Людмила Гринченко - Значит, не было бы и меня. Исторический роман Страница 4

– Здрасте, я Анфиса Петровна, – тут же представила она сама себя.

Ульяна улыбнулась, а сама подумала, что тут знакомиться, когда её все село знает.

– Анфиса, знакомы ведь уже. Это ж я, Ульяна. Мы с тобой летом на картошку ездили, – напомнила она.

– Да, да… Что-то припоминаю, – произнесла Анфиска, уже успев утратить интерес к её персоне.

Она засмотрелась на Катерину, а точнее на Антона, который смотрел на девушку, как кот на сметану.

– А это кто у нас такая красавица? – спросила она.

– Я Катерина, сестра Ульяны, из-под Курска приехала, – смутившись, ответила сама девушка.

Катерина сразу почувствовала на себе заинтересованный взгляд незнакомца, но предпочла сделать вид, что ничего не заметила.

– Катерина, значит. Очень приятно, а я Анфиса Петровна, можно просто Анфиса, – улыбаясь, произнесла та.

– Анфиса Петровна, а ну ка покажи девчатам, что да как. А то время то идёт, а коровы не доены, телята не кормлены. А мы всё тут лясы точим, – напомнил председатель.

Анфиска подбежала к Ульяне и Катерине, как будто вокруг никого больше не было, и, взяв их под руки, пошла, показывать, что от них требуется.

– А вы чего стоите? – спросил с улыбкой Степан Гаврилович, обращаясь к остальным.

Все стразу оживились и тут же направились по своим делам.

– Антон, а ты чего замер? Не уж-то Катерина понравилась? – спросил председатель, глядя как тот провожает взглядом статную фигуру девушки.

– Ты, смотри, не балуй! А то всё твоей Олесе расскажу. Святая баба, памятник ей при жизни должен поставить. И помни: у тебя детишек уже двое, – напомнил по-отечески председатель, хлопая по плечу.

Напоминание о детях и жене вернуло Антона на землю, но на Катерину он глаз всё-таки положил.

Целый день Ульяна и Катерина возились в коровнике. И подоить надо и телят покормить. Коровам и подросшим сена дать, соломки подстелить, воды чистой налить и, конечно же, стойла почистить. … Работать, не переработать. Что говорить вымотались сёстры с непривычки за целый день.

Ульяна работала, как обычно, с полной отдачей, а это было тяжело не заметить.

– Ульяна Даниловна, вы как всегда работаете не покладая рук, – с улыбкой произнёс Степан Гаврилович, издали наблюдая, как та возится с телятами.

– Как могу, – вытирая пот со лба, ответила Ульяна и улыбнулась.

– Как детишки? – поинтересовался он. – А Колька? Хоть чем-нибудь вам помогает?

– Нет. Я его уже больше двух лет не видала, и видеть не желаю, – ответила Ульяна, скинув улыбку со своего лица.

Степан Гаврилович провёл рукой по густым усам, почесал затылок под шапкой и произнёс:

– Да… Паршивец он! И вспоминать о нём не стоит. А ты… баба видная, погоди, кого себе и приглядишь…

– Ой! Не смеши, Гаврилович! Кому нужна баба, которой уже за сорок, да еще и с двумя детьми, – ответила Ульяна, закрывая загородку в стойле.

– А ты не говори так. Я ж говорю, что баба ты видная, глядишь, кто и найдётся, – снова повторился председатель.

Ульяна убрала волосы под платок, немного отряхнула фуфайку от соломы и сказала напрямую:

– Степан Гаврилович, а не ты ли ко мне клинья подбиваешь?!

Тот опешил и сразу смутился, завертел головой по сторонам, чтобы никто не услышал. Тут в коровнике и у рогатых уши есть!

– А что? Я не мужик что ли? – ели сдерживаясь, произнёс председатель.

От таких слов Ульяна оторопела и, сама того не ожидая, рассмеялась.

– Ульянка-а! Скоро домой? Я уже закончила. А то смотри, ветер поднялся и темно уже…, – окликнула не совсем вовремя Катерина.

Ульяна подошла к председателю и, хлопая его по плечу, вздохнув, произнесла:

– Хороший ты человек, Степан Гаврилович, а всё туда же…

Затем она ему улыбнулась и ответила сестре:

– Да!!! Уже идём, я тоже закончила.

Председатель стоял, как вкопанный, наблюдая за сёстрами.

Ульяна подошла к Катерине и обе направились к выходу.

– Ульяна! Не бери в голову! Хоть детям литр молока возьми! – прокричал он вдогонку.

Та, услышав такое предложение, обернулась. Она знала, что и так своих детей в последнее время особо не баловала.

– Спасибо, Степан Григорьевич, возьму, – произнесла она, а сама задумалась.

Может председатель и прав, что ж она двоих детей сама всё тянет. И самой тяжело, да и они не доедают. Дочке сапожки новые на весну нужны… Черт, с этим Колькой! Пусть живёт, как знает! К ней он всё равно не вернётся, да и сама он его на порог не пустит. Возможно и вправду пора о себе подумать, размышляла Ульяна, пробираясь сквозь заметённые сугробы домой.

Катерина плелась рядом, уставшая, но довольная первым рабочим днём.

Глава 4

Дети ждали дома. Настасья сама сварила суп, Васька натаскал и нарубал дров, это значит, что дома было тепло и сытно.

– Какие же вы у меня молодцы! – похвалила Ульяна, видя, что дома тепло и пахнет снедью. – А у меня для вас молоко! Только что из-под коровки!

– Молоко!!! – в два голоса прокричали ребятишки и подбежали к матери.

Ульяна отдала им бидончик, а сама стала раздеваться. Катерина разделась и поставила валенки поближе к печи.

– Тёть Кать, мам! Давайте за стол, – предложила Настасья.

– Как время летит! Вроде бы недавно на руках носили, пелёнки меняли, а теперь уже и сами печь топят и есть готовят, – задумчиво произнесла Ульяна.

– И не говори, сестрёнка! Какие уже у меня взрослые и самостоятельные племянники, – добавила Катерина.

Сёстры вымыли руки и сели за стол. Васька уселся рядом, а Настасья, как истинная хозяйка, подала на стол. Она разлила по тарелкам суп, а затем принесла блюдо, накрытое полотенцем.

– А это что? – удивилась Ульяна.

– А это… попробуйте, – смутилась маленькая хозяйка и сняла полотенце.

Это был хлеб! Самый настоящий, свежеиспечённый! Немного несуразный, как для первого раза, но очень душистый!

– Настасья!? Ты сама испекла хлеб? – спросила Ульяна, глядя удивленно на дочь.

Запасы муки ещё оставались с осени и хлеб Ульяна обычно пекла сама.

– Да… попробуйте… может не удался, – неуверенно ответила та.

– Давай его сюда, – захлопотала Катерина и порезала хлеб ножом. – Пропёкся, значит вкусный, – подбодрила она племянницу.

– Молодец, очень вкусно. Помощники, вы мои, – чуть ли не плача произнесла Ульяна, откусив кусочек хлеба и попробовав ложку супа.

– Да, очень вкусно, – согласилась с ней Катерина.

А сама взяла кусочек корочки и поднесла к губам, он был ещё тёплый и пах ароматным житом. Она закрыла глаза и ей почему- то сразу вспомнился отец. Когда его не стало, ей было всего десять лет, но тот день она будет помнить до конца жизни…

***********************************

Эти дни были самые страшные, самые жуткие в её жизни. В канун 1933 года в их доме, где кроме неё было ещё сестра и два маленьких братика, еда катастрофически заканчивалась. Ульяна была самая старшая и уже с ними не жила. Все запасы зерна, крупы и муки отобрали большевики и вывезли из их села. Отец с матерью только и успели под порогом в доме запрятать мешок зерна. Закопали, постелили дорожку, как ничего и не было.

В их селе по непонятным для десятилетнего ребёнка причинам стало голодно и страшно. Стали пропадать коты и собаки…. Два маленьких братца умерли с голоду на её глазах. Сначала Санечка, ему было всего один годик…. А потом и Матвейка…. Ему не было и четырёх лет…. Она никогда не забудет их голубые глазки, которые со временем потускнели и провалились в глубину лица…. Отец приносил из лесу домой птичек, а мама варила из них суп…. А когда и птички закончились… варили крыс…. Но те были до того тощие, что есть в них было особо нечего. А одна их соседка, вообще обезумела, стала вспоминать Катерина.

Будучи ещё ребёнком, Катерина выходила гулять на улицу с другими детьми. И вот она по обычаю, зашла за своим другом Лёшкой. Когда вошла в дом, то увидела, что его семья обедает, а Лешкина мама сидит, рыдает и ничего не ест.

– Тёть Зин, а Лёшка гулять пойдёт? – спросила маленькая Катя, высовываясь из-за двери.

Женщина сидела, обхватив руками голову. Затем обернулась к ней, глядя стеклянными глазами и спросила:

– А ты сегодня ела?

В животе предательски забурчало, что слышно стало, как показалась Катерине, всем. Она с утра съела немного проросших зёрен, но есть попросить постеснялась.

– Нет, спасибо. Я не голодна…. А Лёшка выйдет?

Женщина с запавшими скулами и исхудавшими руками тяжело вздохнула и залились слезами.

– Нет… Лёшик больше не выйдет, – тихо произнесла она, глядя в никуда.

– Он, что заболел? Тогда я завтра зайду…

– Не надо заходить…. Лёша больше не выйдет…. Его больше нет…. Он умер…, – всхлипывая, пробормотала тётя Зина.

Кате стало как-то не по себе от услышанного и, она машинально перевела взгляд на большущую кастрюлю, стоявшую на плите. Из нее торчала детская нога…. Катя завизжала и бросилась прочь….