была заполнена народом. Примыкающие к площади улицы были забиты так, что отряду швейцарцев пришлось расчищать путь для повозки с осужденным, которая должна была прибыть из тюрьмы Фор Л'Эвек. Когда она наконец показалась на перекрестке с улицей Кутельер, послышались проклятия, срывавшиеся с каждых уст. Обступив повозку, мужчины грозили кулаками, женщины плевали в Польтро, и, если бы не швейцарская гвардия на лошадях, усмиряющая и разгоняющая толпу, осужденному, наверное, так и не удалось бы добраться до места казни. Измученный пытками, он полулежал в повозке, равнодушный ко всему происходящему, и, смотря ясными глазами в голубое небо, шептал молитвы. За ним шли в черных одеяниях палач и его подручные; за ними — священники, монахи, замыкали шествие солдаты.

На площади перед Ратушей уже был готов помост, вокруг которого солдаты, растянувшись цепью в два ряда, сдерживали народ, готовый хлынуть и запрудить пространство вокруг помоста. Здесь конюхи держали в поводу лошадей, предназначенных выполнить печальную миссию. Позади них болтались крепкие ремни, которыми должны были быть схвачены руки, ноги и шея приговоренного к казни.

В это время из Ратуши вышли судьи в черных мантиях и квадратных шапках на головах. Один из них поднялся на помост и стал читать приговор, излагающий суть преступления и меру наказания. Едва он закончил, к осужденному подошел священник с распятием в протянутой руке:

— Покайся, сын мой. Очисти душу от скверны, помолись Господу о спасении своей души.

Польтро презрительно усмехнулся:

— Душа моя сама позаботится о своем спасении, и ты ей не поможешь, святоша! Я и без того предопределен к спасению, а вот ты предназначен к погибели. Я спасаюсь своей верой, обращаюсь к Богу с молитвами, глядя в небеса; мне не нужен посредник!

— Безбожник!.. Еретик!.. — залепетал святой отец, отступая и осеняя себя крестным знамением. — Твой брат — Сатана, и гореть тебе в аду!

Вперед выступил монах с обращенной к осужденному иконой.

Польтро только рассмеялся:

— Не признаю! Отвергаю! Бог един, и я уже помолился Ему, а не твоей картинке. Пошел прочь!

Монах побледнел и испуганно попятился назад, прижимая к себе икону и бормоча молитву.

Польтро, увидев, что святые отцы отошли от него, тяжело и мучительно набрал в легкие воздуха и закричал, повернув голову к толпе:

— Я отомстил тирану и горжусь этим! Это должен был сделать я, избранный Богом!

Возглас этот был обращен к небольшой группе гугенотов, которых Польтро заприметил в толпе, когда его привязывали ремнями. Они, молча и со страхом взирали теперь на него, выделяясь своими бледными лицами среди моря голов. Затем Польтро снова крикнул, обращаясь теперь уже к улюлюкающей толпе:

— Вы — католики лишь потому, что боитесь костра инквизиции! А мы сильнее Церкви! Наша вера тверже вашей! Да славен Бог в едином лице, да будет с нами Священное Писание! Отдаю свою душу в Твои руки, Господи, прими ее!

Судья кивнул головой, палач дал знак конюхам, и те стегнули лошадей. Они рванулись каждая в свою сторону; послышались хруст выламываемых суставов, треск раздираемой кожи и последний предсмертный стон Польтро. Через мгновение от тела осталось только кровоточащее туловище, лежащее между кольцами. Оно еще некоторое время вздрагивало и тихо раскачивалось, потом замерло, оставшись без рук и ног, которые норовистые лошади потащили по булыжникам Гревской площади, и без головы, которую отсек палач.

Орлеан так и не был взят королевскими войсками. Монморанси поторопился, получив известие, что город вот-вот капитулирует. Впрочем, он не расстроился, ибо в известной манере симпатизировал гугенотам; важнее было то, что он помог королеве-матери избавиться от могущественного врага.

Адмирала Колиньи все же привлекли к суду по обвинению в подстрекательстве к убийству. На что он ответил, что виновен единственно в том, что не остановил руку убийцы, зная его замысел. Это было правдой, Поплиньер в свое время уведомил его об этом. Самой Екатерине Колиньи признался, что нисколько об этом не сожалеет, поскольку считает это великим благом для королевства, для церкви Божией, для него и всей его семьи.

Однако семейство убитого герцога потребовало наказания адмирала. Екатерина, поверившая, что Колиньи был организатором этого убийства, в душе была благодарна ему, что он избавил ее от Франциска де Гиза, и отложила заседание Совета по этому делу на три года. А позднее, два года спустя, Королевский совет объявил о полной реабилитации адмирала.

Двенадцатого мая этого же года в Амбуазе был подписан мирный эдикт. Представителями враждующих партий выступали Людовик Конде и коннетабль Монморанси. Узнав об этом, Колиньи, отправившийся с войском завоевывать города Нормандии, пришел в бешенство и разразился потоком брани в адрес Конде.

Тем временем Екатерина отправила объединенное католико-протестантское войско в Гавр, оккупированный англичанами. Город быстро был взят. Елизавета Английская вывела свои войска из Франции, отказавшись от прав на Кале и получив в качестве компенсации от королевы-матери значительную сумму денег.

Так закончилась первая гражданская война. Протестантам даровалась свобода вероисповедания в их замках и вдали от крупных городов.

Шестнадцатого августа в Руане королева-мать Екатерина Медичи объявила о совершеннолетии своего сына Карла IX. Юный король заявил на заседании парламента, что желает отныне видеть французов верноподданными своему королю и выражает надежду, что ни о каких волнениях в его королевстве не будет больше и речи. Он вознес хвалу Господу за то, что Тот принес мир в его королевство и помог избавиться от англичан, которые отныне лишались всех прав на Кале. При этом юный монарх добавил, что признает за своей матерью полноту власти и будет править государством, сообразуясь с ее решениями.

Разослав депеши всем наместникам в провинциях о соблюдении эдикта, изменив состав Королевского совета, в который помимо католиков входили теперь протестанты и умеренные, четко определив ориентацию правительства по отношению к религиозным вопросам, Екатерина, таким образом, весьма умело расставила все по местам: ее сын имел абсолютную власть, сама она оставалась единой правительницей и хозяйкой королевства.

Книга вторая

Королевский вояж

Часть четвертая

Происки королевы

Глава 1

Французская королева с итальянской родословной

Имя Екатерины Медичи упоминается в каждой хронике, относящейся к истории Франции XVI столетия.

Ее пращуром был некий итальянский алхимик, промышлявший изготовлением всевозможных приворотных и смертоносных зелий, на которые тогда был большой спрос, особенно в кругах знати. Наживший на этом поприще немалое состояние, этот итальянец купил себе дворянство и поменял фамилию на Медичи, что соответствовало роду его деятельности. Затем придумал собственный герб с изображением щита и шести пилюль по краям, что красноречиво намекало на склонность хозяина к медицинским занятиям.

Екатерина была дочерью принцессы французского королевского дома Мадлен де Ла Тур Д'Овернь и герцога Лоренцо Урбинского Медичи, правнука того самого медика-алхимика и племянника папы Льва X. Достойная праправнучка своего предка, Екатерина с юных лет проявляла повышенный интерес к составлению ядов и приворотных зелий, к алхимии, чернокнижию и астрологии и была в дружбе со всевозможными магами, лекарями, аптекарями и шарлатанами, с помощью которых познавала искусство воздействовать на человеческий организм — отравить, одурманить, усыпить, заставить любить или ненавидеть. Искусство это весьма пригодилось, когда она стала королевой, но еще до этого известные флорентийские астрологи предсказали кровавую будущность ее правления и мученическую гибель тех, чьей родственницей станет эта хитрая и коварная женщина.