Кристиан Жак - Сын Солнца Страница 42

— Кто такой фараон? — спросил Сети у Рамзеса.

— Тот, кто делает свой народ счастливым.

— Чтобы достичь этого, не стремись сделать людей счастливыми помимо их воли, но совершай деяния, угодные богам и вечно творящему Первоначалу; воздвигай храмы, подобные небу, и посвящай их небесным владыкам. Ищи главное, тогда второстепенное обретет гармонию.

— Главное, это Маат?

— Маат задает верное направление, она — кормчий общинного корабля, основание трона, совершенная мера и сущность правосудия. Без нее не может быть совершено ни одно справедливое деяние.

— Отец…

— Какое беспокойство снедает тебя?

— Буду ли я на высоте этой задачи?

— Если ты не сможешь подняться до нее, она тебя раздавит. Мир бы не удержался в равновесии без деяний Фараона, без его слов и ритуалов, которые он совершает. Если однажды власть Фараона исчезнет из-за глупости и алчности людей, царствованию Маат придет конец, мрак покроет землю. Человек разрушит все вокруг себя, включая себе подобных, сильный уничтожит слабого, несправедливость восторжествует, насилие и скверна заполнят землю. Солнце больше не взойдет, даже если его диск останется в небе. Сам по себе человек стремится к злу. Задача фараона — выпрямлять кривую палку, без конца устанавливать порядок в хаосе. Любая другая форма правления обречена на провал.

Ненасытный Рамзес задавал отцу тысячи вопросов. Фараон не уклонился ни от одного. Тихая летняя ночь давно уже наступила, когда Рамзес с переполненным сердцем опустился на каменное ложе. Взгляд его блуждал в звездных высях.

По приказу Сети начались церемонии праздника Опета. Жрецы вывели из храмовых приделов ладьи фиванской троицы: Амона — скрытого бога, Мут — матери вселенной и их сына Хонсу, пересекающего небеса и пространства, чьим воплощением был Рамзес. Перед тем, как переступить порог храма, Сети и его сын поднесли ладьям божеств букеты цветов и совершили жертвенное возлияние вина в их честь. Затем их накрыли накидкой, так, чтобы непосвященные видели, не видя.

В этот девятнадцатый день десятого месяца сезона разлива на подступах к храму Карнака собралась огромная толпа. Когда открылась большая дверь из позолоченного дерева, дав проход шествию, которое возглавляли Фараон и его сын, толпа взорвалась радостными криками. Боги присутствовали на земле, и год обещал быть счастливым.

Образовалось две процессии: одна направлялась по аллее сфинксов, идущей от Карнака к Луксору, другая двигалась по Нилу, от причала первого храма к набережной второго. На реке лодка Фараона привлекла к себе все взгляды. Покрытая золотом из пустыни и драгоценными камнями, она сияла под солнцем. Сети возглавил флотилию, тогда как Рамзес вступил на дорогу, по сторонам которой стояли сфинксы, охраняющие путников.

Дудки, флейты, тамбурины и лютни аккомпанировали акробатам и танцовщицам. На берегах Нила продавалась аппетитная снедь и прохладное пиво. Им запивали куски поджаренной на вертеле дичи, пироги и фрукты.

Рамзес попытался отвлечься от шума и сосредоточиться на своей ритуальной роли: провести богов до Луксора, храма, где возрождается Ка фараона. Шествие останавливалось перед несколькими святилищами, дабы возложить жертвоприношения, и, двигаясь с мудрой степенностью, прибыло к вратам Луксора одновременно с Сети.

Божественные ладьи проникли внутрь здания, куда толпе не было входа. И пока снаружи продолжали праздник, здесь готовилось возрождение скрытых сил, от которых зависели все формы плодородия. В течение одиннадцати суток в святая святых храма три ладьи заряжались свежей силой.

Жрицы Амона танцевали, пели и играли на музыкальных инструментах. Танцовщицы с крепкими грудями и пышными волосами, подхваченными душистыми стеблями сыти[9], умащенные ладаном, благоухающим ароматом лотоса, захватывающе и чарующе исполняли медленные фигуры танца.

Среди играющих на лютне была Нефертари. Держась немного поодаль от своих подруг, она была сосредоточена на своем инструменте и казалась отрешенной от внешнего мира. Как такая юная девушка могла быть столь серьезной? Стараясь остаться незамеченной, она выделялась. Рамзес искал ее взгляд, но ее сине-зеленые глаза смотрели лишь на струны лютни. Как бы Нефертари себя ни вела, ей не удавалось скрыть свою красоту. Она затмевала других жриц Амона, которые были, однако, все очень привлекательны.

Наступила тишина. Юные девы удалились, одни — довольные своим выступлением, другие — поспешив обменяться впечатлениями. Нефертари осталась такой же сосредоточенной, как если бы она хотела сохранить в самой глубине своего сердца отголосок этой церемонии.

Рамзес провожал ее взглядом, пока хрупкий силуэт девушки в белоснежном платье не исчез в ослепительном летнем свете.

Глава 36

Красавица Изэт свернулась клубком, прижавшись к телу Рамзеса, и зашептала ему на ухо любовную песню, которую знали все молодые египтянки:

— Почему я не раба твоя, прикованная к твоим шагам? Я могла бы одевать и раздевать тебя, быть рукой, что приглаживает твои волосы и массирует твое тело. Почему я не та, кто стирает твое платье и растирает тебя благовониями, почему я не твои браслеты и украшения, что касаются твоей кожи и впитывают твой запах?

— Эти стихи должен петь влюбленный, а не его возлюбленная.

— Какая разница… Я хочу, чтобы ты снова и снова слушал их.

Красавица Изэт в любви была страстной и нежной одновременно. Гибкая, пылкая, она без конца изобретала все новые и новые удивительные игры, чтобы обольстить своего возлюбленного.

— Будь ты соправителем царства или крестьянином, мне наплевать на это! Я люблю тебя, твою силу, твою красоту.

Искренняя страсть Изэт трогала Рамзеса. В ее глазах не было и тени лицемерия. Он ответил ее самозабвению с пылом своих шестнадцати лет, и они вместе вкусили наслаждение.

— Оставь это, — предложила она.

— Что?

— Эту роль соправителя, будущего фараона… Оставь это, Рамзес, и мы будем жить счастливо.

— Раньше я мечтал быть царем. От мысли об этом меня лихорадило и пропадал сон. Потом мой отец помог мне осознать, что это стремление безрассудно. Я бросил это, забыл об этом безумстве. И вдруг Сети приобщает меня к трону… Моя жизнь захвачена в огненный поток, и я не знаю, куда она меня вынесет.

— Не погружайся в него, останься на берегу!

— Разве это решаю я?

— Положись на меня, и я помогу тебе.

— Как бы ты не старалась, я все равно одинок.

По щекам Изэт потекли слезы.

— Я не могу смириться с этим! Если мы будем всегда вдвоем, мы сможем лучше вынести испытания жизни.

— Я не предам отца.

— Только не бросай меня!

Красавица Изэт не осмеливалась опять заговорить о браке. Если будет нужно, она останется в тени.

Сетау опасливо вертел в руках и разглядывал атрибут соправителя — диадему со змеей, а Рамзес насмешливо наблюдал за ним.

— Неужели ты боишься этой змеи?

— У меня нет никакого средства против ее укуса: от ее яда нет противоядия.

— Неужели и ты тоже хочешь, чтобы я отказался от должности соправителя?

— Я тоже… Значит, не я один разделяю это мнение?

— Красавица Изэт мечтает о более спокойной жизни.

— Кто упрекнет ее в этом?

— Странно, что ты, такой любитель приключений, ратуешь за спокойную и ограниченную жизнь.

— Путь, на который ты вступаешь, опасен.

— Помнишь, мы пообещали друг другу найти подлинную власть? Ты каждый день рискуешь своей жизнью, почему же я должен пугаться своего пути?

— Я вступаю в поединок только со змеями. Тебе же придется столкнуться с людьми, существами гораздо более опасными.

— А ты согласился бы работать рядом со мной?

— Соправитель хочет образовать свой клан…

— Я доверяю тебе и Амени.

— А Моисею — нет?

— Он нашел свою дорогу, и я убежден, что вскоре увижу его в качестве главного зодчего, мы вместе построим великолепные храмы.

— А Аша?

— Я собираюсь поговорить с ним.

— Твое предложение льстит мне, но я не приму его. Я еще не говорил тебе, что женюсь на Лотос? Я признаю, что женщин надо опасаться, но она — бесценная помощница. Я желаю тебе удачи, Рамзес.

Чуть меньше, чем за месяц Шенар потерял лишь половину своих друзей. Значит, положение было не так уж безнадежно. Он думал, что останется почти в одиночестве, но большая часть знати, вопреки выбору Сети, не верила в будущее Рамзеса. Возможно, после кончины фараона соправитель, не выдержав непосильной ноши ответственности, отречется от престола в пользу более опытного человека.

Разве он, Шенар, не пострадал от несправедливого решения отца? Он, официальный преемник без всякого объяснения был грубо отодвинут в сторону. Как еще мог Рамзес обольстить отца, кроме как оклеветав старшего брата?