Тим Уиллокс - Двенадцать детей Парижа Страница 4

– Откусывай понемногу и жуй двенадцать раз. Умеешь считать до двенадцати? – спросил его путешественник.

– Я могу считать до пятидесяти, – отозвался маленький парижанин.

– О, ты образованнее многих, но хватит и двенадцати.

Грегуар последовал совету своего нового господина, но вдруг заметил что-то за его спиной и, покраснев, смущенно опустил взгляд в тарелку. Тангейзер повернулся.

За соседним столиком двое студентов, хихикая и гримасничая, передразнивали мальчика. С ними сидели две девушки-подростка, но шутки парней, похоже, их не впечатляли. Матиас вытер рот тыльной стороной ладони и посмотрел на студентов, которые явно выпили лишнего, что было одной из причин их веселого настроения.

– Если вас так забавляет несчастье, я могу дать вам повод для смеха, – предложил им приезжий.

Эти слова тоже вызвали смех, скорее нервный, чем оскорбительный, но Тангейзер считал, что человек имеет право насладиться пирогом без того, чтобы какие-то подонки насмехались над его лакеем. Поднимаясь со скамьи, он схватил одного юнца за горло. Второй отскочил, но рыцарь поймал его за волосы. Потом он подождал немного, чтобы извивавшиеся в его руках студенты могли рассмотреть его лицо, и потащил обоих к выходу.

На улице он поволок их к сточной канаве, где зловонные кучи нечистот ждали лопат сумасшедших. Там госпитальер стукнул парней друг о друга головами и оставил валяться в грязи. Повернувшись к таверне, Матиас увидел в дверях младшую из девушек. Она стояла, уперев кулачки в бедра. Обе руки ее были испачканы чернилами.

– Зачем вы это сделали? – спросила она возмущенно.

Тангейзер окинул ее внимательным взглядом. Девушка смотрела на него, вздернув подбородок. Ее темные глаза полыхали яростным огнем, а волосы, черные, как вороново крыло, были пострижены очень коротко, почти как у мальчика. Девчонка была худой, и рыцарь подумал, что ей не больше тринадцати лет. Ее нельзя было назвать красавицей, но силе духа юной парижанки можно было только позавидовать, а это много значило для Матиаса. Девушка не красилась, но от гнева ее щеки порозовели.

Тангейзер вежливо склонил голову:

– Урок хороших манер им не повредит.

– Хороших манер? – Похоже, девчонка намекала, что его манеры тоже оставляют желать лучшего. – Да, они подло себя вели по отношению к вашему мальчику. Жестоко. Но вы пытались их убить.

Иоаннит рассмеялся:

– Ты забываешь, что я предложил им извиниться.

– Вы им угрожали и напали раньше, чем они смогли ответить.

– Прошу прощения, если наши воспоминания не совпадают.

Девушка пристально смотрела на него, явно не собираясь уступать. Тангейзер оглянулся. Юнцы поднялись на четвереньки и оценивали ущерб, нанесенный их одежде, – он оказался катастрофическим. Увидев, что путешественник смотрит на них, и, вероятно, заметив девушку, они вскочили и бросились прочь.

– Видишь. Никакого вреда, который нельзя было бы устранить погружением в реку. – Тангейзер повернулся к девушке, которая, похоже, ничуть не смягчилась. – Да будет мне позволено заметить, – продолжал он, – что они оставили тебя в обществе явного грубияна, а это не лучшим образом характеризует их храбрость.

– Я не в вашем обществе.

– Тогда прими мое приглашение и раздели с нами трапезу. Я Матиас Тангейзер, граф де Ла Пенотье, рыцарь ордена святого Иоанна.

Парижанка не ответила, но кулаки ее разжались.

– Я провел в городе меньше часа, причем это мой первый визит сюда. И его жителей никак не назовешь сердечными, – добавил госпитальер.

– Неудивительно. – Его собеседница скрестила руки на груди.

Тангейзер склонил голову, принимая этот упрек:

– В любом случае я приношу извинения за причиненные неудобства.

Губы девушки сомкнулись, словно она спорила сама с собой, как минуту назад спорила с обидчиком ее друзей. Затем она отвела взгляд и посторонилась. Матиас еще раз поклонился и вошел в трактир.

Принесли большое блюдо с жареными цыплятами. Тангейзер разрезал их на куски и сказал Грегуару, чтобы тот накладывал себе еду на тарелку. Мальчик отвернулся, извлек из ноздри зеленую горошину и приступил к делу. За едой мальтийский рыцарь размышлял.

Косвенной причиной его приезда в Париж стало бракосочетание сестры короля Маргариты Валуа и ее кузена Генриха Бурбона, короля Наварры, которое состоялось в минувший понедельник. Маргарита была католичкой, дочерью Екатерины Медичи. Итальянка – то есть представительница народа, ненавидимого большинством французов, – Екатерина даже по признанию своих сторонников обладала дьявольским коварством. Она правила страной с 59-го года, после смерти мужа. А поскольку Карл IX, которому исполнилось двадцать два, по-прежнему был всего лишь испорченным ребенком, Екатерина – что бы там ни думал король – оставалась всевластной правительницей Франции.

По мнению многих, проводимая Екатериной Медичи политика терпимости к гугенотам стала причиной трех гражданских войн. Свадьба Маргариты и протестанта Генриха – обоим еще не исполнилось двадцати лет – стала последней попыткой Екатерины закрепить хрупкий мир между военными предводителями католиков и гугенотов. Но брак этот не пользовался популярностью у обеих партий, не говоря уже о самих новобрачных. Таковы были слухи, дошедшие до Тангейзера во время путешествия на север.

Вся неделя – которая теперь уже подходила к концу – после свадьбы была отмечена многочисленными грандиозными балами, маскарадами и пирами в честь молодоженов. Вернувшись домой из-за моря, Матиас узнал, что Карла «приглашена королевой» выступить на заключительном балу, который устраивался в пятницу, 22-го числа – то есть вчера вечером, – в Лувре.

Мастерство, с которым его супруга играла на виоле да гамба, не было для Тангейзера новостью. Музыка Карлы очаровала его еще до того, как он впервые увидел ее, однако он удивился, что слава жены распространилась так далеко. Она уверяла, что ей ничего не угрожает, поскольку ей выделили эскорт, который должен был доставить ее в Париж. Кроме того, ее охранял человек, в исходе поединка с которым сам Матиас был не уверен – серб Алтан Савас, бывший янычар. В письме не указывалось, где именно остановится Карла, потому что в тот момент она сама еще этого не знала. Однако по прибытии в Париж она собиралась увидеться с Орланду. И теперь, когда надежды Тангейзера найти пасынка растаяли как дым, оставался один путь.

– Лувр, – сказал он Грегуару.

Мальчик кивнул и улыбнулся.

Мысль о Лувре не вызывала особой радости у рыцаря. Когда он окажется там, между ним и тем, кто может знать местонахождение Карлы, встанет бесчисленное количество виртуозов интриги.

Королевский двор, или Maison du Roi[3], представлял собой огромную свиту, состоящую из паразитов. Тысячи чиновников многочисленных департаментов, погрязших в роскоши и коррупции, соперничали друг с другом за право транжирить богатства страны. Самым большим департаментом – больше военного и духовного – был Bouche du Roi. Королевская кухня. Судя по рассказам, король не мог даже надеть сорочку без помощи дюжины помощников, преимущественно знатного происхождения и с огромным жалованьем. Каждый стул его величества – испражнение, требовавшее присутствия знатных лиц у королевского стульчака, – был предметом тщательного изучения, хотя для Тангейзера оставалось загадкой, какие предзнаменования могут содержаться в его ароматах. И еще он сомневался, что Екатерина Медичи, устраивавшая бал, знает о существовании Карлы. Хотя кто-то во дворце внес имя его жены в список приглашенных, организовал ее путешествие и предоставил ей жилье.

Подавив приступ уныния, Матиас глотнул вина.

Он вспомнил, что супруга упоминала о каком-то парне из Menus-Plaisirs du Roi, департамента «малых забав». Как это ни удивительно, в него входили не те специалисты, которые присутствовали при испражнениях короля, а те, кто отвечал за его развлечения. Как же его звали? Письмо Карлы лежало в седельной сумке.

Когда к столу подошли две девушки, которых он лишил общества их кавалеров, Тангейзер поднял голову. Вторая юная парижанка держалась не столь дерзко, как первая, а волосы у нее были золотистыми, как солнечные лучи. Иоаннит встал и поклонился им.

– Мы принимаем ваше приглашение, – сказала девушка, которая спорила с ним.

– Весьма рад, – ответил Матиас, удивляясь самому себе. Его лакей остался сидеть, жадно глотая еду, и рыцарь обернулся к нему. – Грегуар, при приближении дамы джентльмен должен встать и поклониться.

Парнишка вскочил со скамьи и поклонился с таким усердием, что ударился лбом о стол. Девушки засмеялись. Грегуар обратил свою уродливую улыбку на Тангейзера, словно хотел сказать, что их веселье не должно вызывать его гнева. Вид обнаженных десен мальчика не стал менее отвратительным, но рыцарь улыбнулся.

– Это моя старшая сестра, Флер Малан, – представила ему золотоволосую девушку брюнетка. – А я – Паскаль Малан.