Станислав Хабаров - Юрьев день Страница 4

– Ничего, по-твоему? – с веселостью в голосе отозвался Вадим.

– А что? Ничего, – пробормотал Чембарисов уже без прежней уверенности.

– Не втаптывай в грязь свои идеалы, – вмешался Аркадий Взоров. – Она действительно хороша и знает цену себе. А если забудет, ей тотчас напомнят. Вон сколько их с дурацкими вопросами у её справочного столика. А она думает, наверное, отчего мужчины такие глупые? Может, в жизни не видела она умного мужчину. Понимаешь, ни разу… Ты бы сходил, Маэстрик.

– Я протестую, – сказал Маэстро.

– Тоже мне, протестую, – передразнил его Вадим. – Прошу всех отвернуться. Особенно Зайцева. Претит ему, видите ли, полигонное воздержание. От первой встречной женщины ошалел.

«Шутят, – подумал Маэстро, – пусть шутят». Оттого и шутят, что на душе у них кошки скребут. Коррекция будет без них. Но почему? Служебные ведь самолеты – всепогодные. Вот они здесь, а он летит себе в безмерной пустоте, их голубчик, удивительно сложный и одновременно одноразовый, на один полёт. И получается не по-людски: приучат, заставят сердцем прикипеть, а привяжешься, отберут.

Рядом смеялись, но это его не трогало. И на девушку в форме ГВФ он не взглянул. «Мало ли прекрасного в мире, и эта девушка из ГВФ красива обычной узаконенной красотой, как все эти „мисс Мира“ и „мисс Вселенная“, что стали печатать теперь даже в конце технических журналов». Да, и при желании он бы не смог на неё взглянуть, Взоров загораживал, но тут Взоров отодвинулся, и он её увидел. Она сидела прямо и трогательно, и была так хороша, что дух захватывало.

«Занять их следует, – подумал Вадим, оглядывая ожидающих. – Но отчего это нет самолёта? И не из-за погоды. Свои летают ведь в любую погоду… Испытание бездействием. Пускай хотя бы здесь отдохнут от непрерывного „давай-давай“».

На огромных окнах аэропорта масляной краской были намалеваны огромные уродливые цветы, а рядом на запотевшем стекле кто-то пальцем вывел прекрасный женский силуэт. И выходило, что мир не без талантливых людей, но не всегда они в нужном месте. И их место не здесь, а на НИПе[3] – в пункте управления, откуда в короткой зоне видимости начнется сеанс управления «гибридом» – межпланетной АМС.[4] Впрочем незаменимых нет. И без них справятся. С тем или иным успехом. Вот именно. А нужно с наивысшим успехом, когда летит их голубчик, в котором их мечты и чаяния.

Чембарисов всем видом выказывал довольство судьбой. Дремал, изредка выпадая из сна, спрашивал и вновь проваливался в дремотную пелену снов.

– Эх, хорошо на белом свете жить, – сказал он, зевая, – никто тебя не дёргает.

– Хорошо жить – плохо, – отозвался Аркадия Взоров, – цель пропадает.

– Это смотря какая цель, – не удержался Вадим.

И они снова заспорили.

– Управление должно быть выделено, – настаивал Аркадий Взоров, – вы просто – отсталый. Управление полетами – отдельный этап.

– Какими полетами? Серийными, а у нас – экспериментальные.

«Как хороша, – думал Маэстро, взглядывая на девушку ГВФ. – Интересно, осознает ли она свою красоту или к красоте привыкают, как и к уродству?»

Он смотрел на неё короткими взглядами, и это доставляло ему тайное удовольствие. Что-то оттаивало внутри. Он чувствовал ещё в себе пустоту, но это была пустота ожидания в предчувствии заполнения её.

До своей первой поездки на ТП Маэстро считал себя чрезвычайно влюбчивым. Он мог неожиданно влюбиться, например, в девушку, встречавшуюся ему на улице по утрам. Сначала, встретив её, он отмечал про себя мимоходом, что она недурна и не более того. Потом ожидал встречи с ней, просыпался и думал, что встреча ещё впереди, и огорчался, не встретив. Когда он взглядывал на неё, в груди у него щемило. И ему казалось, что она знает и чувствует то же самое. Он был большой выдумщик. Однако, когда она исчезала с горизонта, он недолго жалел, понимал, что это всё не всерьез, и ожидал серьезной любви.

Как и многим несобранным людям, Маэстро хотелось организоваться, распланировать жизнь, как садик, убрав заросли и бурелом. Тогда на всё бы хватало времени, но так постоянно не получалось, хотя он жил в общежитии и не был обременён семьей. А, может, это и мешало. Каждый вечер проблема: где ужинать и куда пойти?

Он постоянно занимался организацией труда и быта, составлял планы на день и на неделю, а временами начинал даже «новую жизнь»: пересиливал себя, делал то, что не хотелось. Это не сложно. Нужно только браться сразу, не раздумывая. Регулярно делал зарядку и по утрам обливался, а после первой поездки на ТП наметил себе правила тренировочных знакомств.

«Обязательно нужно знакомиться, – убеждал он себя, – обязательно и принудительно, по несколько знакомств в день. Это необходимо, а то я не умею сходиться с людьми, например, как Славка. У него все знакомые и друзья».

Разговаривать в первый раз ему было просто мучительно, потому что он думал и за себя и за собеседника. «Нужно больше знакомиться. Особенно с женщинами. Это естественней. Нужно отработать манеру держаться и легкий стиль».

Но знакомиться ему было мучительно, и он откладывал обязательные знакомства на неопределенный срок. Очень стойким иммунитетом оказался стыд от первой поездки на ТП.

– Красиво здесь, – признался Маэстро, поглядывая на светящийся, стеклянный вестибюль гостиницы.

– Обожди, – сказал ему Славка. – Сейчас закину удочку насчет двухместного, отдельного. Жди меня здесь.

И он подошел к мужчине, одиноко стоявшему на шоссе.

Вдоль шоссе гуляли парами и коллективами, и стук каблучков влетал во все окна обеих гостиниц, потому что все окна и балконные двери и даже многие двери в коридор были распахнуты настежь.

– Двадцать третья, – выходила из светящегося вестибюля дежурная. Двадцать третья.

Дежурная была симпатичная и молоденькая, высокая, широкими чуть вывернутыми губами напоминающая Брижит Бардо.

– Мальчики, – обращалась она к стоящим вокруг, – покричите Варсанофьева.

– Варсанофьев! – кричали снизу, а на третьем этаже выводили старательно:

«Улица, улица,Улица широк-а-я…»

– тянули женский и мужской голоса.

«Отчего ты, улица,Стала кривобокая?»

Мужской голос медлил, растягивал слова, и оттого «широкая» выходило длинно.

– Вар-са-нофь-ев!

– Кого? – закричали с балкона на третьем.

– Варсанофьева к телефону. Я больше не могу кричать, – расстроено говорила дежурная.

– Леночка, – гремел сверху появившийся Варсанофьев. – Давай к нам и кричать будет не надо. Будем говорить шёпотом.

– Давайте скорей. И где это Дашка заблудилась? – спрашивала дежурная. А обрадованные командированные, которым нечего было делать, кричали хором:

– Да-ша, где ты блу-дишь?

В это время с другой стороны дома заиграл магнитофон, и дежурная сказала с сожалением:

– Где это играет? Ах, где это играет? Мальчики, позовите, если позвонят, – и она пошла вокруг дома, посмотреть, где это играют.

– Бедная, – почему-то пожалел её Маэстро. – Скучно ей здесь, Он посмотрел на тонкую удаляющуюся фигурку, на частые пуговички «по позвоночнику», изгибающиеся при ходьбе, и ему стало горько и грустно, как будто что-то прекрасное проходило мимо. Он совсем не ожидал теплого вечера и этой грусти и тоски по непонятному и несбыточному. Когда он прежде думал о ТП, то представлял цех, похожий на сборочный в Краснограде, пустыню и жару.

Глава 4

– Не слушай, их Юра, – сказал Аркадий Взоров. – Они тебе завидуют. Тебе все завидуют. На твоем пути будет множество соблазнов, но ты терпи.

– Терпеть нельзя, а то комплексы начнутся, – сказал Чембарисов и замолчал, потому что Вадим Палыч строго взглянул на него.

– Не требуй журнала, Юра, – не унимался Аркадий Взоров. – Терпи. Что жизнь? Набор неудовлетворённых желаний.

«О чём они разговаривают? – подумал Маэстро, поглядывая в сторону справочного столика. – О чём ещё можно спрашивать её, не связанном с рейсами, багажом и автобусами? О чём это Славка? Анекдоты рассказывает? Он всегда знакомится с анекдотов или гадания по руке. Я не жулик, я – хиромант, – это из него, как из автомата, – как Сулла, Цезарь или Ибн-Сина-Абу-Али. Это линия любви. Бугор Венеры говорит о темпераменте. Темперамент у вас ничего, в порядке. Далее число детей, любимых или любовников. И так далее… Интересно, о чём они разговаривают?»

– Девушка, – повторил Славка, не отходя от справочного столика.

– Не могу, – вежливо и безразлично отвечала она. – Это запрещено инструкцией.

– У вас на все случаи жизни есть инструкция? На случай пожара есть?

– Есть, – отвечала девушка, не поднимая головы.

– А на случай атомного нападения?

– Отойдите, я вас очень прошу.