Маргарет Джордж - Тайна Марии Стюарт Страница 4

«Дата была выбрана крайне неудачно, – подумала королева-мать. – Девятое сентября, юбилей ужасной битвы при Флоддене – ровно тридцать лет назад дед Марии пал там от мечей англичан».

Однако в этом тоже присутствовал некий вызов, брошенный не только Генриху VIII, но и самой судьбе.

Она снова посмотрела на темнеющее небо и поспешила во внутренний двор. Сейчас не было времени восхищаться работой французских скульпторов по декорированию серого каменного дворца, а также резными статуями, украшавшими весь фасад, заказанными ее покойным мужем. Там находилась даже ее собственная статуя, взиравшая на живую модель, которая стремительно направлялась ко входу во дворец.

Ее дочь облачили в тяжелые, хотя и миниатюрные, королевские одежды. Вокруг ее крошечной шейки была закреплена алая бархатная мантия с горностаевой оторочкой, а унизанное драгоценностями шелковое платье с длинными свисающими рукавами свободно облегало тело маленькой королевы, которая уже могла сидеть, но еще не умела ходить. Мать погладила девочку по головке, на которую скоро предстояло возложить корону, молча помолилась за нее и торжественно препоручила дочь Александру Ливингстону, ее лорду-хранителю, который должен был перенести ребенка через двор во главе процессии, направляющейся в королевскую часовню. Когда они вышли на улицу, королева-мать увидела, что солнце скрылось за тучами и небо почернело. Но не пролилось еще ни капли дождя, и малышка в своем церемониальном одеянии благополучно добралась до часовни в сопровождении государственных чиновников.

Людей внутри собралось немного. Английский посол сэр Ральф Сэдлер, наблюдавший за крушением планов своего господина, стоял мрачнее тучи, несомненно посылая мысленные проклятия в адрес церемонии и всех ее участников. Французскому послу Дуазею вообще не хотелось находиться здесь, так как его присутствие формально оправдывало происходящее. Но королю Франциску следовало сообщить все подробности, иначе он бы сурово наказал своего посла за небрежность. Другие лорды-хранители маленькой королевы образовывали шеренгу наблюдателей. Кардинал Битон, готовый к началу церемонии, нависал над троном.

Сама коронация не была роскошной или даже сложной, как это происходило бы в Англии. Шотландцы довольствовались самым простым обрядом, поэтому лорд-хранитель Ливингстон принес Марию к алтарю и аккуратно усадил ее на трон, установленный для этой цели. Потом он встал рядом, поддерживая ее, чтобы она не упала.

Кардинал Битон быстро зачитал текст коронационной присяги, на слова которой ответил лорд-хранитель, возложивший на себя обязанности представителя королевы. Его устами она поклялась хранить и защищать Шотландию и править страной как истинная королева во имя Всемогущего Господа Бога, который избрал ее. Кардинал тут же расстегнул тяжелую мантию и платье девочки и помазал елеем ее грудь, спину и ладошки. Когда холодный воздух проник под одежду, девочка заплакала, издавая длинные стонущие всхлипы.

Кардинал остановился. Да, это был лишь младенец, плачущий, как и все маленькие дети, неожиданно и раздражающе. В тишине каменной часовни, где нервы у всех присутствующих уже были напряжены до предела из-за тайной и мятежной атмосферы церемонии, эти звуки показались ужасающими. Ребенок как будто оплакивал изгнание из рая в ужасе перед вечным проклятием.

– Ш-ш-ш! Ш-ш-ш! – пробормотал он, но маленькая королева не успокаивалась и продолжала всхлипывать до тех пор, пока граф Леннокс не протянул скипетр – длинный жезл из позолоченного серебра, увенчанный хрусталем и шотландским жемчугом. Он вложил скипетр в ручку младенца, и ребенок пухлыми пальчиками обхватил тяжелый жезл. Плач прекратился. Потом граф Аргайл преподнес ей государственный меч в блестящих позолоченных ножнах, и кардинал исполнил обряд опоясывания крошечного тела метровым клинком.

Наконец граф Арран принес корону, тяжелую фантазию из золота и драгоценностей, заключавшую внутри золотой венец, который Роберт Брюс носил на своем шлеме в битве при Баннокберне недалеко от Стирлинга. Осторожно держа корону, кардинал возложил ее на бархатную подкладку на голове девочки. Из-под короны выглянули печальные глазки Марии с тяжелыми веками, доставшимися ей от предков. Кардинал поправил корону, а лорд Ливингстон держал малышку прямо, пока графы Леннокс и Арран поочередно целовали ее в щеку, принося клятву верности. За ними последовали остальные пэры и прелаты – они преклоняли перед ней колени, возлагали руки на ее корону и клялись в своей верности.

III

Генрих VIII обрушил на Шотландию всю мощь своей ярости. Его армия отправилась брать штурмом замок Стирлинг, чтобы захватить Марию, разграбить и сжечь все вокруг. Мужчин, женщин и детей они должны были предать мечу, Эдинбург разрушить, Холируд и приграничные аббатства сровнять с землей и сжечь уже созревший урожай.

Английские солдаты отметили свой путь в Эдинбург убийствами и бесчинствами. Они подступили к Кэнонгейту и к дверям Холирудского аббатства и вошли в святилище. Во время поисков гробниц Стюартов они обнаружили огромный закрытый склеп в правом крыле аббатства и вломились туда, осквернив королевские останки. Солдаты вскрыли гробницу отца Марии, гроб вытащили наружу, выставили на посмешище и бросили в притворе.

Шотландия плакала и скорбела. Страна была ранена и кричала во весь голос, но никто не услышал ее и не пришел на помощь. Трупная вонь поднималась к небесам. Дети, оставленные на попечении выживших родственников, ложились спать голодными. Растерзанные улицы Эдинбурга покрывала копоть от сгоревших домов. Шотландцы смотрели на разрушенные аббатства и опустевшие церкви и обращались к Богу как к последней надежде, но уже не так, как раньше. Несмотря на запрет протестантской литературы, в Шотландию контрабандой доставляли протестантские тексты Священного Писания в переводе Уильяма Тиндейла и даже экземпляры английской Большой Библии 1539 года. Там, где еретические проповедники не могли укрыться, Библию можно было спрятать; там, где Бог хранил молчание в бывшей римско-католической церкви, Он начал прямо доносить Свои слова через Священное Писание. Проповедники, прошедшие подготовку в Женеве, а также в городах Голландии и Германии, распространились по всей стране. Люди слушали их проповеди и находили утешение в словах Бога. Он протягивал им руку, и они принимали ее.

В замке Стирлинг королева-мать и ее дочь находились в безопасности. Старинный замок на высокой скале, выраставшей из равнины, держался стойко, и англичанам было не по силам взять его. В стенах дворца Мария де Гиз обустроила для своей дочери дом, там присутствовали ее товарищи для игр, наставники и ручные животные. Это был словно отдельный мир, расположившийся высоко над долиной Форта, смотревший на Стирлингский мост и проход к шотландскому Хайленду, где человек мог бесследно исчезнуть и укрыться от любых чужеземных врагов, охотившихся за ним. Иногда они устраивали вылазки для соколиной охоты и осмотра окрестностей, а потом возвращались под надежную защиту крепостных стен.

Были туманы, воющие ветры и обледеневшие склоны холмов, с которых время от времени спускались дети, пользуясь коровьим черепом вместо санок. Были маленькие лохматые пони, на которых маленькая королева и ее подружки – всех их звали Мариями, что было очень весело, – учились ездить верхом. Потом были новые туманы, цветущий вереск, зеленые лощины и безбрежное небо с облаками, рыщущими по нему, словно разбойники.

В самом замке в опустевших королевских апартаментах имелась комната, потолок которой украшали круглые медальоны. Маленькая Мария иногда заходила туда и смотрела на резные деревянные головы в тусклом свете из окон с заколоченными ставнями. Руки одной из фигур на росписи обнимали края медальона, словно нарисованный человек собирался убежать и вырваться в реальный мир. Но он оставался неподвижным, навеки застывшим на краю нового мира, куда не мог попасть, глядя на нее с потолка.

Ее мать не любила бывать здесь. Обычно она приходила сюда, чтобы найти Марию и вернуть ее в королевские апартаменты, где она жила и училась, где была мягкая мебель, пылающий камин и лица взрослых.

В туманной мгле раннего детства она познакомилась со своими единокровными родственниками. Ее мать, проявившая странное милосердие, – или это была политическая прозорливость? – собрала четырех незаконнорожденных отпрысков своего умершего мужа и привезла их в замок Стирлинг. Мария любила их всех. Ей нравилось чувствовать себя частью большой семьи, а поскольку ее мать не находила общество бастардов оскорбительным для себя, она поступала так же.

Джеймс Стюарт был суровым и серьезным, но как старший среди них он считался самым умным, и они прислушивались к его мнению. Если он говорил, что не стоит еще раз съезжать по склону холма, когда вокруг сгущались сумерки, Мария знала – он прав, и если она не послушается, то окажется внизу в кромешной темноте, одна-одинешенька.