Сокровище тамплиеров - Джек Уайт Страница 41

Ричард выдержал паузу, а когда решил, что у отца и сына было достаточно времени, чтобы проникнуться впечатлением, заговорил снова:

— Позвольте повторить: мессир Робер был приглашён в орден правящим советом Храма. Никогда и никому раньше не оказывали такой чести. Это беспрецедентный случай, потому что Храм всегда ревностно и фанатично отбирал самых лучших из желающих вступить в его ряды. То, что орден пригласил мессира Робера, имеет огромное значение и для тебя, Андре. Учитывая, что де Сабле убеждён в твоей невиновности, возможно — и даже вероятно, — что тебя примут в орден как новичка без принесения формальных обетов, ещё до того, как мы покинем Францию. Таким образом, вы оба, отец и сын, сможете путешествовать в моей свите, пока мы не доберёмся до Святой земли. Там вы приготовитесь к стоящим перед вами задачам: по прибытии ты, Андре, станешь полноправным рыцарем Храма, а вы, Анри, займёте оговорённую должность.

Анри Сен-Клер низко поклонился.

— Превосходно, — сказал герцог. — А теперь перейдём к нашим делам. Начнём с этого святоши и лицемера, аббата Фомы. Может, он и не слишком боится Бога, но, клянусь святой Божьей глоткой, я сумею нагнать на него страху. Он у меня живо раскается во всех своих гнусных прегрешениях! Андре, ступай, найди Годвина, капитана моей стражи. Он англичанин, но умеет говорить по-французски. Ты его сразу узнаешь: здоровенный детина, его ни с кем не спутаешь. Скажи ему, чтобы взял четырёх человек, поехал в аббатство Пресвятой Девы, арестовал аббата Фому и доставил в цепях ко мне, в замок де ла Фурье. В цепях, заметь, и пешим. Пусть заставит аббата идти пешком! Я хочу, чтобы этот заносчивый ханжа и лицемер испытал боль и страх, о которых до сегодняшнего дня и понятия не имел. И пошли с ними одного из своих людей, чтобы тот показал дорогу. Ступай. Нет, погоди.

Ричард щёлкнул пальцами.

— Заодно скажи Пьеру, сержанту Годвина, чтобы подготовил наших коней и подвёл к воротам в ближайшие полчаса. Всё понял?

Андре кивнул.

— Да, мой сеньор.

С этими словами он вышел.

Мессир Анри посмотрел ему вслед, восхищаясь прямой осанкой сына и слегка удивляясь, как легко Ричарду удаётся добиваться своего. Конечно, старший Сен-Клер с самого начала сообразил, что Плантагенет явился к нему неспроста. Со вчерашней ночи Анри преследовали опасения и горькая досада. Но теперь, как по волшебству, обида покинула его, сменившись невольным восхищением человеком, так умело распоряжавшимся чужими жизнями.

Несмотря на свою тревогу, несмотря на то, что он понимал: Ричард Плантагенет манипулирует людьми ещё искуснее, чем прежде, Анри имел причины смириться с волей герцога. Он отдавал себе отчёт, что без поддержки будущего короля его сыну Андре нельзя оставаться во Франции. После отъезда Ричарда и отца Андре мог избежать судебного процесса и казни (или даже гибели от рук убийцы) только одним способом: вступив в войско крестоносцев, но под чужим именем, без гербового щита, в качестве наёмника. Однако теперь, когда в нём был заинтересован сам Ричард — а старый рыцарь ни на йоту не верил, что хорошо знакомый ему герцог вдруг проникся бескорыстной любовью к справедливости, — у Андре появился другой, более приемлемый путь. То, что его участие в походе в Святую землю было a sine qua non[4], уже не раздражало старшего Сен-Клера, ибо служило интересам не только сеньора, но и вассала. Приняв предложение Ричарда, мессир Анри извлёк из необходимости пользу: он воспользовался возможностью сохранить жизнь сыну и разделить с ним судьбу.

Осмыслив сложившееся положение, Анри лишь смутно предчувствовал нечто недоброе. Он никак не мог избавиться от этого предчувствия, но не собирался ему поддаваться, ведь причина такого чувства, скорее всего, коренилась в тёмных сторонах сложного характера Ричарда... Характера, с которым, хочешь не хочешь, приходилось мириться.

Сен-Клер почувствовал, что Ричард внимательно за ним наблюдает, и выпрямился во весь рост, ощущая, как засосало под ложечкой.

— А вы размякли, Анри. Вам не мешает восстановить былую бойцовскую форму.

— Я же говорил, мой сеньор. С тех пор, как моя жена...

— Это не займёт много времени. Месяц — и мы приведём вас в порядок.

Ричард ухмыльнулся.

— Может, это вас прикончит — но даже если и так, вы умрёте поздоровевшим.

Мессир Анри улыбнулся.

— Это не убьёт меня, мой сеньор. Скорее всего, стоит начать — и я войду во вкус.

— Ну, у молодого Андре таких трудностей не будет. Я попрошу Робера сразу приставить его к делу: пусть изучает основные дисциплины ордена, хотя бы самые известные и доступные.

Герцог повернулся к де Сабле, выгнув бровь:

— А как по-вашему, Робер? Есть у него задатки храмовника?

— Уверен, что есть, мой сеньор. Насколько могу судить, понадобится лишь несколько... упорядочить его природные дарования.

— Да-да, молиться утром, в полдень, днём и вечером и ещё три-четыре раза за ночь. Очень странный образ жизни для рыцаря и воина.

Де Сабле в ответ на иронию Ричарда слабо махнул рукой.

— Таков устав ордена, мой сеньор. Его должны соблюдать все члены ордена, невзирая на звание.

— Вот поэтому я бы никогда не смог стать храмовником. Интересно, способны ли ещё святые воители разгибать колени, когда нужно сражаться.

Де Сабле широко улыбнулся.

— Недавно вы сами признали, мой сеньор, — они сражаются отменно. Кроме того, сведущие люди сказали мне, что во время войны на смену мирному уставу приходит боевой: требования к благочестию смягчаются, зато ужесточаются требования к дисциплине и боевой подготовке.

Мессир Робер повернулся к Сен-Клеру.

— А вы как думаете, мессир Анри? Приноровится ваш сын к этой ноше?

— Полагаю, что да, мессир Робер, и приноровится охотно. Ведь тот, кто служит ему примером для подражания,