Станислав Хабаров - Юрьев день Страница 40

Глава 16

«… Первым делом мы стали знакомиться с достопримечательностями столицы. Ко всеобщему удивлению, обнаружилось, что ты среди указанных достопримечательностей не числишься. Осмотрев Дворец съездов, Университет, Лужники, мы поняли, что знакомство с Москвой не будет полным, если мы не осмотрим дом, в котором в 60-х годах двадцатого века жил и работал выдающийся русский советский инженер-неудачник Мокашов. К тому же оказалось, что каждому из нас ты задолжал определенную сумму денег, и это обстоятельство окончательно решило вопрос о визите к тебе…»

– Ну, что? Выходит, по домам, – задумчиво спросил Аркадий Взоров, когда миссионеры закончили свою печальную историю. Они стояли на площади, у каменной скульптуры всадника на коне. Славка, Вадим, Взоров, Чембарисов и кроме них еще и будущий космонавт Геннадий Игунин, который прежде работал в КБ, а теперь находился «на подготовке».

– Привет. Ты что теперь меня не замечаешь? – спросил, задираясь, Маэстро. – Или я для тебя мелок, звездочкой девятой величины?

– Здравствуй. Рад видеть тебя, – сказал Игунин.

– Итак, все кончено, – спросил Аркадий Взоров, – или ты, Дима, тряхнешь своей лауреатской книжкой?

– Я думаю: ну их, – сказал Вадим, – а?

Взоров обвел собравшихся вопросительным взглядом, и каждый что-нибудь ответил ему.

– Куда-нибудь нужно сходить, – подытожил Маэстро.

– Куда? – посмотрел Взоров на Чембарисова, и тот ответил:

– Что я доктор?

– На что намекаешь, Чембарисов? – откликнулся Вадим, до защиты которого – все знали это – остались считанные дни. Остальные молчали.

– Я у начальства пытался занять, – продолжал Вадим. Смотрю, Викторов с Лосевым пирожки едят, я и говорю, не могли бы в счёт будущей премии. А они в ответ: плохо о нас думаете. Если бы мы имели, стали бы мы есть эти паршивые пирожки. Остается одно – знакомиться с достопримечательностями города.

Лица присутствующих поскучнели, хотя не верили, что это всё.

– Юра, – так, для бузы сказал Аркадий Взоров, глядя на статую. – Это твой тезка – Юрий Долгорукий – основатель Москвы. Ничего замечательного за ним не числилось: истории он не сотворил, в битвах не участвовал и все-таки попал в историю. Вроде Игунина.

– А может к Мокашову? – нерешительно сказал Славка.

– Или в пивной?

– Водочки для обводочки, – повеселел Чембарисов. – Пивка для рывка. А для чего нам рывок, Вадим Палыч?

– Ну? – спросил Вадим.

– Решайте, Вадим Палыч, – отозвался Аркадий Взоров. – Я не хочу влиять на ваше решение.

– Значит, так. Слушайте мою команду. Ловим таксомотор и по Садовому кольцу с остановкой у гастронома. Затем устраиваем у Мокашова вакханалию средней руки.

В гастрономе они рассыпались по секциям.

– Наборы, смотрите, наборы, – сказал Вадим, – это наш единственный шанс не упасть в собственных глазах.

Они ходили между стеллажей гастронома в плотном кофейном аромате, смотрели товары и на хорошеньких продавщиц, одетых в чёрные фартучки, точно это были не продавщицы, а школьницы, и улыбались, потому что всё на свете теперь их радовало.

– Хорошо бы селёдочку. Только кто её чистить будет?

– Товарищи, а где коньяк?

– В Москве коньяк пьют.

– Выходит, выпита суточная порция?

– Пускай, ты выпита другим, но мне осталось, мне досталось…

– Ух, сулугуни.

Со свертками они поднялись по лестнице.

– У кого свободные руки? Звони. Ты не ошибся дверью?

Звонок зазвенел по ту сторону двери и, затихая, улетел куда-то в глубину квартиры. За дверью завозились, и снова стало тихо. Они позвонили ещё раз, и опять повторилось, словно кто-то потёрся с той стороны, потрогал дверь и отошёл. На третий раз дверь отворилась. На пороге стоял высокий сумрачный мужчина.

– Мы к Мокашовым.

– Здесь нет таких.

– Как нет?

– Как бывает. Нету и всё.

– Выходит, он, – показывая на Славку, сказал Вадим, – варежку разинул?

– Выходит, так.

Мужчина отступил назад, намереваясь захлопнуть дверь. Но в этот момент за спиной его что-то мелькнуло и чуть ли не под мышкой у долговязого появился Паня в белой рубашке, выпущенной из брюк. Он тотчас заулыбался, сказал:

– Извините. А мы немного выпили. С соседом. А они дома, – кивнул он на дверь.

И долговязый спокойно заметил:

– А, это к соседям.

Видно было, что оба они уже очень хороши. Деликатный Паня постучал в дверь, молвив:

– Тут к вам пришли.

Дверь отворилась, и вышла Инга. У неё было растерянное лицо.

– Поместимся? – вместо приветствия спросил Вадим, – а то можем отправить часть.

– Входите, входите. Раздевайтесь.

– В тесноте, да не в обиде, – начал было Чембарисов и замолчал.

– Всем засучить рукава, – командовал Вадим.

– Юре картошку чистить, – обрадовался Чембарисов.

– Договорились, не бить по голому пузу. У каждого свои слабости.

– Чембарисов, а у тебя опять пуговицы расстегнуты. Прикажешь дежурного назначить – следить за тобой?

– Кому же картошку чистить?

– Тебе.

– Ну, нет.

– Почему нет?

– Это нечестно.

– Посмотрите честно в его бесстыжие глаза.

– Что Мокашов читает? – подошёл Игунин к книжной полке.

– Ты чего трогаешь чужие книги? – поинтересовался Маэстро.

На книжной полке над письменным столом кроме папок с бумагами стояло несколько учебников по автоматике, второй и четвертый тома «Курса высшей математики» Смирнова, художественные книги в цветных обложках.

– Привычка, – ответил Игунин, – сразу видишь, с кем имеешь дело.

Вопросов больше нет?

– Есть, – хитро взглядывая на Игунина, сказал Маэстро, – как ты в космонавты пролез?

Игунин пожал плечами. Вопрос, по-видимому, был ему неприятен, но раз он задан, ничего не оставалось: надо отвечать.

– Приснилось мне, – тягуче произнес он, – что я летаю.

– Растёшь, значит, – кивнул головой Маэстро.

– Летаю в невесомости. И, представляешь, просыпаюсь: пакет. Из комиссии по исследованию космического пространства. Так, мол, и так. Решили послать в космос пионера и пенсионера. «А я причём?» – думаю. Готовьтесь, – далее в письме, – ваша очередь как раз к пенсионному возрасту и подойдет. Теперь готовлюсь.

– Ух, уж эти мне интеллигенты, – из кухни в комнату вошёл Вадим. – Чуть что, сразу за книги. Консервы умеете открывать? Тогда ступайте на кухню.

– Где у тебя штопор? – спросил он Ингу. – А ты, – посмотрел он на Чембарисова, – забирай бутылки и ступай в комнату. Только «Хельгу» не облей.

На подоконнике тянули длинные головы бутылки венгерского токая. Маэстро, появившись в кухне, сразу же заспорил с Взоровым: в какую воду бросать сырой картофель – холодную или горячую?

– Ты споришь ради спора, – спокойно отвечал ему Взоров. – Конечно, в холодную.

– Нет, ты не прав.

– Почему?

– Это научная манера Зайцева, – вмешался Вадим. Он стоял посреди кухни, подвязанный передником, и от этого казался похожим на дворника и смешным. – Он ничего не будет доказывать, он просто скажет.

– Потому что это очевидно, – не унимался Маэстро.

– Мальчики, – вошла в кухню Инга. – Нужна грубая физическая сила, раздвинуть стол.

– Грубая – это Зайцев, – сказал Вадим. Он чистил на окне селёдку и потому стоял над ней, как хирург, с засученными рукавами,

– Чембарисов, сейчас же отправляйся в комнату.

– У меня, Вадим Палыч, пробный рывок, – сказал Чембарисов. Он глубоко загнал штопор в пробку и тянул его, зажав бутылку между колен. Но пробка не поддавалась. Тогда он поставил бутылку и оттер лоб. На его фотогеничном лице появилась улыбка голливудского ковбоя, за которую еще в институте его звали «Янки» и «Сэр». Потом он снова зажал бутылку и начал тянуть, пока с легким треском: кра-а-ак в руках его не оказалось длинное горлышко вместе с пробкой и штопором. Чембарисов аккуратно поставил бутылку без горлышка на кухонный стол и засмеялся утробным смехом, покачивая головой:

– К вопросу о качестве. А вы говорите: в комнате, Вадим Павлович. – Эффект номер два, – засмеялся Славка, вошедший в кухню за тряпкой и веником. – Там Аркадий начал было жонглировать над столом солонкой и перечницей, а они столкнулись, и солонка в куски.

– Вот к чему приводит незнание баллистики, – заметил Вадим, Он уже разложил селёдку в селедочнице и украсил лучком, и колечки белого лука возле селедочной головы были похожи на бивни мамонта.

– К столу, к столу, – говорила Инга. – Прошу руки мыть.

– У тебя мания чистоплотности, – заметил Вадим, – а где ваш вундеркинд?

– На пятидневке. Я его временно устроила… – начала было Инга и замолчала, словно сказала лишнее. Кругом происходило беспорядочное движение из кухни в комнату и в ванную со словами:

– Отдай полотенце. Прошу не забывать, что мне ещё на тебя характеристику писать.

– А стулья где брать? Из кухни?

– Я готов есть стоя, как слон.

– Скажи, как лошадь.