Степан Злобин - Степан Разин. Книга первая Страница 4

— Дывись, атаманы, что там за вершники! — воскликнул Степан, довольный, что первым увидел на берегу поспешавших казаков. Все оглянулись.

— Бачьте, братове, гонцы якись, что ли! С чем бы? — заговорили казаки.

— Наметом идут. Кубыть, к переправе.

— Эх, смотри, припоздали! — сочувственно протянул кто-то.

— Не наши станичные, словно б чужие.

— Да то запорожцы! Гляньте-ка: польски жупаны и шаровары красные, как у турка!

Всадники, видимо, тоже заметили отваливший от берега паром. Передний из них, сияв шапку, махал ею плывущим. Он что-то крикнул, но ветер отнес его крик.

— Лихо спешат гонцы! Знать, крепко побили польских панов! — довольно сказал с седла старый Разя. — Стой, стой, дядько Иван! Ворочай! — закричал он паромщику. — Поворотимся к берегу, подождем!

— Диду Тимош, ты всем запорожцам свойственник: кому — кум, кому — сват! — с насмешкой заметил дородный щеголеватый казак с бирюзовой серьгой в ухе. — Пошто ворочаться! Пождут у бережка, да в другой раз и перевезутся!

— Пождут, не беда! Нам уж рукой подать, — подхватили казаки, спешившие на базар.

— Полно глазеть, атаманы! Тяни дружней! — крикнул паромщик.

Запорожцы взлетели вскачь на кручу над переправой. С берега донесся их крик в несколько голосов.

— Зараз ворочу-усь! — сложив ладони трубою, откликнулся паромщик в сторону берега и ответно махнул шапкой.

Паром уже достиг середины течения, когда запоздалые всадники спустились к воде. Как бы смерив взглядом ширину реки, их вожак из-под ладони взглянул на Черкасский остров и разом спрянул с коня. Вслед за ним спешились и остальные украинцы.

— А головой у них Боба! — обрадованно узнал Тимофей Разя. — Бобу по малым делам не пошлет Запорожье!

Старый знакомец Рази полковник Андрий Боба в последний раз приезжал на Дон перед весной для покупки казацкой сбруи. Сорок тысяч конских удил и столько же пар железных стремян заказал он тогда донским кузнецам, чтобы не ковать их на Украине, где панские подсыль-щики могли увидать прежде времени подготовку украинцев к битвам против ненавистного панского ига. Да еще ухитрился Боба тогда где-то тайком купить сотню бочонков пороху и толику свинцу панам на гостинцы. Когда он уезжал домой, то наказывал ждать вестей о великих победах над польским панством. И вот прискакал теперь сам, должно быть, с большими вестями.

— Надысь проезжал из Польши домой армянин. Такая война, говорил, — и товары покинул, абы душу спасти. Запорожцы, мол, гонят панов и колотят, — заметил казак с серьгой.

— Пошли им господь одоленье! — сказал Тимофей. Он снял шапку и перекрестился.

— Дай бог! — подхватили вокруг на пароме.

— Батька! А что же он на буланом? Ведь он прошлый год купил Воронка! Неужто сменял? — звонко спросил Стенька.

— Да что они, чертовы дети, купаться затеяли, что ли! — тревожно выкрикнул удивленный паромщик, заметив, что запорожцы начали раздеваться.

С парома глядели на берег с любопытством: гонцы поскидали с себя одежду, освободили коней от подпруг и по-татарски сложили платье и седла на вязанки сухого камышняка, захваченного с собой для переправ через реки.

— Батька, куда ж они?! Ведь вода ледяная! — в волненье воскликнул Стенька, когда запорожцы направили лошадей в осенние воды глубокого Дона.

— Куда вы там, бешены черти! Зараз ворочу-усь! — закричал им паромщик.

Во всех челнах и ладьях гребцы покидали весла, уставившись на запорожских вестников.

Когда кони зашли глубоко и могучее течение начало быстро сносить их книзу, всадники поспрыгивали с коней в воду и, держась за их гривы, пустились вплавь…

Донские казаки издавна были союзниками запорожцев в борьбе со степными ордами, которые рвались на север с приморского юга.

Плечом к плечу стоял Дон с Запорожьем, и много раз под татарскими саблями смешивалась их кровь. В битвах с крымцами множество запорожских казаков было вызволено донцами из турецко-татарской неволи и немало пленных донцов избавлено запорожцами. А сколько украинских крестьян уходило от мести польского шляхетного панства в пределы донских земель и в соседнюю Слободскую Украину, где вырастали их поселения и создавались новые станицы и города. У казаков был почти что один язык; одна вера и давняя дружба связывали их. На Дону всегда радовались победам запорожцев и сочувствовали их поражениям…

Паром достиг черкасского берега, но никто из казаков, переправившихся на нем, теперь не спешил уже в город, будто не они только что отказались воротиться за запорожцами. Никто не ушел от пристани, и все дожидались, пока чужедальние гости осилят холодный Дон.

С десяток черкасских жителей уже бежали к берегу с теплыми зипунами, чекменями и кожухами, казачки — с горячими пирогами.

Но, выйдя на берег, запорожцы приняли только по чарке водки, натянули на посиневшие тела свое платье и молча стали седлать прозябших коней.

— Ондрий, здорово, брат! — воскликнул Разя, кинувшись к вожаку запорожцев.

Боба обнялся с боевым товарищем, потрепал по плечу «разиненка».

— Дядько Боба, а где же твой Воронок? — спросил Стенька.

— Забили, хлопче, паны проклятые Воронка. Метили пулей в лыцаря, да попали в коня, — сказал Боба, затягивая подпругу на своем молодом Буланке.

— Пошто торопились так, атаманы? Чего вам было парома не подождать? — с обидой спросил паромщик.

— По то и спешили, что единого часа терпеть не можно: хаты горят, дети гинут у нас! — угрюмо сказал Боба, уже ставя ногу в стремя. — Приходите, добрые атаманы, на круг послушать да слово свое сказать за наше правое дело, — вскочив на коня, обратился он к донским казакам.

И все товарищи Бобы, суровые, без улыбки привета, вскочили по коням и поскакали в город в сопровождении ватаги донских казаков.

— Вот тебе и Варшаву взяли! — развел руками казак с серьгой в ухе.

— Гайда, Стенько! — позвал Тимофей сына, тронув бока своего Каурого.

Они проскакали мимо городского глиняного вала, укрепленного плетнем от размыва, и въехали в город. Но вместо того, чтобы двинуться в общем потоке к войсковой избе, они свернули в сторону и удержали коней перед богатым домом войскового атамана Корнилы Яковлевича Ходнева, украшенным замысловатой резьбой белых наличников, яркой зеленой краской стен, цветными стеклами в окнах и золотым петухом на высокой кровле.

Батька крестный

Стенька был крестником и баловнем атамана.

С месяц назад, когда Разя ездил в Черкасск, войсковой атаман посетовал, что старый не взял с собой Стеньку, для которого у него лежал приготовленный подарок — мушкет иноземного дела.

Стенька мечтал об этом ружье со всем мальчишеским пылом. Но, кроме подарка, его влекла в Черкасск также и бескорыстная, искренняя привязанность к атаману Корниле. Он восхищал Стеньку величием, важностью и богатством, как и независимостью суждений и властным обхождением с людьми. Подражать во всем крестному, вырасти таким, как он, и стать войсковым атаманом было заветным желанием Стеньки.

Тимофей Разя иначе относился к куму: ему не нравилась боярская холя, в которой жил войсковой атаман и которая, по мнению Рази, не пристала казаку. Он недолюбливал в Корниле богаческую спесь и воеводский покрик.

Но когда злые языки говорили, что атаман завел тайные сговоры с московским боярством, Разя решительно отвергал этот поклеп:

«Нет, не таков кум Корнила, чтобы продать казачество московским боярам. Хитрость его понуждает хлеб-соль водить с горлатными шапками. Чем раздором да поперечною сварой, — он крепче удержит хитростью волю казачью от жадных боярских рук».

Тимофей втайне даже несколько гордился близостью атамана со своим семейством и его любовью к живому, горячему Стеньке.

Не сходя с седла, Разя с нарочитой смелостью стукнул в косяк окна рукояткой плети.

— Эй, кум Корней, заспался! — крикнул он. — Гонцы с Запорожья, кум!

— Здоров, кум Тимош! — узнав Тимофея по голосу, лениво и хрипло откликнулся атаман из-за закрытой ставни. — Чего ты трудишься, кум? Не молод! На то довольно у нас вестовых казаков в войсковой избе, чтобы бегать с повесткой.

— Я, кум, хотел тебя упредить по дружбе. Мыслю: важное дело послы привезли. А коли тебе не надобно, то уж не обессудь за тревогу. Ваши, значных людей, порядки иные, не как у простых казаков, — сказал с обидою Разя. — Едем, Стенька, — позвал он и тронул коня.

— Кум! Эй, кум! — крикнул Корнила вдогонку. — Воротись-ка, кум! Я спросонок, может, неладно сказал. Воротись! — Атаман распахнул окно и предстал в чем мать родила. — Ух, как солнышко светит! Ай лето назад пришло? Заходи, зараз встану, оболокусь, — сказал атаман и, тут только заметив Стеньку, с неожиданной приветливостью улыбнулся. — А-а, и крестник здесь! Здоров, Стенька, здоров? За ружьем? Уговор — дело свято. Получишь нынче ружье. Веди батьку в курень.