Анна Птицина - Iстамбул Страница 4

– Отстань! – пискнула девушка, а сама метнула свои чёрные глазищи на Сашу и засмеялась. – Ишь, командир!

– Оставь её, Толик. – Наклонилась над Толяном толстая кудрявая блондинка с блестящими красными губами. – Пусть маненько тут… уж больно уговаривала… на городского хотела посмотреть.

Толстуха захихикала, когда Толян ущипнул её за вываливающуюся грудь, и помчалась дальше, увлекаемая сильными руками распаляющих свою кровь самцов. А Толян, всё ещё крепко держа Любашку за подол, притянул её ещё ближе к себе и процедил:

– Чтобы духу твоего через час тут не было! Ясно?

– Ясно, – обидчиво ответила девушка, а сама снова беззастенчиво долгим взглядом измерила Сашу и спросила его. – Может, потанцуем?

– Может и потанцуем, – с улыбкой ответил Саша, вдруг вообразив эту хорошенькую, плотную, как наливное яблочко, девушку в своих объятиях. Ему и в самом деле неудержимо захотелось полапать эту аппетитную молодушку с чёрными, будто маслянистыми загадочными глазами, так и тянущуюся к нему.

– Санька, ты это… гляди, – шепнул ему на ухо, когда тот протискивался мимо, закадычный дружок, – мала она ещё…

Но Сашка уже ни о чём не думал. Чёрные глаза, не отпускающие его ни на секунду, увлекли его за собой, как в омут. Не успел он прижаться к разгорячённому, пышущему жаром телу, как кто-то вырубил музыку.

– Ну-у-у… – разнеслось из разных уголков зала. – Так нельзя… только начали…

– Вот именно! – скомандовал Толян. – Ещё только начало, а у вас тут… кажется, у кого-то уже и кульминация, ё… … Давайте посидим, поговорим. Познакомимся, в конце концов, по-человечески! Ну-ка, наливай!

К рассевшимся вокруг стола присоединились те, кто выходил покурить на улицу. Толян распоряжался выпивкой, Валера следил за обновлением закусок. За столом текли разговоры, всё больше на тему объединявшего всех прошлого, потому что, как оказалось, почти половина из тех, кто находился здесь, были уже не деревенскими, они специально приехали сюда по приглашению Валеры и вспоминали, кроме всего прочего, уже не раз до этого проведённые совместные посиделки.

Как-то само собою получилось, что Любашка оказалась рядом с Сашей. С одной стороны от него сидел Толян, а с другой – она. Толян, разливая водку, наливал ей каждый раз понемножечку, тут же разбавляя лимонадом. К Саше он претензий не имел, т. к. он и Любашка сидели смирно и прилично, ничем не выдавая связывающую уже их тайную страсть. Левые свои руки и Саша, и Любаша завели за спины, взялись нежно друг за друга и гладили, гладили, гладили бесконечно пальцами пальцы, переплетая, перебирая их, сжимая, отпуская и вновь сжимая. Правые руки их лежали кистями на столе, в нужный момент поднимали рюмки, брали вилки, угощали друг друга спелыми виноградинами или дольками почищенных мандаринов.

Эти невинные вроде бы прикосновения рук за спинами, там, где никто их не мог увидеть, потому что они сидели на узком диване, доставляли Саше неизъяснимое удовольствие. Видно было, что и Любаше необычайно приятно такое тайное общение со взрослым парнем. Время от времени она поднимала глаза от своей тарелки и ловила его затуманенный взгляд, полный неги.

Они одновременно придвинули плотнее и до того касающиеся друг друга ноги. Любашка скинула туфлю и обвила своей ножкой Сашину ногу, зацепившись пальцами ниже его щиколотки. Такого удовольствия Саша ещё никогда не испытывал. От чего? От прикосновения пальцами пальцев? От ноги без туфли, покоящейся на его ноге?

Внешне они выглядели совершенно невинно, и только внимательный взгляд мог бы заметить пылающую внутри страсть. Но внимательных взглядов вокруг не было. Вернее, всё внимание всех взглядов было сосредоточено на том, что лично каждого волнует. Мужчины и женщины уже разбились парами, алкоголь в крови лишь подогревал желания, и никому больше не хотелось вести никаких бесед.

Веселье, шум, музыка – вот чего желала душа. Потому что под шумок можно было незаметно уединиться в одной из пустующих комнат, выйти на улицу будто бы проветриться, так же незаметно вернуться через некоторое время с уставшим, но счастливым видом, и продолжить мальчишник, праздник пошленький, оставляющий после себя, как правило, довольно гнусные воспоминания, но всё равно, может быть, даже этой пошлостью и гнусностью и привлекательный. Праздник долгожданный, редкий – дай бог один-два раза в жизни – и воспринимаемый в дальнейшей семейной жизни (ведь большинство участников мальчишника – женатые мужики) как некий сон эротического содержания, в котором он, человек, которому этот сон снится, ну вот ни капельки не виноват. Сон есть сон, за него ни перед кем не надо ни краснеть, ни держать ответа.

Саше хотелось, чтобы гул голосов за столом, звон тарелок, рюмок, вилок и ножей, весь этот гул многолюдного праздника никогда не кончался. Интуитивно он чувствовал, что дальше этих удовольствий с Любашей у него ничего не произойдёт. Она действительно была девушкой, случайно попавшей сюда, и не должна окунуться в грязь непристойных человеческих отношений, о которых и взрослому-то, видавшему виды человеку, не хочется вспоминать как о том, что было не во сне, а наяву. Он сидел бы так и час, и два рядом с прелестным созданием, рядом с готовым вот-вот распуститься нежным цветком, к которому ещё пока никто не прикасался. Никакой похоти не было в этом общении, Саша чувствовал лишь пульсирующее волнение в груди, в голове, затянутой туманом, и не давал волнению опуститься ниже живота.

Какая девушка! Казавшиеся в полумраке чёрными глаза оказались синими. Густые каштановые волосы выбились из высоко поднятой причёски и прядями спускались на плечи. Белая кожа, тонкий румянец… господи, какая нежная, полупрозрачная кожа, без малейшего изъяна! Щёчки пухлые, зубки белые, всё своё, так щедро отпущенное ей природой. Райское яблочко, персик, налитый сладчайшим нектаром, манящий, притягательный. Понимает ли она сама, как она хороша?

Саша поймал ускользающее от него вчера ощущение, когда в детстве он был влюблён в «милого Светика». Она тоже была, как налитый соком плод, только у неё ещё были ямочки на щеках, когда она улыбалась.

– Сашка, спишь, что ли? – крикнул у него над ухом Толян, опекаемый толстой блондинкой.

Музыка уже вновь гремела, пары покачивались в ритме медленной песни. Любаша сидела смирно, успев выдернуть у него из руки свою ладошку и уже обувшись в скинутую до того туфлю.

– Пошли выйдем. – Кивнул Толян в сторону выхода и стал пробираться между танцующими, пристроив виснущую на нём блондинку к свободному партнёру.

Саша с Любашей встали и тоже пошли к выходу. У самого порога Любаша, встав на цыпочки и пользуясь тем, что вокруг пока был шум и ничьи уши, кроме Сашиных, ничего не услышат, шепнула:

– Я тебя люблю.

Кровь бросилась ему в лицо, а удовольствие, прежде струящееся исключительно в районе груди, разлилось повсеместно, в том числе мощно отдалось внизу живота.

– Ч-ч-чёрт! Сигареты забыл! – вскрикнул Толян и бросился обратно в дом, захлопнув за собой дверь и оставив парочку на крыльце, освещённом рассеянным светом от зашторенных окон.

Любаша подняла руки и обвила шею Александра. Её губы коснулись его губ, и он не смог не ответить на её трепетное прикосновение. После краткого поцелуя он отодвинул своё лицо, вглядываясь во вновь почерневшие и ставшие масляными глаза Любаши, погладил её волосы, нежную, будто светящуюся изнутри щёку. Она взяла его руку и положила на свою грудь:

– Я люблю тебя.

– Любаша…

– Ну же…

Он чуть сжал ладонь, покоящуюся на её груди, и потерял голову. Эта грудь, плотная, круглая, высокая, она тоже напоминала плод, готовый брызнуть распиравшим её соком. Стиснув грудь, ничем, кроме тонкого шёлка, не прикрытую, он другой рукой прижал готовую отдаться хоть сейчас ему девушку к себе, провёл с дрожью по плечу, по такой же плотной крупной руке, поймал кисть, мгновенно просунувшую свои пальчики между его грубых пальцев и ответивших сильным пожатием. Их губы вновь нашли друг друга, и в этот момент появился Толян:

– Оп-п-почки-и-и… вот именно…

Любаша с усилием оторвалась от Саши и нехотя чуть отступила. Он же всё ещё был без ума от этой плоти, так и стремящейся доставить ему неземное блаженство.

– Иди, Любушка, домой, – раскачиваясь с носков на пятки, произнёс ласково Анатолий. – Иди, детка.

– Не называй меня деткой! – со злостью и со слезами в голосе закричала Любаша. – Это не твоё дело!!!

– Ты хоть представляешь, сколько ей лет? – шепнул он, наклонившись к Саше.

– Я его люблю! И он заберёт меня отсюда! Ведь правда, Сашенька, милый? Ведь ты тоже… ведь не можешь же ты… Ну…? Ну посмотри на меня!

– Тебе нет ещё и шестнадцати, – грубо оборвал её Толик.

– Он врёт!!! Не слушай его! – Слёзы уже лились по её щекам, она обмякла, будто её уличили в каком-то преступлении, а когда Саша попытался пожалеть её, она разревелась в голос. – Всё равно я уеду отсюда! Хоть с кем! Хоть куда! К чёрту на кулички!