Царица поверженная - Маргарет Джордж Страница 42

Та ночь, как никакая другая, никогда не изгладится из моей памяти. Я запомнила все: как часто мы предавались любви, как именно мы делали это. Все мельчайшие подробности, о которых я не стану говорить публично, вспоминаются мне каждый раз, когда нужно отвлечься от печали, огорчения или боли. Та ночь была даром богов, какой редко дается и еще реже повторяется. Она подтвердила мое убеждение, что телесные восторги (хоть философы и утверждают иное) вполне могут сравниться с радостями мысли и духа.

Когда Антоний ушел, я не опечалилась. Да, эта ночь завершилась, ее нельзя ни продлить, ни сохранить во всем ее совершенстве. Но впереди нас ждут другие ночи, тоже совершенные, пусть и по-другому.

– Прощай, мой командир, – сказала я, целуя его на палубе.

Солнце поднялось над горизонтом и окрасило корабль алым и золотым цветом. Огни на корабельных снастях выгорели, и теперь там болтались обычные глиняные плошки – никакой магии.

– Прощай, моя царица. – Он обнял меня, на миг прижав к своему пурпурному плащу. – Я буду у тебя при первой возможности.

– Это так долго, – отозвалась я. – Мне бы хотелось, сойдя с корабля в Александрии, увидеть тебя на пристани.

– Умей я летать, так бы оно и было, – улыбнулся Антоний. – Но, увы, человеку крыльев не дано.

Он отстранился и несколько мгновений стоял молча. Восходящее солнце вызолотило каждую складку его одеяния.

Я потянулась, коснулась его лица и сказала:

– Прощай.

Оставшись одна в своей каюте, я упала на кровать, чтобы наконец отдохнуть – в прошедшую ночь, разумеется, о сне не было речи. Поскольку за окном уже ярко светило солнце, мне пришлось натянуть простыню и закрыть глаза.

На губах моих блуждала улыбка: да, роскошные пиры с дорогими подарками обошлись недешево, но это выгодное вложение. Как любят подчеркивать Мардиан и Эпафродит, «скупясь на расходы, не рассчитывай на доходы». Однако последний пир, при всем его великолепии, стоил вовсе не миллион сестерциев. В отличие от гостей, я, прилежная ученица александрийских наставников, прекрасно знала: жемчуг не растворяется в уксусе. Жидкость, способная растворить жемчуг, разъела бы и мой желудок. Нет, драгоценная жемчужина в целости и сохранности пребывала у меня во чреве, и вернуть ее не составит особого труда.

Но воинам и магистратам не посчастливилось слушать наставления ученых нашего Мусейона, и они простодушно поверили моему обману.

Умение управлять государством предусматривает, помимо прочего, наличие множества самых разнообразных познаний и навыков, и на первый взгляд они могут показаться ненужными. Засыпая, я поняла, что восприняла это у Цезаря, и теперь он мог бы гордиться мной. Не «мог бы» – он гордился бы мной. Возможно, Антоний прав: Цезарь знал, что я сумею позаботиться о себе.

ЗДЕСЬ ЗАКАНЧИВАЕТСЯ ЧЕТВЕРТЫЙ СВИТОК

Пятый свиток

Глава 11

– Сначала Цезарь, теперь Антоний! – воскликнул Мардиан, подняв брови. – Это у тебя что, особая болезнь – теряешь голову всякий раз, когда на горизонте появляется римлянин?

– Высокопоставленный римлянин, – сухо дополнил Олимпий.

– Не просто высокопоставленный, а поставленный на самую вершину власти, – уточнил Мардиан, качая головой.

– До чего же вы оба жестокосердны, – промолвила в ответ я, хотя особого раздражения не испытывала: к их укорам я привыкла.

– Мы твои друзья, – рассмеялся Олимпий. – Мы и не думали тебя порицать, а просто пересказали, что говорят римляне. Чтобы у тебя была возможность подготовиться к наветам.

Мы сидели у окна, выходившего на запад, откуда со стороны открытого моря надвигался очередной зимний шторм. Был отчетливо виден приближавшийся грозовой фронт. Я поежилась, уютно завернувшись в теплую шерстяную столу.

– Архелай – царского рода, но тебе он по вкусу не пришелся, – проворчал Мардиан. – Думаю, Олимпий прав: дело в общественном положении и реальной власти. Архелай знатнее этих римлян, но не обладает и малой толикой их могущества. Да, моя дорогая, именно власть тебя возбуждает.

– Ну и что с того? – ощетинилась я.

Олимпий пожал плечами:

– Наверное, не будь у тебя жажды власти, ты не принадлежала бы к роду Птолемеев.

– А может быть, – предположил Мардиан, – играет роль и то, что они женаты? В конце концов, Архелай…

– Да забудь ты об Архелае! Он мне понравился, он прекрасный человек, но…

– Он не женат и не правит миром. Мелкие недостатки! Ладно, притягательность власти ты уже признала, а как насчет наличия брачных уз? – спросил Олимпий.

– Ясное дело, соперничество разжигает интерес, – криво усмехнулся Мардиан.

– Не много ли вы на себя берете, обсуждая мое поведение? – не без досады осведомилась я.

– Это наше увлечение! – фыркнул Мардиан. – Надо же нам чем-то заняться в твое отсутствие.

– Но теперь я присутствую, и скоро в Александрию прибудет Антоний. Поэтому предлагаю вам обоим попридержать язык.

Я говорила вполне серьезно, однако только рассмешила Мардиана и Олимпия.

– Мы-то что, – пробурчал, подавляя смех, Олимпий. – Мы-то помолчим, но вот за народ на рынках я не поручусь.

После того как мои друзья, все еще посмеиваясь, ушли, я уселась у окна и задумалась, глядя на темнеющее небо над гаванью. Все, что они говорили, звучало вполне справедливо. Тем более некоторые аспекты сложившейся ситуации я и сама для себя не могла объяснить. Политическая целесообразность очевидна: дружба и союз с преемником Цезаря позволят и мне, и Египту в целом чувствовать себя гораздо спокойнее. Однако дружбу и союз можно обеспечить дипломатическими средствами, а не через постель.

Меня до крайности бесило то, что в постели Антония я испытала величайшее наслаждение. Было бы лучше (неужели?), окажись он человеком скучным, бесцветным, непривлекательным да и никчемным любовником. Тогда бы я, наверное, отбыла домой с превеликой радостью и постаралась забыть о нашей близости, убедившись, что целомудренная жизнь куда полезнее любовных историй, приносящих разочарования.

Однако разочарования не случилось. Мою уступчивость в первую ночь можно приписать растерянности и неожиданности, но дальше… я хотела этого ничуть не меньше, чем он. А в результате, нельзя не признать, поставила себя в неловкое положение. И это еще мягко сказано.

От окна повеяло влажным холодом. Я подошла к жаровне, от которой исходило хоть слабое, но тепло, и погрела над ней руки.

«О Исида, научи меня!» – мысленно твердила я.

Так или иначе, свершится то, что должно свершиться, и нелепо препятствовать предопределенному. Грядущее сокрыто от взоров смертных, однако ближайшее будущее очевидно: Антоний явится в Александрию, и это произойдет скоро.

Шторма, возможно, продлятся не одну неделю, и судоходство будет прервано.

Но Антоний приедет сухопутным путем.

– Дело сделано, госпожа, – невозмутимо сообщил Мардиан, прибывший