Шайзада Тохтабаева - Эхо безмолвия Страница 4

Родители Айгуль, зная благоразумие дочери, смотрели на общение с иностранцем спокойно. В то время на общение с гостем издалека, да еще с ученым исследователем, смотрели как на возможность образования. Отец позаботился в свое время, чтобы Айгуль наравне с мальчиками обучилась грамоте у местного муллы, поскольку он, как и другие казахи, стремящиеся к просвещению, знания соотносил с понятием бесконечности. Людвиг не рассматривался как потенциальный жених, поэтому общение с ним ничему не угрожало. Тогда как обычно родители присматривали за отношениями своих дочерей и казахских парней из другого рода, которые периодически приезжали на праздники. Кроме этого, отец Айгуль – Ахмет не страдал излишней приверженностью к старым ортодоксальным традициям. Он всегда приветствовал новшества, если они были разумны и перспективны.

У родителей, помимо семнадцатилетней Айгуль, были еще две младшие дочери – Жибек и Корлан. Не имея сыновей, отец, хоть и страдал внутренне, тем не менее, ценил и любил дочерей. Айгуль, как старшая дочь пользовалась уважением не только собственных родителей, но и других родственников. Она была бойкой и не по годам рассудительной, присматривала за сестренками, давала дельные советы родителям. «Такую никто не сможет обидеть!» – был уверен отец. Хотя ей давно было пора замуж, отец, не желая с ней расставаться, все оттягивал это событие. Он знал, что любой захочет взять в себе в жены его дочь, но ее сердце ни к кому еще не открылось. По тем временам это было редкой ситуацией: девушка в 17 лет оставалась еще девицей.

Однажды вечером Айгуль пришла к Людвигу и сказала, что ее попросили привести его в одну из семей. В вечернее время в казахской юрте, освещенной рассеянным светом заходящего солнца, проникавшим через купольный дымоход, царит особенная атмосфера. Узоры, пронизывающие все предметное окружение в юрте, теряют четкие очертания, они слегка вибрируют, становятся зыбкими, меняющимися, напоминая мираж. Такая обстановка, оказывая легкое воздействие на психику человека, вызывает ощущение некой ирреальности происходящего.

Когда они вошли в юрту, Людвиг, оказавшись в такой обстановке, сразу же ощутил легкое головокружение. Он стал разглядывать узорчатое убранство почетного места, расположенного прямо напротив входа.

«Айгуль!» – позвала женщина с правой стороны помещения. Людвиг повернул голову и остолбенел от увиденного. Одна из старух вытаскивала запеленатого грудного ребенка из пасти волка, лежащего на сундуке. Эта сцена привела его в такой ужас, что все это незамедлительно сказалось на его лице. Подойдя поближе, он увидел, что это было чучело.

Девушка, выслушав пояснения старух, внятно ему объяснила, что таким образом, то есть имитацией рождения ребенка от волчицы – тотема тюрок, причем из пасти, казахи стараются обезопасить ребенка, слабого здоровьем.

Старуха пояснила: «Нам нужно было присутствие человека, который бы сильно поразился! Мы получили, что хотели. Своим удивлением этот европеец сглазил саму болезнь и уничтожил ее. Теперь ребенок поправится и будет, слава Аллаху, жить!»

– Айгуль, попроси, чтобы он разрешил отрезать немного его волос для амулета младенцу. Знаешь, волосы чужеземца, да еще светлого, будут сильной защитой для малыша! – попросила одна из старух.

Людвиг согласился с уговором, что отрезать ему волосы будет Айгуль, к которой он привык и которой доверял. Когда девушка, смеясь, отрезала ему волосы, она непроизвольно коснулась рукой его головы, отчего по всему телу Людвига будто пробежал сильный ток. Он понял, что влюбился в нее. Однако выказывать свои чувства никоим образом было нельзя, чтобы не напугать девушку и не потерять ее из виду.

С этой минуты Людвиг, все больше и больше думая о ней, стал пребывать в несколько заторможенном состоянии даже в ее присутствии. Айгуль не могла понять, в чем дело, и что послужило причиной его некоторой настороженности. В таком настрое он пробыл долгое время, продолжая записывать в тетрадь все то, что привлекало его внимание. Ему удалось сделать снимки природы, юрт и даже людей, которые поначалу не соглашались позировать из-за суеверных страхов лишиться жизни. Людвиг сделал два снимка также с Айгуль, чему она была внутренне благодарна, и в ответ решила сделать ему подарок со словами: «Вы дали часть своих волос для амулета, теперь я хочу подарить вам талисман-оберег. Он будет вас защищать от всего дурного и одновременно приносить добро. Смотрите, я сама сшила треугольный мешочек из красной ткани, вложила туда овечью, верблюжью шерсть, волосы из гривы лошади для защиты. Пришью также десять пуговиц, которые обеспечат вам 10 детей!»

– Айгуль, мне не нужно 10 детей! – засмеялся Людвиг.

– У нас, казахов, ценится, когда детей много! Но если у вашего народа так не принято, тогда я пришью пять пуговиц.

– Айгуль, мне достаточно двоих здоровых детей.

– Как хотите, – сказала девушка, пришив две белые пуговицы. Затем она зашила амулет и надела на шею Людвига.

– Большое спасибо! – поблагодарил он, чувствуя, как по телу разливается тепло от прикосновения ее рук.

Людвиг стал осознавать, что рядом с ней никогда не было уныния, тоски, грусти, плохого настроения. Ее особая жизнерадостная энергетика пронизывала все вокруг, наполняла особым смыслом каждую минуту. Тогда как на него иногда находила меланхолия. С ней и только с ней он остро ощущал радость бытия, пульс жизни. Он думал: «Как она прекрасна!»

Прошел месяц, и настало время перекочевывать на новое пастбище. Рано утром, в 4 часа, Людвига разбудила работница: «Мырза[9], вставайте, нам нужно разобрать юрту для перекочевки».

Ему пришлось быстро упаковать свои вещи. Выпив чаю, он стал наблюдать, как женщины быстро и ловко за один час разобрали юрту и навьючили ее деревянный решетчатый остов, а также весь домашний скарб на верблюдов и коней. Поверх поклажи привязывали ящик, куда усаживали детей и старух. Людвиг заметил, что каждая хозяйка стремилась украсить свою поклажу с помощью разноцветных лент, бубенцов. Обратил он также внимание на то, что впереди семейного каравана вели купольный круглый свод шаңрақ.

Он хотел было принять участие в чем-либо, но они со смехом отказались от его помощи. Одновременно вдали разожгли два костра, между которыми прогоняли скот, как ему объяснили, для устранения болезней и нечисти. Не трогали лишь лошадей, считавшихся чистыми. Затем стали окуривать дымом старое место стоянки, чтобы очистить его.

Впереди всего каравана поехала на гнедой лошади дочь бая Камбара – красавица Айсулу с родовым знаменем в руках. Голова ее лошади была увенчана султанчиком из перьев филина от сглаза. Во время передвижения нарядно оформленный караван, пение и смех празднично одетых девушек и юношей производили впечатление двигающегося звенящего красочного змея. Мужчины с ружьями, охраняя караван, ехали по бокам и впереди. Сзади шел скот.

Пройдя несколько верст и найдя источник, караван остановился, и люди начали обустраивать новый аул. Первоначально установили в центре выбранного места высокую, просторную, из 12 решетчатых секций канат, белую юрту первой жены – байбише бая Камбара[10]. Делалась вся эта работа женщинами настолько ловко, слаженно и быстро, что Людвигу приходилось только изумляться такой организованности. Рядом поставили юрты чуть поменьше, второй и третьей жены. Поодаль установили небольшую темно-серую юрту-кухню, а дальше на расстоянии – темно-коричневые юрты для бедных семей.

Через два часа закончилась сборка всех юрт, и женщины уже в огромном казане варили баранину. Когда прибыл весь скот, на новой стоянке все было уже готово. Вечером разожгли костер, молодежь пела песни, и среди них была Айгуль, за которой издали наблюдал усталый от переезда Людвиг, не решаясь подойти.

В один из прохладных дней бай Камбар со своими приближенными и гончими ускакал на несколько дней на охоту – любимое его развлечение. В это время жизнь в ауле шла своим чередом, женщины с утра до вечера занимались бесконечными домашними делами. Как обычно, Людвиг прогуливался между юртами, надеясь встретить Айгуль. Вдруг он увидел всадника, раскачивающегося из стороны в стороны с возгласом: «Бауырым-ай!», который скакал прямо к жилищу бая. Он на скаку саблей пытался разрубить косяк, решетчатые стены юрты, сопровождая свои экстремальные действия истошным криком: «Бауырым-ай!»

Людвиг поразился такому грубому нарушению этикета. Весь народ в тревоге сбежался к юрте бая. Через несколько минут в аул вошли понурые и молчаливые мужчины; они привезли на коне тело Камбара. Оказывается, на охоте он случайно упал с коня и, повредив шейный позвонок, тут же ушел в небытие. Тело Камбара положили на правую почетную сторону юрты первой жены – байбише и накрыли белой тканью[11]. Аул охватил хаос. Поднялся такой вой, и мужской, и женский, что весь аул стал восприниматься одним громким траурным плачем. Люди стали говорить, что новое место, вероятно, не было окурено в прошлом году и оказалось несчастливым. Тогда как вторая жена покойного нашептывала старшей жене байбише, что младшая Алтынай, вероятно, будучи невестой, вошла в юрту не правой, а левой ногой и что она, уже успев забеременеть, скорее всего, спала много и не заметила, что погас ее очаг. На это байбише ответила: «Это серьезное обвинение! Если ты говоришь правду, то ее следует наказать, поскольку такие проступки могли повлечь смерть нашего мужа. Однако если это навет, то обвинять будем за клевету тебя! Подумай над этим!» Та стала сразу же отказываться от своих слов, говоря, что, возможно, ей все это показалось.