Апельсин потерянного солнца - Ашот Бегларян Страница 4

Катера успевали переправлять на противоположный берег лишь раненых. Однако как только приближался новый катер, сотни людей бежали к причалу и, невзирая на крики и удары охранников, пытались любой ценой пробиться к спасительному судну. Тех, кому это удавалось, уже невозможно было высадить обратно на берег. Перегруженные катера рисковали затонуть и без помощи висящих над ними немецких бомбардировщиков.

Поняв, что организованной переправы не получится, командир сильно поредевшего подразделения, в котором воевал Арутюн, отдал неофициальное распоряжение «переправляться кто как может»…

Видение исчезло. Какая-то сила вернула Кнар обратно из той реальности в эту. Она молча вышла из толпы и понуро направилась в сторону колхозного поля. Глаза блестели от подступившихся слёз. Лишь глубоко в поле она дала им волю, завыла во весь голос. Лихой ветер подхватил этот нечеловеческий вопль и разнёс по всей округе…

Глава 6

Осторожно, словно не желая будить всех остальных, из-за макушки горы выглянуло солнышко и ласково пощекотало своим длинным лучиком-пальцем щёку Эрика. Не открывая глаз, малыш улыбнулся, томно потянулся всем телом, ручками и ножками. Не было никакой охоты вставать, хотелось полежать ещё, понежиться в постели. Мальчик наотрез отказался идти с матерью в поле.

— Не хочу, там жарко и мухи кусаются, — заупрямился Эрик.

Видя решимость сына, Кнар не стала настаивать. Она положила на стол завтрак и одновременно обед: два варёных, очищенных от скорлупы яйца, картофельное пюре, кусок сыра, большой, разрезанный пополам помидор и два огурца, лепёшку тонирного хлеба, завёрнутую в кухонное полотенце. Уходя, мать строго велела Эрику не шалить и слушаться во всём старшего брата. А Алеку наказала не спускать с него глаз.

Пользуясь свободой, дети поднялись с постелей поздно, лишь когда солнце уже двигалось к зениту. Позавтракали по-мальчишески наспех, не садясь за стол, словно торопились куда-то. Затем попинали на веранде мячик, изготовленный из старых тряпок, а когда надоело, Алек вдруг «повзрослел», как это часто бывало с ним, и заговорил серьёзным и ответственным тоном:

— Надо маме помочь. Пойдём за водой.

Шлёпая тапочками на босу ногу по мелкокаменистому белому грунту, они направились к роднику Анаит на окраине деревни, звеня алюминиевыми бидончиками. С родником была связана легенда, которую Кнар часто рассказывала своим сыновьям в разных вариациях. И дети всегда слушали её с интересом.

Эрика особо забавляло место в легенде, когда простая деревенская девушка Анаит, словно издеваясь, всё не давала жаждущему царевичу Вачагану напиться, раз за разом выливая родниковую воду из наполненного кувшина в замшелую канаву, откуда пил деревенский скот. По-детски живо он представлял в своём богатом, легко воспламеняющемся воображении и даже физически ощущал, как пересохло во рту у царевича, скрывающегося под одеждой охотника, и как тот со слипшимися губами еле сдерживает свой высокий гнев, в то время как его конь не скрывает негодования, фыркает и топает копытом, впрочем, не осмеливаясь подойти к канаве, пока хозяин не утолил жажду. Но красавицу всё это не волнует: она, кажется, затеяла какую-то кокетливую игру. И лишь на шестой раз Анаит, наконец, подаёт незнакомцу полный сосуд, покрывшийся, словно от стыда и страха, холодным потом…

Объяснение мамы о том, что Анаит умышленно медлила, чтобы разгорячившийся в дороге Вачаган немного остыл и студёная вода не навредила ему, мальчик воспринимал как специально придуманное для него родительское наставление: в знойные дни лета деревенские мальчишки, в том числе Алек и Эрик, припадали запёкшими губами прямо к каменному ковшу родника Анаит, словно мстя красавице за то, что она так мучила Вачагана…

Но зато Эрик с нетерпением ждал, когда мать, наконец, дойдёт в своём рассказе до эпизода, в котором уже ставшая царицей Анаит в золочёных доспехах и с обоюдоострым мечом в руке поскачет на огненном коне вызволять из страшного подземелья пропавшего супруга — Вачагана…

Мальчик не замечал, что с некоторых пор в этой части повествования мать невольно менялась в лице: грусть пробегала по тонким, бескровным губам, впалым щёкам и заострившимся скулам, ложась тенью задумчивости на её неширокий лоб с уже наметившимися морщинами. В это время Эрик уже сам мысленно мчался на лихом коне с большой белой отметиной на лбу — Тапале — освобождать от ужасных злодеев своего отца…

Глава 7

Несчастье ещё больше сплотило осиротевшую семью. Растерянность и замешательство первых месяцев сменились чувством общей ответственности за сегодняшний день и дальнейшую судьбу. Дети, которым долго казалось, что папа вот-вот войдёт в дверь, улыбнувшись своей солнечной улыбкой, потихоньку свыклись с печальной действительностью и стали бережнее относиться к маме. И хотя сама Кнар старалась оградить их от трудностей и жизненных невзгод, пытаясь восполнить отсутствие второго родителя, Алек, стремясь быть достойным отца, проявлял всяческую инициативу. Эрик тоже старался не отставать. Однажды в свои неполные шесть лет он приволок домой брёвнышко. Как муравей хвоинку, он протащил через всю деревню ношу, не меньше своего собственного веса. Мать была изумлена, но не стала порицать сына за чрезмерное старание, а лишь тайком утерла слезу.

Удивительное дело: стараясь всячески поддержать мать и как-то компенсировать отсутствие главы семейства, дети, наоборот, невольно причиняли ей новую боль, воспламеняя память о перенесённом потрясении. В такие минуты, словно откровение, перед глазами Кнар часто появлялись живые кадры — то ли плод её раненого воображения, то ли послания Арутюна, не написанные обычной человеческой рукой…

Трюмы очередного катера были полны ранеными. Капитан судна сообщил, что может принять на палубу ещё максимум человек пятьдесят. Люди бросились вперёд, и никакие усилия команды катера не помогли: вместо полусотни на борт ворвалось около двухсот человек. Капитан отказывался отправляться, грозясь выбросить всех за борт. Но в этот момент на далёком горизонте показалась пара вражеских штурмовиков, и командир катера вынужден был дать приказ двигаться во избежание верного шанса стать жертвой немецких бомб…

Арутюн стоял в корме судна, в плотной гуще людей, которые жарко и влажно дышали друг другу в лицо и затылок. Небо было ясным и не предвещало какой-либо опасности. Но вдруг, прорезывая с жутким шумом воздух, из ниоткуда появился бомбардировщик. Арутюн инстинктивно скинул с плеча вещмешок, с трудом снял шинель. Предчувствие неминуемой катастрофы не обмануло.

Самолёт сбросил бомбу, рядом с катером раздался страшный взрыв. Мощной ударной