Георг Борн - Султан и его враги Страница 4

— Мятежники принуждают меня к этому важному шагу, я приступаю к нему неохотно, так как заранее предвижу, что этот раздор приведет меня к столкновению с другими державами! Продолжай!

— Я хотел бы обратить внимание вашего величества на один благоприятный случай, — продолжал Гуссейн, — но не знаю, смею ли я в настоящую минуту говорить обо всем?

— Обо всем!

— Даже и о престолонаследии?

— Даже и об этом! Гассан-бей пользуется моим полнейшим доверием, и Сади-паша также знает мои намерения, Махмуд-паша не будет скрывать их от него.

— Я хотел, не теряя времени, указать вашему величеству, что теперь настала удобная минута ввести новый закон о престолонаследии! — сказал Гуссейн-Авни-паша. — Шейх-уль-Ислам молчит, но исполнить желание вашего величества, может быть, удастся и без него, принудив его затем дать свое согласие.

— Что ты говоришь? — перебил Абдул-Азис визиря. — Ведь это насилие!

— Государственный переворот, ваше величество, что не редкость в истории разных государств, — это быстрый и энергичный шаг к достижению желания вашего величества, смелый удар, насильственная отмена обременительных и устаревших законов!

Сади недоверчиво глядел на человека, высказавшего такое предложение, ему казалось, будто возле султана шипела змея, как будто это были слова Иуды, желавшего предать своего господина и благодетеля. Преследуя добрые, честные намерения, Гуссейн никогда не мог бы посоветовать султану подобной насильственной мерой поссориться с духовенством и этим дать грозное оружие в руки врагов!

— Ваше величество имеете в своем распоряжении меня и войско! — льстиво продолжал визирь, чтобы успокоить султана. — Теперь самая благоприятная минута. Всеобщее внимание устремлено на вассальные княжества, и войско внезапно выдвинулось на сцену! Войска вашего величества в образцовом порядке, они душою и телом преданы своему повелителю, за что я ручаюсь!

— Ты говоришь о насилии, я должен буду штыками и пушками придать вес своей воле.

— В назначенный вашим величеством день совершится переворот, и, проснувшись на следующее утро, Константинополь найдет уже все оконченным, — продолжал Гуссейн. — Войска займут все важные пункты, Шейх-уль-Ислам и его советники будут окружены караулом, и новый закон о престолонаследии будет объявлен вашим величеством народу!

Абдул-Азис, по-видимому, находил удовольствие в заманчивой картине, которую рисовал ему военный министр, он задумчиво слушал его и позволил ему продолжать.

— Большинство слуг вашего величества стоят за этот план, противники же его и ненадежные будут в ночь накануне решительного дня арестованы в своих квартирах. Примкнув к новому закону, они тотчас же будут освобождены. Если народ возмутится, тогда выступят на сцену штыки. Принцы будут отправлены в отдаленное место, а от имени наследника принца Юссуфа будут розданы народу деньги. За один день решится все и, не дожидаясь согласия Шейха-уль-Ислама, желание вашего величества будет приведено в исполнение.

— Я обдумаю твой план, Гуссейн-паша, — отвечал султан.

Затем, отдав визирю еще несколько распоряжении, отпустил его.

Сади не мог больше сдерживать себя. Как только Гуссейн вышел из кабинета, он бросился перед султаном на колени.

— О чем хочешь ты просить, Сади-паша? — спросил Абдул-Азис.

— Быть милостиво выслушанным вашим величеством! — отвечал Сади. — Речь Гуссейна не была речью верного слуги, умоляю ваше величество оставить его слова без внимания! Это были слова предателя!

Даже Гассан был удивлен этой неожиданной выходкой Сади, но тот следовал влечению своего сердца.

— Не отвергайте, ваше величество, моей просьбы, — продолжал он, — внутренний голос говорит мне, что за словами этого визиря скрываются измена, фальшь, что заставляет меня трепетать за жизнь вашего величества!

— Что ты сказал?! — резко и сердито перебил молодого пашу султан. — Обвинение твое падает на испытанного советника и слугу моего трона!

— Внутренний голос не обманывает меня, я взываю о милостивом внимании вашего величества! Заманчивые предложения визиря фальшивы, а если и не так, то это результат заблуждения, последствия которого будут ужасны! — сказал Сади.

— Довольно, Сади-паша! — закричал султан. — Я извиняю твою опрометчивость твоими добрыми намерениями, но в этом случае просьба твоя опрометчива и недальновидна. Ступай!

Сади встал, предостерегающий голос его не был услышан, он только навредил себе своими словами, он это почувствовал, он впал в немилость, но нисколько на раскаивался, так как не мог поступить иначе.

III. Отравление великого визиря

Единственное влиятельное лицо при дворе, которое оставалось противником бывшего Шейха-уль-Ислама и все еще мешало его замыслам, единственное лицо, которого еще боялся Мансур-эфенди, был великий визирь.

Махмуд-паша был человек энергичный, хотя о внутреннем правлении его и говорили мало хорошего, но он твердо следовал своим планам и вникал в планы других. Мы знаем, что в продолжение многих лет он уже был противником Шейха-уль-Ислама, и Мансур неоднократно называл его интриганом.

Кайрула-эфенди, новый Шейх-уль-Ислам, был человек пожилой, держался вдали от двора и не слишком много давал поводов говорить о себе. Он был более под стать великому визирю, чем Мансур, который ненавидел и боялся великого визиря, потому что он один понимал его планы.

Мансур хотел возвести на престол принца Мурада и был вполне уверен в его благодарности за такую услугу. В пользу насильственного низвержения султана кроме Рашида и Гуссейна-Авни-паши были также визирь Халиль-паша, морской министр Ахмед-Кайзерли-паша и Мидхат-паша. Мансур нашел уже нового преемника великому визирю в лице преданного ему Мехмеда-Рушди-паши, по прежде всего надо было во что бы то ни стало устранить Махмуда.

При этом, однако, надо было избегать всякого шума; открытое насилие, убийство, нападение не могли иметь места, к тому же подобное дело трудно было выполнить. Великий визирь никогда не выезжал без свиты, и, кроме того, рассказывали, что он, по совету одного посланника, носил под сорочкой толстую кожаную кольчугу, которая вполне предохраняла его от ударов и пуль. Надо было, значит, избрать другой путь.

Мансур-эфенди только потому взял к себе в услужение грека Лаццаро, что у него были свои причины купить его молчание и он пока еще нуждался в услугах грека. Извлекая из него необходимую пользу, Мансур… Но не будем забегать вперед.

Лаццаро был при Мансуре и давно уже заметил, что тот ненавидел и боялся великого визиря.

— Что, ваша светлость, если бы Махмуд-паша умер скоропостижно? — тихо спросил Лаццаро, все еще величая своего господина прежним титулом и стоя в почтительной позе, глядя искоса на Мансура своим страшным взглядом.

— Говорят, великий визирь по временам прихварывает, — отвечал Мансур-эфенди.

Никто, кроме него, ничего не знал об этом, но Лаццаро тотчас же понял смысл этих слов.

— Правда, ходят такие слухи, — сказал он, украдкой посмеиваясь. — Махмуд-паша уже немолод, к тому же он довольно тучен — при подобном сложении с ним может случиться что-нибудь недоброе, например, в один прекрасный день он скоропостижно умрет.

— Невелика будет потеря для государства.

— А ваша светлость избавится от одного противника. Мне хотелось бы сделать один опыт — у меня в Галате есть одна знакомая, которая в былое время много странствовала и привезла с собой из одного персидского монастыря много прелестных вещиц! Она показывала мне однажды тоненький кожаный мешочек, но надо быть с ним чрезвычайно осторожным! Между редкостными средствами против всякого рода припадков имеются и такие, что при случае могут иметь опасное действие. Мне помнится, что раз она показывала мне маленькую коробочку с желтой цветочной пылью и говорила, что она ядовита. Кому наскучит жизнь и кто захочет умереть, тому стоит только понюхать эту коробочку. Одного запаха, тонкой струйки этой пыли достаточно, чтобы вызвать мгновенную смерть.

— Достаточно одного вдыхания этой цветочной пыли? Вот уж действительно редкое средство!

— У моей знакомой в Галате их много! Мне помнится, в одном из ее кожаных мешочков есть несколько зернышек: кто проглотит хоть одно из них, делается жертвой неминуемой смерти.

— По-моему, цветочная пыль лучше, ведь зернышко все равно, что пилюля, а пилюли зря не принимают.

— Так-то так, ваша светлость, но ведь можно растолочь это зернышко в порошок и насыпать в стакан, — сказал Лаццаро, — у моей знакомой есть еще более редкие средства! Так, в одном флакончике у нее есть белый, прозрачный, как вода, сок, она говорит, будто он выжат из корня одного цветка, растущего в монастыре далеко в Персии. Сок этот действует как экстракт гашиша, но в десять раз сильнее его! Одной капли достаточно, чтобы вызвать чудеснейшие видения, двумя — можно возвести душу к небесам, а трех капель достаточно для того, чтобы она уже никогда больше не возвращалась на землю, чтобы человек заснул навеки!