Алексей Пишенин - Сигурд. Быстрый меч Страница 4

– Асгрим сказал верно. Как только ты снова приедешь к нам в усадьбу, мы начнем считать две недели, о которых условились. Посмотрим тогда, кто у нас больше по нраву женщинам.

Он взобрался на коня и продолжил:

– И помни, о чем мы говорили здесь. У меня будет свой корабль, и твое место – в моей команде.

Мы с Асгримом обнялись, и он шепнул мне:

– Токе боится подкатывать к Гунхильд, пока его отец дома.

Я улыбнулся, Асгрим тоже сел на коня, и они уехали. А я решил, не таясь, поговорить с отцом.

Я выбрал время, когда он был один, проверяя в сарае утварь перед наступлением холодов. Я вошел и с вызовом спросил, пойду ли я с ним в его следующий поход. Отец посмотрел на меня и рассмеялся.

– Вижу, Сигурд взрослеет, – сказал он, вдоволь насмеявшись. – Он начинает разговаривать, как мужчина.

– Я три года был заложником, а мои братья жили дома и ходили с тобой в походы. Теперь они вернулись с большой добычей, пока я терпел выходки Токе. – Я говорил, опустив глаза.

Отец не стал спорить.

– У тебя за спиной висит неплохой меч. Не покажешь ли ты, чему тебя научили в усадьбе ярла?

Я с радостью вынул из ножен за спиной Драконий Клык, с которым не расставался, и ждал, когда отец сходит за своим Кормильцем Воронов – дома он носил на поясе только нож. Но он взял в руки простые вилы и приказал мне нападать. Я не был готов к такому унижению и почувствовал страшную злость. Не помня себя, я бросился вперед, нанося удар слева сверху вниз. Но отец ожидал этого и легко уклонился от удара, вскользь коснувшись древком вил моего лезвия и подтолкнув меня вперед. Я не успел остановиться, как он оказался у меня за спиной и легко коснулся концом древка моего затылка.

– Даже если бы у меня были не вилы, а просто палка, то ты бы все равно проиграл. – Отец воткнул вилы в землю и оперся на них. – Видно, воины ярла совсем разленились, пока его не было дома. Теперь ты снова будешь каждый день упражняться с Эстейном. Если ты будешь прилежен, то весной я найду тебе место на гребной скамье.

Потом он подошел ближе и продолжал:

– Но запомни еще кое-что. Не стоит верить всему тому, что воины рассказывают, вернувшись из похода. Как ты думаешь, почему мы год за годом ходим к чужим берегам и берем все, что нам приглянулось?

Я задумался, но потом вспомнил слова ярла Паллига, что он не раз повторял Токе:

– Легенда говорит, что есть разные люди. Одним суждено быть рабами, другим бондами, а третьим – воинами и вождями. Мы – воины! Когда мы идем в поход, мы просто берем у рабов и бондов то, что наше по праву. Мы – сильные, и мы побеждаем врагов на их земле. А все, кто слабее, должны платить нам дань за то, что мы сохраняем их жизни. Разве не так?

Отец долго смотрел мне в глаза:

– Ты думаешь, что мы взяли добычу в битве, гордо побеждая врагов? Нет, мы добились дани, разоряя деревни и сжигая церкви. Кроме Лунденбурга, войско саксов мы видели только один раз за все лето. Да и то доброй битвы не вышло. Мы победили потому, что каждый раз, когда саксы собирали войско, мы садились на корабли и плыли грабить в другое место. В конце концов конунг Эдальрод устал смотреть, как бедствуют его крестьяне, и заплатил за них дань. Не думай, что в твоем походе будет по-другому. Когда ты сможешь, ворвавшись в дом, убить хозяина и увести в неволю его жену и детей, тогда ты сможешь участвовать в походах Свейна.

Помолчав, он добавил:

– Сам бы я уже давно перестал ходить в походы, да ярл требует дани железом. И в походах мне сопутствует удача. Однако над тобой ярл пока не властен. Потому не жалуйся на свою судьбу. Следующим летом ты узнаешь, годишься ли для войска конунга Свейна.

Я промолчал, и отец вышел. А сам я думал, что мои походы будут совсем другими, и я покрою себя славой, подобно героям из песен. Как наивен я был в шестнадцать лет…

Глава 2

Прошли осень и зима. Потом снег на полях начал таять, и ручьи устремились к морю. Из-под снега показалась черная вязкая земля, которая липла к башмакам и копытам коней. Потом земля высохла, и наружу пробилась первая трава. Мать всегда говорила мне, что в такую пору я и родился. Чему удивляться? Половина всех детей в наших краях рождалась поздней весной, зачатые в конце предыдущего лета, когда их отцы возвращались из походов. Я часто спрашивал мать, из какой страны вернулся мой отец перед моим появлением на свет. Но она отвечала, что не помнит точно и что он тогда ходил куда-то на юг, в земли франков. Как-то раз я спросил о том же у отца, и он рассказал, что в тот год вернулся из похода в Ирландию и привез Хельге, моей матери, большой золотой крест, который взял в каком-то святилище Белого Христа. А она встретила его с двумя детьми на руках, и Рагнар с Бьёрном громко орали, но затихли, когда он покачал крестом на цепочке у них над головами.

Конечно, с приходом весны никто в усадьбе не сидел без дела. Мы заново конопатили и смолили корабль, лодки и чинили паруса и канаты. А наши работники в усадьбе готовились к севу: чинили упряжь, точили лемехи плугов и разбрасывали по полям скопившийся за зиму навоз.

Изо всей дружины, которая ходила с отцом за море, в нашей усадьбе на зиму остались только семь человек. И главным над ними был Эстейн Синий Змей. Он же учил меня и братьев биться. Мы упражнялись каждый день с рассвета до полудня, а потом еще перед ужином. Часто Эстейн ставил нас против бывалых воинов и потом объяснял наши ошибки или наоборот хвалил в тех редких случаях, когда нам удавалось коснуться наших противников копьем или мечом.

Сам Эстейн вставал против нас редко, говоря, что если часто биться в неполную силу, то руки становятся не такими проворными. Но каждый день он выходил против Маленького Аке, телохранителя отца, и они лупили друг друга в полную силу, правда, тупым оружием. И после таких поединков чаще оказывалось, что на теле Аке больше синяков, чем у Эстейна. Иногда против Эстейна становился отец, и тогда никто из нас не брался угадать, кто победит.

По вечерам отец или Эстейн садились среди нас к очагу и рассказывали о походах и битвах. Отец говорил о том, как он ходил в земли франков, англов и диких иров. А Эстейн любил поведать о походах на Восток и о том, как он служил в дружине у конунга Гардарики12 Вальдемара и там повидал воинов многих далеких народов. Часто Маленький Аке с Эстейном начинали спорить о том, кто из воинов разных земель выстоял бы против другого в схватке, но редко могли прийти к согласию. По словам Эстейна выходило, что патцинаки, далекие кочевые воины из степей на юг от Гардарики с их луками гораздо страшнее, чем все войско конунга Свейна с их шлемами, кольчугами, щитами, копьями и мечами. Аке же всегда доказывал, что против конного воина с длинным копьем, в броне и с лошадью, закованной в латы, как он видел в Руане, ни одно кочевое войско не устоит. Тут Эстейн распалялся и говорил, что конник с копьем хорош только тогда, когда его враг стоит на месте. Спор обычно прекращал отец, говоря, что в своей дружине хотел бы иметь и конников, и лучников.

У Эстейна был большой изогнутый лук, который он привез из Киева, где служил у Вальдемара. Он говорил, что взял его в бою с патцинаками13 где-то возле больших перекатов на реке, что течет на юг к Ромейскому14 морю. Тогда Эстейн вместе с командами пяти других кораблей спускался по реке. И на перекатах их ждала засада. Но их тогдашний вождь Олаф сын Трюггви заранее спрятал конников в ложбинке у самого первого переката, и едва патцинаки начали кружить вокруг кораблей и пускать в них стрелы, конники напали на них сзади. Патцинаки оказались между молотом и наковальней, и не менее двух дюжин из них так и остались лежать в зарослях камышей. Эстейн сам убил коня под одним из всадников, а потом и самому всаднику отрубил голову топором. У него он и взял свой лук. Нам он иногда давал пустить из него стрелу-другую, чтобы мы почувствовали, к чему надо стремиться. Но обычно мы стреляли из наших простых ясеневых луков, потому как Эстейн считал, что мы должны упражняться с тем оружием, которое у нас будет в бою.

Я часто вспоминал слова отца про сожженные деревни и грабежи и как-то спросил Эстейна, приходилось ли ему убивать безоружных. На это Эстейн ответил, что долгие походы научили его мудрости, которой он готов поделиться с нами. Мы подсели к нему поближе, чтобы не упустить ни слова. Помолчав немного, Эстейн заговорил. Мудрость эта в том, сказал он, что безоружного убить легче, потому как у него нет оружия и ему сложнее защититься. Все рассмеялись, а потом Эстейн, уже став серьезным, объяснил:

– Не много чести убивать безоружных, но таковы обычаи войны. Ты приходишь в чужой дом и берешь все, что хочешь: еду, одежду, ценности, женщин. За этим ты и приходишь, разве нет? Если хозяин дома пытается защитить свою семью, его надо убить, иначе он будет тебе мстить. Если же он смотрит на все, скованный страхом, то такого можно пощадить. Его дети вырастут трусами, и ты еще не один раз сможешь их ограбить. Так мы и поступаем в чужих землях, и они склоняются перед нами. Конунг Свейн уже два года ходит в походы на саксов. Еще несколько лет, и они не смогут ему сопротивляться, когда все их смелые люди падут поодиночке во время наших набегов. Тогда мы заберем себе их земли.