Юрий Вяземский - Великий понедельник. Роман-искушение Страница 41

– Ну, раз ты вспомнил об этом, – сказал Руввим, – я тоже кое о чем вспомню. Ваша школа направила тогда к Назарею Никодима, члена синедриона. И он отправился к нему темной ночью, чтобы никто из товарищей не знал об этом посещении.

– Никодим отправился к Иисусу по собственной воле, а не по поручению школы. К тому же Никодим уже давно не принадлежит к Школе Гиллеля.

– Давно?! Клянусь Храмом, он ушел от вас с того самого момента, как встретился с Назареем и поговорил с ним! – как ребенок, обрадовался Руввим.

– Пусть будет так. Хотя это не совсем так, – спокойно согласился Ариэль.

– А Фамах, наш любимый товарищ Фамах, который сейчас здесь присутствует, он тоже по собственной воле пошел за Назареем? – продолжал радоваться и расспрашивать Руввим.

– Нет, Фамах был отправлен за Иисусом по поручению школы, – сказал Ариэль.

– А Ингал, который теперь ходит среди учеников Назарея, тоже был вами отправлен?

– Да, мы попросили его помочь Фамаху, и они вместе ушли за Иисусом. И Фамах с честью выполнил поручение и, как ты помнишь, очень помогал нам в Галилее, когда мы с тобой принялись за расследование. А Ингал… Да, он перешел на сторону Иисуса и от партии отдалился, – сказал Ариэль.

– Наш язык – богатейший язык в мире. И в нем есть более точные и красочные слова, такие как «изменил», «продал», «предал»… Почему ты их не используешь, Ариэль? – почти нежно спросил Руввим, но глаза его так яростно вцепились в лицо Ариэля, что тот инстинктивным движением поправил мешочки у себя на висках, словно его собеседник сдернул их в сторону.

– Можно, наверное, и эти слова использовать, если жестко смотреть на вещи, – спокойно и грустно ответил Ариэль.

– Товарищи! Я вас прошу… Я вас очень прошу… – сказал Матфания, впрочем, без всякого выражения и что-то старательно вписывая в одну из восковых табличек.

– А как иначе ты предлагаешь смотреть? – удивился Руввим, – если среди учеников Назарея таких, которые постоянно за ним следуют, я насчитал пять, нет, шесть фарисеев и книжников, которые либо принадлежали вашей школе, либо ей сочувствовали. И двое из ближайших учеников Назарея, из тех, кого они сами называют посланниками, двое, говорю, до своего предательства воспитывались в школе Гиллеля. Я имею в виду Иуду, сына Иакова из Хоразина, и Иакова, сына Зеведея из Капернаума.

– Тут ты ошибся, Руввим, – сказал Ариэль. – Иуда из Хоразина, прозванный Фаддеем, воспитывался в школе Шаммая. Отец его, Иаков, один из ревностных сторонников вашей школы.

– Ну, хорошо, одного богохульника я прощаю тебе, – усмехнулся Руввим.

– Я могу записать, что большинство ренегатов принадлежат к школе Гиллеля? – спросил Матфания.

– Можешь, потому что это правда. А правду никогда не скроешь, – сказал Ариэль.

– А я, со своей стороны, попрошу тебя, Матфания, чтобы ты не записывал этой формулировки. Ибо Господь милостив, и с каждым может случиться несчастье, – сказал Руввим.

– Я уже записал. Но, хорошо, сотру, – сказал Матфания и принялся тереть табличку широкой стороной металлической палочки.

– Премного вам благодарен за понимание и милосердие, – печально улыбнулся Ариэль. – Но возьму на себя смелость подчеркнуть, что наша школа, школа великого Гиллеля, всегда с большим вниманием относилась к различным новым веяниям и чаяниям в народе…

– У меня тут записано, – проговорил Матфания, как бы не замечая, что прерывает Ариэля, – «донесение Заттуя», товарища Заттуя. О чем говорилось в этом донесении?

Руввим лишь покосился в сторону своего товарища по школе, и смиренный фарисей сразу стал докладывать:

– Товарищ Заттуй пришел в Иерусалим, предстал перед главным учителем, товарищем Левием Мегатавелом, и донес, что в Назарете объявился новый лжепророк – Иисус, сын плотника Иосифа и Марии, дочери Еликаима и Анны. Его в Назарете все знают с детства. Но ни в детстве, ни в юности, ни потом он ничем от других людей не отличался. А тут вдруг явился в городскую синагогу в день субботний, потребовал книгу пророка Исайи и, прочтя из нее, объявил, что это о нем, об Иисусе, сыне Иосифа, пророчествовал великий Исайя и что он, Иисус, дескать, и есть Божий посланник и Мессия. А когда народ возмутился, выгнал его из города и хотел сбросить со скалы, Иисус таинственным образом ускользнул от них и скрылся.

– Заттуй – наш человек в Назарете, – стал комментировать Руввим. – Он – преданный и испытанный товарищ и всегда сотрудничал с контрольной комиссией. Он первым из галилейских товарищей доложил о Назарее и сначала явился ко мне как к главному контролеру, а я повел его к товарищу Левию, который попросил его написать письменный отчет о прошлом этого самого Иисуса и о его богохульных высказываниях в синагоге. Отчет этот хранится в нашей комиссии, и, если нужно, мы можем его представить рабочей группе.

– Представите, если будет нужно, – кивнул головой Матфания и вопросительно посмотрел на Ариэля. А тот устало продол жил фразу, на которой его прервали:

– Наша школа, как я пытался объяснить, всегда внимательно прислушивалась к тому, что творится в душе народной, что наш народ ожидает, на что возлагает надежды, во что верит. Мы ведь не саддукеи какие-нибудь, которых только собственная… только собственное спокойствие и материальное благополучие интересуют. Мы – ум, честь и совесть избранного Богом народа иудейского.

– Ты о всей партии говоришь или только о своей школе? – быстро спросил Руввим, вцепившись взглядом в щеку Ариэля.

– Разумеется, о всей партии, – спокойно отвечал тот. – Но школа Гиллеля, как мне представляется, в этих вопросах всегда была более чувствительной и осторожной, чем представители других направлений.

– И к чему ты это сейчас говоришь? – спросил Руввим.

– Пророки давно замолчали, и сотни лет мы уже не слышим слова Божьего, – задумчиво и грустно отвечал Ариэль. – Чем дольше молчат пророки, тем больше в народе накапливается волнения, смятения, надежды и ожидания, тем ревностнее и упрямее истинные иудеи ждут обещанного им Мессию. Или ты уже не ждешь его, Руввим?

– Я жду. Но истинного Мессию, а не фигляров и не фокусников, которых в последнее время развелось, как мух и крыс на генномской свалке.

– Вот-вот, – удрученно склонил свою аристократическую голову Ариэль и скорбным голосом продолжал: – Вдруг является какой-то фигляр в милоти пророка, и к нему со всех четырех сторон – из Иерусалима, Переи, Галилеи и даже из Идумеи – стекаются толпы народа, которых он призывает к покаянию и очищает от грехов в Иордане. А следом за этим крестителем является, как ты говоришь, еще один фокусник, который, прикрывшись авторитетом этого нового пророка – а, по-твоему, фигляра, – начинает фокусничать и сбивать с толку народ. А именно: воду обращает в вино, на расстоянии исцеляет смертельно больного ребенка, бесов изгоняет, паралитиков заставляет двигаться и ходить, прокаженных очищает и отправляет на освидетельствование в Город, слепым возвращает зрение и мертвых поднимает с одра. Хорош фокусник, не правда ли? И для контрольной комиссии он конечно же проходимец и лжец. Но ты подумал, кем этот человек может выглядеть в глазах простого народа, в глазах тех, кого он спасает и лечит?

– Нельзя ли помедленнее говорить и, желательно, по конкретным эпизодам? – озабоченно попросил Матфания. Но на него не обратили внимания.

Руввим вдруг вырвал из рук своего смиренного младшего товарища пергамент, пробежал глазами написанные строки, словно выщипывая их взглядом, и заговорил решительно и озлобленно:

– Ты посмотри, что он делает, твой пророк и Мессия! По эпизодам пойдем, а ты следи, внимательно следи за моими словами. Он никого не лечит в Назарете… Правильно, зачем лечить и спасать, когда его оттуда выперли и чуть не прибили?! Но на пути в Капернаум он якобы спасает от смертельной болезни одного мальчугана. А что за парень? Я вам скажу: сыночек, чуть ли не единственный, Антипиного царедворца Хузы, того самого, который в то время управлял всей Восточной Галилеей и в Капернауме имеет большой дом. В этот свой капернаумский дом Хуза тут же приглашает нашего Назарея, который смиренно принимает приглашение, и теперь его и его сообщников обслуживает лично Иоанна, жена Хузы, которая повсюду следует за своим спасителем, а сын ее и Хузы – которого, говорят, привечал и до сих пор привечает царь Ирод Антипа, – этот исцеленный становится учеником Назарея и тоже повсюду за ним ходит… Вот вам первое, так сказать, исцеление, вернее, его скромненький результат.

Разумеется, в Капернауме Назарей сразу становится самым почетным гостем. Только о нем и говорят. И в первую же субботу в местной синагоге мухе не пролететь, потому что весь город туда набился – ждут Назарея и его свиту. Начальник синагоги, Иаир, дает ему читать из Писания и просит толковать и учить. И тот толкует и Учит. А потом исцеляет одного несчастного. И знаете кого? Я вам скажу: сына товарища Иакова, нашего преданного товарища из Хоразина и председателя местной контрольной комиссии партии.