Георгий Марков - Старый тракт (сборник) Страница 40

— Хлеб-то есть? — спросил я.

— В феврале выдавали два раза, в марте раза три, а последние семь дней ничего не дают. Картоха спасает.

Я тяжко вздохнул.

А отец все стонал и стонал. Я попросил термометр. Он нашелся в буфете на полочке. Температура 39,4. На ходиках, висевших на стене, было всего лишь полчаса третьего. Температура могла подняться еще выше.

— Лекарства у вас есть?

Что-то нашлось: аспирин или стрептоцид. Дал отцу выпить. Температура снизилась. Под вечер отец приподнялся.

— Что, утро или вечер? — спросил он.

— Темнеет.

— А Готя вчера приехал?

Придя в себя, он стал плакать, жаловаться на болезнь, на старость, на вынужденное безделье. Жалко мне стало его: охотник, силач, ходок, не знавший устали…

Вечером говорили обо всех и обо всем.

Поздно вышел во двор. Месяц стоял над землей неподвижно и совсем какой-то белый. Было так тихо, что вспомнилась фраза из охотничьего обихода в тайге: «Тихо-то как. Кажется, сам Бог уснул».

5 апреля

Очнулся от приглушенного говора. Понял: в избу собрались бабы.

— Ну, что, тетка Авдотья, он говорит-то: к Маю или к Октябрьским не прикончут?

Это голос одной из наших соседок. В ответ слышу голос матери:

— Да ты что, Аксиньюшка! Если б ее, лихоманку, войну-то, можно было к праздникам окончить, давно бы окончили!

— Не дается супостат! Мало ему нашей крови! — Это еще один голос.

Потом стало тише. Бабы одна за другой потянулись из избы.

8 апреля

Выясняя сведения для характеристики, узнал, что в 1909–1912 годах отец, мать, брат Павел жали по найму хлеб у кусковских крестьян: Волкова Сергея Филипповича, Кубицкого Алексея Осиповича, Вышегородцевой Екатерины Ионовны.

Мать и Нюра, кроме того, стирали белье на больницу.

В Вороно-Пашне в 1912–1913 годах тоже по найму жали хлеб: у Печенина Ивана Ефимовича, у воронопашенского попа Семенова Михаила Родионовича, у других.

10 апреля

Смотрел фотокарточку Лизы, снятую незадолго до ее гибели. Полное, круглое лицо, модная челка, сомкнутые выразительные губы, прищуренные глаза. Надпись на фотографии: «На память боевой подруге Леночке от Лизы. Если останемся живы, пусть этот мертвый отпечаток напомнит всю нашу боевую жизнь. 10 февраля 1942 года. Костарева».

Поразило предчувствие смерти. Спустя несколько дней она погибла где-то под Сталинградом.

9 мая

В ночь на девятое дежурил. Утром вскрылась ошибка с заголовком. Вместо «Для полного разгрома врага» было напечатано «Для полного разгрома». Ошибка грубая по смыслу. Речь в заметке шла об успехе в размещении государственного займа. Шесть тысяч экземпляров газеты было редактором забраковано и изъято.

Придя с вокзала после встречи Н. Мара, прибывшего из Иркутска, встретил панически бегущего замредактора, звонки по телефону и все прочее, что бывает в таких случаях.

Днем узнал, что я, вероятно, получу 10 суток ареста. Так впервые в жизни стану арестантом.

Самое неожиданное обнаружилось к вечеру. Окончание заголовка (слово «врага») сломалось при отбивке матрицы с полосы.

Моя вина сразу уменьшилась по крайней мере наполовину. Арест не состоялся.

17 мая

Вчера садили картофель на участках земли, отведенных военнослужащим. Чудесно в поле! Ходил с чайником к речке, долго сидел там, вглядываясь в ее прозрачные воды и прислушиваясь к их журчанию.

Сегодня стоит жуткий день. Метет песчаная метель. Воздух над Читой совершенно желтый. Ветер свистит с дикой силой.

26 мая Наблюдал, как отражается закат на стеклах окон. Они сделались ярко-багровые, пылающие, потом тон побледнел, остались лишь пятка, они пожелтели и исчезли. Только на одном окне багровое пятно держалось почти до наступления сумерек.

7 июня

6 июня будет памятным днем. Вечером в 10 часов (по-читински) послышались позывные Москвы. Настройка продолжалась дольше обычного. Потом раздался знакомый голос Левитана: «Слушайте важное сообщение».

Я был в коридоре. Иннокентий Луговской крикнул меня, я вбежал в комнату секретаря, и сердце мое забилось взволнованно: сообщалось о высадке союзных армий в Северной Франции.

В час ночи вновь слушал радио. Утром седьмого июня в 7 часов 30 минут были уже новые сообщения.

Итак, битва на Западе началась. Воспринимаю ее как важный этап войны, который ускорит нашу победу. Суждено ли увидеть все это?

13 июня Возвращаюсь к мысли о написании «Байкальской повести».

18 июня

Приехали на свои картофельные участки в подсобное хозяйство военторга.

Утро. Солнце только еще начинает пригревать. Тишина. Потом вдруг тополевые листы начинают негромко перешептываться. В травах поют птички. Пытаюсь воспроизвести их голоса, но это немыслимо. В языке человека нет такого сочетания звуков. Вокруг зелень и блаженная тишина.

Ехал с гадким настроением, а вот оказался с глазу на глаз с природой и стал спокоен, все забыл, мелочное улеглось, и наступило состояние великой и непередаваемой связи со всем этим вечным миром.

Поистине человек — сын земли!

Возвращались с полей. Навстречу подвода с женщинами. Увидев нас, они, озорно поблескивая глазами, запели частушки, что называется, «на злобу дня». Успел запомнить только три:

Вы военны, вы военны,

Что вы воду мутите,

У вас дома дети, жены,

А вы с бабам крутите.

Ты военный, ты военный

Ты военный молодой.

Ты на западе женатый,

На востоке холостой.

Не за то тебя люблю,

Что ты звезды носишь,

А за то тебя люблю,

Что паек приносишь.

21 июня

Завтра три года войны. Помню, когда она началась, я подумал, что она продлится не менее трех лет. Вокруг были куда более оптимистические предположения!

Начинается год четвертый:

…иногда думается: живу, а мог бы уже не существовать, как многие… И это есть счастье, о котором не следует забывать. С напряжением жду новых событий.

Вспоминаю 1941 год, 22 июня.

Колпашево. Опытная сельскохозяйственная станция. Хожу по берегу, жду заведующего школой, агрономов, которые ушли на заготовку леса для клуба.

Вдруг подходит незнакомый мужчина, подходит откуда-то из кустов, неслышно.

— Как думаешь, товаришшок, недели за две разобьем? — Голос бодрый, улыбка так и сияет на молодом бородатом лице.

— Кого разобьем?

— Гитлера. Напал. А ты что, не слышал?

Срочно вернулся в Колпашево. Там попал на митинг. Ночью с трудом втиснулся на пароход, плывущий в Томск.

Так началась для меня новая жизнь Родины.

22 июня По всему Забайкалью стоит невыносимый зной. Небо прозрачно до рези в глазах. Листья повисли и не шевелятся. Сегодня уезжаю на учения.

23 июня

Ночью приехали в военный городок. В сумраке фонарь на паровозе казался гигантским желтым глазом чудовища. Дома военного поселка, пустующие и темные (семьи вывезены в тыл в первые дни войны), напоминают покинутый замок. В сумраке большое становится значительно внушительнее, чем при свете.

Долго сидели на лавочке у штаба. Было очень тихо. Из степи не доносилось ни одного звука. Степь беднее лесистых мест, в которых и ночью не перестают перекликаться бессонные птахи.

Рано утром слушал радио. Окружен Шербур. Наши двигаются по Финляндии. Идут дни, идут события.

В комнате № 19 получили инструктаж. Учение большое и по задачам сложное: преодоление системы обороны противника и выход на тактический простор. В центре «игры» дивизия и приданные ей подразделения и средства усиления.

Разъехались в различные районы. Я наблюдал «штурм» укрепленной полосы пехотой, под прикрытием танков. Все выглядело почти «по правде». Был даже организован огонь, естественно, шумовой, для психологического эффекта. Учение не затихло и ночью.

Думалось: ну что ж, посмотрим, как будет на самом деле, когда пробьет наш час здесь, на Востоке.

24 июня

Погода круто переломилась. Пасмурно, небо в тучах, свистит ветер. Не верится, что всего лишь сутки назад земля и люди изнывали от зноя.

Поступил приказ в подразделения: беречь солдат от простуды, не допускать на привалах сна на голой земле. Вот она, матушка-Сибирь, какие коленца выкидывает!

В штаб вернулся утром. Тяжко было переносить этот день: без сна, без горячей пищи, в состоянии крайней усталости.

Одно утешение: все проходит, пройдет и этот трудный день.

27 июня

Все еще на полях учения. Ночью и утром наблюдал захват сопки с участием пехоты и танков. Сопка была изрезана траншеями, надолбами и прочими видами современных укреплений. Потребовалось большое умение, чтобы достигнуть вершины. «Захват» длился всю ночь и утро.