Марк Твен - Жанна дАрк Страница 40

Но я услышал нечто такое, о чем летописцы не упоминают и не знают. Я слышал, как Жанна сказала, что ныне южный берег является наиболее выгодным местом военных действий, так как гарнизоны там ослабели – ведь часть сил перешла на наш берег для усиления близлежащих бастилий; а потому она намерена переправиться туда и напасть на крепости, защищающие мост, чтобы восстановить сообщение с Францией и тем самым положить конец осаде. Генералы начали тотчас же втихомолку строить препятствия; но они только задержали ее, да и то – лишь на четыре дня.

У городских ворот войско было встречено всем населением Орлеана; улицы были разукрашены флагами; ликующая толпа проводила солдат до мест их стоянки. Но убаюкивать их было незачем: они тотчас свалились и заснули как убитые, потому что Дюнуа во время пути гнал их немилосердно; и на двадцать четыре часа воцарилось безмолвие, нарушаемое лишь храпением.

Глава XVII

Когда мы, молодежь, вернулись домой, то в столовой нас уже ожидал завтрак, и хозяева, в знак уважения, сели с нами за стол. Милый старик, казначей, а, в сущности, все трое сгорали от любопытства узнать о наших приключениях; это было приятно для нашего самолюбия. Никто не просил Паладина начать рассказ – но он начал, потому что его военная должность, отмеченная особым отличием, ставила его выше всех членов свиты – за исключением старого д\'Олона, который обедал отдельно от нас. Паладин ни во что не ставил ни дворянство рыцарей, ни мое, но начинал беседу, лишь только ему приходила охота, – то есть всегда, ибо он был болтлив от рождения.

– Слава богу, – сказал он, – войско оказалось в превосходном состоянии. Кажется, еще ни разу я не видел лучшего стада животных.

– Животных? – спросила Катерина.

– Сейчас объясню, что он имеет в виду, – вмешался Ноэль. – Он…

– Будь добр, не трудись ничего объяснять за меня, – надменно сказал Паладин. – Я имею основание думать…

– Вот всегда он таков, – подхватил Ноэль, – всякий раз, когда он думает, что у него есть основание думать, он думает, что он действительно думает, но он ошибается. Он не видал войска. Я наблюдал за ним и говорю, что он ничего не видел. Он страдал от своего застарелого недуга.

– Какой же у него застарелый недуг? – спросила Катерина.

– Благоразумие, – подсказал я, желая отличиться.

Но мое замечание было неудачно: Паладин тотчас возразил:

– Пожалуй, тебе не очень-то пристало судить о благоразумии других – ведь ты валишься с лошади, заслышав ослиный рев.

Все рассмеялись, и мне стало стыдно за мою необдуманную остроту. Я сказал:

– Ты не прав, говоря, будто я свалился из-за ослиного крика. Это – от волнения, от самого обыкновенного волнения.

– Ну и отлично, назови хоть так, я возражать не буду. А вы как назвали бы это, сэр Бертран?

– Знаете ли… что бы это ни было, это, по моему мнению, простительно. Вы все учились, как надо держать себя, если дело дойдет до рукопашной, и тут вам не пришлось бы стыдиться. Но медленно идти под угрозой смерти, не прибегая к оружию, не слыша шума или музыки, не видя никакого движения, – тяжело до крайности. Будь я на вашем месте, де Конт, я назвал бы волнение настоящим именем; в этом нет ничего постыдного.

Его прямодушные и умные слова поразили меня, и я почувствовал признательность за указанный мне путь. Я вступил на него и сказал:

– Это был страх… благодарю вас за честную мысль!

– Вот это хорошо и благородно, – заметил казначей. – Вы поступили молодцом.

Я приободрился. А когда и Катерина присоединилась к этому мнению, сказав: «Да, я тоже так думаю», то я был уже рад только что пережитому затруднению.

– Мы все ехали вместе, – сказал сэр Жан де Мец, – когда закричал осел, и перед тем гнетущая тишина царила кругом нас. Я думаю, что каждый молодой воин испытывал такое же волнение, хотя бы в слабой степени.

Он посмотрел кругом, и на его добром лице светилась вопросительная улыбка. И все, кому он смотрел в глаза, утвердительно кивали головой. Кивнул и Паладин. Это изумило всех и спасло честь знаменосца. Он поступил умно: никто не ожидал, что он может сказать столь непривычную ему правду. Вероятно, он желал произвести на хозяев благоприятное впечатление. Старый казначей возобновил беседу:

– Мне кажется, что для того, чтобы идти мимо крепостей при столь гнетущей обстановке, нужна такая же выдержка, как для того, чтобы решиться пойти в темноту, где бродят привидения. Что скажет на это знаменосец?

– Не приходилось испытывать, сударь. Частенько я подумываю, что недурно бы мне увидеть хоть одно привидение, если только…

– Хотите? – воскликнула молодая девушка. – У нас водятся призраки. Не желаете ли с ними познакомиться? Согласны?

Она была так настойчива и мила, что Паладин, не долго думая, изъявил свое согласие. И так как ни у кого из нас, остальных, не хватило мужества показать свой страх, то мы, один за другим, тоже вызвались на этот подвиг; насколько смелы были наши слова, настолько же сжимались тревогой наши сердца. Все мы примкнули к путешествию. Девушка радостно захлопала в ладоши. А родители тоже были довольны и сказали, что привидения их дома были бичом и несчастием для них и для их предков в течение нескольких поколений и что до сих пор не было ни одного смельчака, который вызвался бы встретиться с ними и разведать причину их горя; теперь же является надежда, что бедные призраки найдут исцеление и успокоятся навеки.

Глава XVIII

Дело было примерно в полдень; я беседовал с мадам Буше; все в городе было тихо и спокойно. Вдруг в комнату вбежала Катерина Буше, сильно взволнованная, и вскричала:

– Спешите, сударь, спешите! Дева дремала в кресле, у меня в комнате, но вскочила внезапно и закричала: «Льется французская кровь!.. Оружие, где мое оружие!» Ее великан стоял на часах, у дверей; он призвал д\'Олона, и тот начал ее вооружать. Между тем я и великан побежали известить свиту. Бегите! и оставайтесь при ней; и если действительно происходит битва, то не пускайте ее туда, не позволяйте ей подвергать себя опасности… в этом ведь нет никакой надобности: лишь бы только солдаты знали, что они вблизи, и что она смотрит на них, – больше ничего не нужно! Держите ее в стороне от сражающихся – позаботьтесь об этом непременно!

Я побежал, бросив на ходу саркастический ответ (ибо я всегда питал склонность к сарказму и, говорят, проявлял в этой области недюжинные способности):

– О, разумеется, ничего нет легче – уж я об этом позабочусь!

В отдельном крыле дома я встретил Жанну: вооруженная с ног до головы, она спешила к выходу. Она сказала:

– Ах, льется французская кровь, а никто и не сказал мне.

– Право же, я не знал этого, – возразил я. – Не слышно кликов боевых, все безмолвствует.

– Вдоволь боевых кликов услышишь ты сейчас, – сказала она и ушла.

Она сказала правду. Прежде чем я успел бы сосчитать до пяти, тишина нарушилась шумом приближающейся толпы пеших и конных людей; раздались хриплые голоса, выкрикивающие команды. И вдруг издалека донеслось гулкое «бум! бум-бум! бум!» – стреляли из пушек. И в ту же минуту толпа подоспела к дому и заревела, как ураган. Наши рыцари и вся остальная свита прибежали в полном вооружении, но не успели приготовить лошадей, и мы кинулись вслед за Жанной; Паладин несся впереди всех, держа знамя. Колыхавшаяся как море толпа состояла частью из горожан, частью из солдат, и никто ими не предводительствовал. Как только появилась Жанна, грянуло «ура!». Она крикнула:

– Коня! Коня!

Мгновенно предоставили ей нескольких лошадей. Она вскочила в седло, и сотни голосов закричали:

– Дорогу!.. Дайте дорогу Орлеанской Деве!

В первый раз было произнесено это бессмертное имя… и благодаря господу я был тут же и слышал! Толпа раздалась, подобно водам Черного моря, и Жанна пролетела через эту просеку, как птица, крича: «Вперед, французские сердца, – за мной!» И мы неслись вслед за ней, оседлав предложенных лошадей; священное знамя развевалось над нами, и просека тотчас смыкалась позади нас.

Это было совершенно не похоже на тоскливое шествие мимо мрачных бастилий. Теперь мы чувствовали себя отлично и были охвачены восторгом. Внезапная тревога объяснилась следующим: город и небольшой гарнизон, столь долго пребывавшие в страхе и отчаянии, безмерно обрадовались прибытию Жанны и не могли дольше сдерживать своего нетерпеливого желания сразиться с врагом; и вот несколько сотен солдат и граждан, не дожидаясь приказаний, покорились внезапному порыву и сделали вылазку через Бургундские ворота. Они напали на самую страшную из крепостей лорда Тальбота – на Сен-Лу, – но тут им пришлось плохо. Известие об этом разнеслось по всему городу и собрало новую толпу.

Выехав из ворот, мы встретили отряд, везший раненых с передовой линии. Это зрелище взволновало Жанну, и она промолвила:

– Ах, французская кровь! Сколь страшен этот вид – у меня волосы шевелятся на голове.

Скоро добрались мы и до поля сражения, скоро очутились мы среди жаркой схватки. В первый раз Жанна, как и мы, увидела настоящую битву.