Смерть консулу! Люцифер - Жорж Оне Страница 42

В эту минуту, когда приезжали и уезжали высшие чиновники, дипломатические представители, военные, явившиеся засвидетельствовать первому консулу свою преданность, вошёл префект полиции Дюбуа. Фуше терпеть не мог этого человека. Насмешливым жестом он показал на него Бонапарту.

Резким голосом первый консул стал расспрашивать несчастного, который напрасно старался бормотать какие-то несвязные извинения.

— Не от вас зависело помешать успеху этих разбойников? Каким образом они могли получить порох, которого было достаточно, чтобы взорвать целый квартал? Гражданин Дюбуа, если б я был префектом полиции и со мной случилась такая история, я умер бы от стыда.

С этими словами он повернулся к нему спиной. Дюбуа стоял, как громом поражённый.

Бонапарт, как будто излив наконец весь свой гнев, сказал Фуше:

— С сегодняшнего же вечера займитесь этим делом. Население Парижа должно немедленно получить безопасность. Помните, что только успех будет для меня доказательством вашей преданности.

Фуше поклонился и, пробравшись через толпу придворных, которые расступились, чтобы пропустить его, вышел в вестибюль. Там он нашёл дожидавшегося его секретаря Виллье и, опираясь на руку молодого человека, спокойно, как будто он в полной милости у своего начальства, уселся в свою карету.

Когда они тронулись в путь, Фуше сказал своему спутнику:

— Один момент я думал, что он разорвёт меня. Если бы я стал ему противоречить, он арестовал бы меня... Да и теперь ещё...

Виллье показал ему пару пистолетов, которые всегда носил под пальто, и сказал:

— Я это предвидел. Вас не схватили бы без сопротивления...

На мрачном лице Фуше скользнула улыбка. Он благосклонно покачал головой.

— Вы так преданы мне, Виллье?

— Да, гражданин министр.

Улыбка исчезла с лица Фуше.

— Да, я ещё министр.

Он, по-видимому, погрузился в свои мысли. Потом он дёрнул за верёвку, привязанную к руке кучера, и приказал ему остановиться.

— Поезжайте сию минуту в больницу Милосердия, — сказал он Виллье. — Действуйте от моего имени. Спросите, в каком положении находится там некий Браконно, получивший огнестрельную рану в грудь. Если он ещё не умер, сейчас же возвращайтесь ко мне обратно. Я тогда поеду сам завтра утром, чтобы лично его допросить. Передайте директору больницы, что необходимо принять все меры, чтобы этот больной мог мне отвечать.

Секретарь вышел из кареты, а Фуше вернулся к себе и лёг спать.

Пока эти события разыгрывались в Тюильри, гражданин Лербур, встревоженный всем тем, что ему пришлось услышать дорогой, и испуганный зрелищем на Шартрской улице, поспешно вернулся к себе в магазин «Bonnet Bleu», чтобы поскорее рассказать жене, какая ужасная бойня произошла при проезде первого консула. Эмилия приняла его с таинственным видом. На его возгласы она отвечала предостерегающим «шш!...», а затем, видя его недоумение, повлекла его к себе в комнату. Уверившись, что здесь её никто не слышит, кроме мужа, она сказала:

— В твоё отсутствие случилось нечто ужасное.

— Что такое?

— К нашей двери подошёл Виктор Леклер, весь в крови и едва дыша...

— А, несчастный! Он был ранен при этой ужасной катастрофе. А ты позвала доктора?

— Это невозможно!

— Почему?

— Вот в чём весь ужас положения. Виктор Леклер замешан в этом деле, и если его присутствие будет открыто, то это создаст для него большую опасность, а на вас навлечёт огромные неприятности.

— Но моя благонамеренность достаточно известна! — вскричал Лербур.

— Тише! — испуганно прервала его Эмилия. — Тут дело идёт о его голове.

— Боже великий! Неужели этот серьёзный малый принимал участие в заговоре?

— Он был вовлечён в него, он поддался гибельному влиянию. Словом, теперь уж поздно рассуждать о том, что совершилось: он замешан в преступлении, которое совершилось сегодня.

— Он! Такой кроткий и любезный человек! Как он нас обманул! Но это покушение чудовищно. Там груды убитых. Ранены женщины, дети... Кто бы мог подумать, что это Леклер...

— Дело очень простое. Если мы отправим его отсюда, он погиб. Он не успеет дойти до угла улицы, как полиция уже схватит его. Патрули ходят по всему кварталу...

— Кто говорит о том, чтобы его отправить отсюда? Я могу проклинать его дело. Но от этого до выдачи ещё далеко...

— Однако он не может же оставаться здесь. Завтра его присутствие будет открыто. Жером, служитель при нашем магазине, к счастью, не ночует сегодня в своей комнате. Но, вернувшись, он, конечно, заметит, что у него есть сосед. Он станет любопытствовать, начнёт говорить, и всё обнаружится. Нужно завтра же утром отправить Леклера.

— Но куда?

— В надёжный дом, до которого он не сможет добраться сегодня. Но завтра утром ты можешь сам отвезти его туда.

— Каким же образом?

— Я куда-нибудь пошлю Жерома часов в восемь, а предварительно велю ему подогнать к заднему крыльцу нашу магазинную повозку. Мы вынесем Виктора Леклера и усадим его в повозку. В это время наши мастерицы ещё не приходят, мы можем действовать на свободе. Ты сядешь на козлы и поедешь на улицу Дракона. Там на углу улицы Юшетт Виктор Леклер выйдет из кареты и тебе останется только вернуться обратно.

— А если меня арестуют по дороге?

— Здесь тебя хорошо знают и не сделают этого! А раз ты будешь далеко от места покушения, то кому придёт это в голову? Наконец, надо рискнуть, чтобы так или иначе выйти из положения, в которое мы попали.

— Это верно. Чёрт бы побрал этого Виктора Леклера! Кто мог подумать! Он был кроток, как барышня. Казалось, что это всё устроили террористы. Разве он из них?

— Нет! Он роялист! Он мне всё рассказал. Они хотели уничтожить Бонапарта, чтобы вернуть короля.

— Какая глупость! Стало быть, Людовику XVI не из-за чего было отрубать голову? Больше короля во Франции не будет. Нам достаточно первого консула. Как мне досадно, что я ошибся насчёт Виктора Леклера. Я считал его деловым малым... А он заговорщик... Вот и доверяй после этого людям...

— Хочешь его видеть?

— Да, конечно.

— Хорошо. Поднимемся потихоньку. Я уже перевязала его, но у него лихорадка.

— Он серьёзно ранен?

— Ему почти оторвало руку.

— Бедный малый!

Таким образом, начав бичевать злодейский поступок Виктора Леклера, Лербур, по свойственной людям переменчивости, кончил тем, что стал скорбеть о ране, которую тот получил.

Супруги поднимались в