Вера Хенриксен - Святой конунг Страница 41

— Суннива против этого, — ответила Сигрид, — и Кальв сказал, что не хочет принуждать ее к браку, которого она сама не желает.

Кальв сказал и еще кое-что; он сказал, что хорошо знает, к каким несчастьям это может привести.

— Это был бы неплохой брак, — сказал Тронд. — Гейродд человек состоятельный и уважаемый в Катанесе. И, несмотря на молодость, Ульв Гейроддссон парень толковый, я сам убедился в этом в летнем сражении. Если бы на то была моя воля, я отправил бы Сунниву в Турсо с первым же кораблем. Мне не нравятся взгляды, которые бросают на нее дружинники. Но я замечаю, что она умеет обводить Кальва вокруг пальца. И ты позволяешь ей ходить туда, куда ей вздумается. Если бы она ответила мне так, как в последний раз ответила тебе, я бы задал ей трепку.

— Я сама пробовала это делать. Но она становится еще более упрямой. Она говорит: ударь меня еще раз. Что мне остается делать?

— Поймай ее на слове, — сказал Тронд, — и всыпь ее как следует. Она ведь не дурочка и очень скоро поймет, что так отвечать не следует.

— Но… — Сигрид замялась. Она хотела сказать: но тогда она разлюбит меня. Со временем она сама поймет, что так поступать глупо. — Это лето такое неудачное, — сказала она. Оглянувшись по сторонам, чтобы убедиться, что никто их не подслушивает, она рассказала Тронду о Хоскульде Флосисоне. В заключении она сказала, что разговаривала с Хоскульдом снова, как только он выздоровел, и приказала ему убираться с острова Росс.

— Так вот почему он так спешно смотался отсюда, — сказал он. — Ты говорила об этом Кальву?

Она покачала головой.

— Значит, это благодаря тебе девчонка так расстроена!

Он стукнул кулаком по столу. Она ничего не ответила.

— Хорошо еще, что он убрался с Росса, — продолжал он. — Ты не знаешь, куда он подался?

— В Дублин. Но я думаю, что оттуда он направится в Исландию, чтобы жениться.

— Вряд ли он снова покажется здесь, — сказал Тронд. — Он должен благодарить небо за то, что убрался отсюда, пока еще ни Кальв, ни я не узнали о случившемся.

Немного помолчав, он спросил:

— Ты сказала Сунниве правду?

Сигрид снова покачала головой. Она уже пожалела, что рассказала об этом Тронду.

— Неужели она надеется, что он снова вернется? — спросил он.

— Меня не удивит, если это так.

— Теперь мне ясно, почему она отказалась выйти замуж за Ульва Гейроддссона. Я не понимаю, почему ты раньше не сказала об этом, ведь ты же не связана обетом молчания. Но теперь самое время сказать правду Кальву и Сунниве, и если ты не хочешь ничего предпринимать, я сам займусь этим делом.

— Тронд… — пыталась остановить его Сигрид.

— Именно так, — ответил он, — и я надеюсь, что Ульв Гейроддссон еще получит ее.

— Он не желает слышать ни о какой другой девушке, с тех пор, как увидел ее во дворе ярла этим летом. И Гейродд тоже сказал, что у нее есть время подумать. Дело еще не решено.

— Я бы тут же решил это дело, — сказал Тронд. С этими словами он встал и пожелал ей спокойной ночи.

Образ Эльвира, который она видела в чертах сына, исчез, у нее появилось ощущение потери.

Это был не единственный раз, когда Сигрид замечала сходство между Трондом и его отцом; много раз они сидели с сыном по вечерам и говорили об Эльвире. Ему хотелось узнать об отце как можно больше, и она с радостью рассказывала о нем.

В такие вечера она ощущала близость с сыном, переживая с ним вместе время, прожитое с Эльвиром. И она радовалась тому, что с ним так легко разговаривать, что он так быстро понимает вещи, далекие от его образа мыслей. Она видела в нем плодородную почву для мыслей Эльвира…

Но бывали такие вечера, когда Тронд исчезал, не сказав, куда уходит. И Сигрид с тревогой думала о том, что с его стороны было бы просто безумием тайно встречаться с Ингебьёрг.

В один из таких вечеров, когда он исчез сразу после ужина, она не на шутку забеспокоилась. И, взяв с собой пару женщин, отправилась к ярлу.

И она с облегчением вздохнула, увидев Ингебьёрг в зале.

Но когда она вошла, ей пришлось сесть и поговорить с хозяевами; ярл усадил ее возле себя и предложил меда из своего рога.

Они говорили о разных вещах; ярл рассказывал о своей поездке в Шотландию, спрашивал ее о ярлах Ладе, о первых годах пребывания короля Олава в Норвегии.

Время летело быстро, но всякий раз, когда она давала знать, что ей пора домой, он просил ее побыть еще немного; он сказал, что даст ей сопровождающих.

Ингебьёрг тоже сидела с ними, но большинство уже легло спать. И она первая заметила, что что-то не так.

— Вы не чувствуете запаха? — спросила она.

Ярл и Сигрид принюхались и тоже почувствовали запах. И ярл послал человека открыть дверь.

Открыв дверь, он тут же закрыл ее и стремглав вернулся назад. Лицо его было бледным.

— Мы окружены. Дом объят пожаром.

Ярл вскочил.

— Пусть сгорит в аду тот, кто это наделал! — воскликнул он. — Нетрудно догадаться, кто там, снаружи.

Люди, спавшие до этого на скамьях, вскочили. Теперь все почувствовали запах пожара, было слышно, как трещит крыша.

Бросившись к двери, ярл открыл ее. И когда он крикнул, кто там, снаружи, в ответ засмеялись и сказали:

— Это Рёгнвальд Брусасон!

Торфинн ответил ему проклятием. Потом спросил, кого он желает выпустить.

— Женщин и рабов, — ответил тот.

Закрыв дверь, Торфинн снова сел на место.

— Женщины и рабы могут выйти, если хотят, — сказал он.

Но он предостерегающе поднял руку, когда некоторые бросились к двери.

— Тот, кто полезет вперед, будет зарублен на месте, — сказал он. — Времени достаточно, чтобы вышли все, нечего устраивать толчею.

Он повернулся к своим людям и дал им распоряжения. Те, кто собирались выйти, подошли к двери, и двое работников Торфинна с мечом в руках следили за тем, чтобы никто не лез вперед. Другой человек открывал и закрывал дверь, впуская всех по одному.

Сигрид и ее женщины были в этой толпе не первыми; она пропускала вперед других, не желая, чтобы к ней было особое отношение. Сняв косынку замужней женщины, она спрятала ее под шаль, а золотую цепочку, которую носила на шее, убрала под одежду, чтобы никто ее не увидел.

Ей казалось, что парень возле двери слишком медленно пропускает людей; от дыма уже слезились глаза, но она все еще ждала своей очереди, озираясь по сторонам.

Стало уже жарко, она увидела, как горит крыша. Большинство мужчин были на ногах, лишь некоторые сидели на скамьях. Почти все молчали, лишь кое-кто выдавливал из себя слова. И ирландский священник в белой рясе ходил от одного к другому и спрашивал, не желают ли они исповедоваться. И тут она увидела, что ярла среди них нет. Возможно, он лег в свою постель, как это сделал Ньяль Торгейрссон в Исландии, когда его сожгли в доме…

И вот дверь перед ней открылась, и она вышла в ночную прохладу; стоящие у двери дружинники грубо оттолкнули ее.

Она отошла немного в сторону и медленно побрела по двору, когда какой-то человек схватил ее за руку.

— Куда ты направляешься, бабуся? — спросил он.

— На небо, — сердито ответила она, — но не сейчас…

И тут же она пожалела, что сказала ему это. Крепко держа ее за руку, он потащил ее обратно.

— Ты отвечаешь не так, как отвечают служанки, — сказал он. — Ты скажешь ярлу, кто ты такая.

Сигрид готова была откусить себе язык. Они с ярлом знали друг друга еще с той поры, когда ярл и Торфинн были друзьями. Если он узнает, что она здесь, он сочтет это даром Божиим и потребует за нее денежный выкуп.

Ярл стоял во дворе, красивый и сильный, на лице его была написана безграничная жестокость.

Люди всё выходили из зала, но крыша еще не провалилась; густой дым стелился по земле до самого берега. А ночь была темной и безлунной. Языки пламени танцевали во тьме, бросая отсветы на стоящих на страже людей. Лица воинов были бесстрастными; Сигрид узнала и знамена: это были люди конунга Магнуса.

Сквозь шум пожара слышались жалобные голоса женщин, мужья или сыновья которых остались в зале; некоторые упрашивали ярла отпустить их. Но он жестоко отпихивал их.

И когда Сигрид подвели к нему, он даже не взглянул на нее.

— Мне сейчас не до баб, — сказал он. И Сигрид горячо поблагодарила Бога.

Ее отпихнули в толпу женщин. И она обнаружила, что, несмотря на то, что ярлу было теперь не до женщин, его люди вовсе не выбрасывали это из головы: кое-кто уже показывал рукой, какую из женщин он возьмет, когда все закончится.

— Думаю, я возьму себе бабусю, — сказал тот, кто остановил Сигрид, и все рассмеялись.

— Если, конечно, ярл позволит мне, — добавил он.

— Не думаешь ли ты, что сам ярл польстится на эту старую каргу? — сказал другой, и все снова засмеялись.

— Что ты на это скажешь, бабуся? — спросил первый. — Язычок-то у тебя острый, это я могу подтвердить.

Снова раздался смех.

И тут послышался треск, во все стороны посыпались искры, все оглянулись; это провалилась круша. Изнутри послышался крик.