Вероника Тутенко - Дар кариатид Страница 43

Нина и Володя торопливо склонились над стволом берёзы, который начали ошкуривать накануне вечером и сосредоточенно принялись за работу. Губы у обоих были плотно сжаты, головы опущены. Володя даже закусил до боли губу, чтобы не рассмеяться, а на глаза ни то от боли, ни то от рвущегося наружу веселья, ни то от всего сразу навернулись слёзы. Лицо его стало пунцовым.

Иван напрасно метал в Илью строгие взгляды. К счастью, мастер ничего не заподозрил, а Ильюшка стал называть Пауля Зуб, как ни грозился отец надрать хулигану уши. Но что можно поделать с озорником, чья затея так ловко удалась? Впрочем, Иван втайне даже от себя самого гордился упрямцем. Не все фашистам над русским народом измываться.

Глава 30

«Овечий поселок»

Солнце уже светило радостно и ярко, обещая погожий день без капли дождя. Поселок медленно просыпался.

Берхерберг узники называли между собой «Овечий посёлок». Длинное немецкое слово было сложно запомнить. «Овечий посёлок» возникло как-то само собой, в разговоре, между прочим.

Овец в посёлке насчитывалось десятка три. Это были породистые, красивые животные с длинной белой шерстью. Держали их в деревянном длинном строении. Чуть поодаль располагались еще несколько построек, откуда доносилось кудахтанье и хрюканье.

По утрам в овечник приходили немцы из соседнего барака — миловидная, но грубоватая шатенка Ирма и розовощекий широкоплечий блондин Курт.

Ирма громко разговаривала и часто и заразительно смеялась. Курт слегка прихрамывал. Овцы встречали их радостным блеяньем. Курт и Ирма наливали им в кормушки из шланга свежей воды, давали отруби и муку и выпускали на сочную, специально посеянную траву.

Через день Курт и Ирма привозили на телеге из Лангомарка обрат для ягнят и узников. Людям полагалось по поллитра.

Жили Курт и Ирма в длинном бараке крытом черепицей на окраине поселка, населённом бедными немцами.

Напротив каждой двери через дорогу стояли большие пяти- восьмиведерные котлы с деревянными крышками. Осенью в них варили густую темно-желтую патоку.

В самом конце барака, ближе к лесу, к нему примыкала двухэтажная небольшая пристройка. Там поселили пленных, которых пригнали в Берхерберг первыми.

— Что-то не идёт за нами мальчишка, — тяжело спустилась с нар Анастасия. — Никак выходной?

— Значит, не надо в лес? — обрадовалась Надя, что родители и сташие братья будут с ней весь день.

Иван с дядей Федором даже поспорили, какой наступил день недели.

Дядя Федор говорил: суббота. По подсчетам Ивана выходило воскресенье.

Как не пытались тот и другой включить в свой спор кого-нибудь ещё, ничего из этого не вышло. Остальные давно потеряли счет дням недели и числам месяца.

Наконец порешили на том, что спросят у Кристофа.

— Если только Зеленое Перо работает в воскресенье, — не без ехидства добавил Иван. Так он окрестил помощника Шрайбера за его извечную шляпу.

— Как при царе Горохе, — усмехался Иван. Головной убор Кристофа смешил его не меньше, чем Илюшку передний зуб мастера.

Кристоф приехал, и довольно скоро. Но Иван напрасно сник. Когда дядя Федор несколько раз показал на пальцах цифру «семь», он понял, наконец, что речь идет о днях недели, и ответил:

— Sonntag (Воскресенье).

— Мы пойдем будем работать в воскресенье? — удивился Иван.

По вопросительной интонации Кристоф догадался, что узник интересуется, имеют ли они право на отдых в выходной день.

— Nein, — строго ответил мальчик, — wir gehen nach Langomark zur Polizei.

(Нет. Мы пойдем в Лангомарк, в полицейский участок).

Дядя Федор попытался было выяснить, зачем, но Кристоф ничего не ответил, давая своим видом понять, что вопросы ему надоели, и что скоро все станет известно итак.

Зеленое перо переливалось на солнце и покачивалось от легкого ветра и от того, как он нетерпеливо поводил головой.

— Schneller! (Быстрее!) — прикрикнул мальчик. Ждать узников не входило в его воскресные планы.

Сарайчик опустел, и Дуглас, высунув язык, принялся радостно обгонять велосипед. Быстрый бег после сытого завтрака, лесная дорожка, много не слишком яркого солнца — что нужно еще для собачьего счастья?

В воскресный день лес казался куда приветливее и даже как будто светлее. Деревянные беседки приглашали присесть отдохнуть. Но не для узников прохладный уют с узорчатыми стенами. Надо спешить за Кристофом в «Polizei».

Дорога пролегала мимо чёрного замка, который вызвал у Нины странное чувство. Ей показалось, что когда-то она в нем была, а может быть, только будет.

С удивлением смотрел на замок и Илья.

— Интересно, как они убирают такой огромный дом?

— Да разве они сами убирают? Узники, такие, как мы, и убирают, — ответил Володя на вопрос брата.

— А как же раньше? Когда не было узников… — продолжал допытываться Илюшка.

— Ну… не знаю… — вопрос младшего брата поставил старшего в тупик. — Наверное, были другие узники. У хозяев замков всегда есть кому их убирать. Во всяком случае, не сами они их убирают — это точно.

Кристоф строго обернулся на братьев. Разговор на незнакомом языке его нервировал. Тем более, что говорили русские, явно, о баоре и его замке.

— Sprecht nicht, — сдвинул брови немецкий мальчик и добавил привычной скороговоркой. — Schneller, schneller! (Не разговаривать! Быстрее, быстрее.)

Анастасия отставала. Приступы чахотки поминутно сотрясали ее. Но гневные окрики Кристофа заставляли и её не терять велосипед из виду.

В полицейском участке, располагавшемся в небольшом неприметном здании, узникам выдали нашивки на грудь с надписью «ОСТ» — знак принадлежности к «восточному блоку».

На обратной дороге в Берхерберг на Лангомарк снизошел дождь, теплый, проливной, с солнечными проблесками, как смех сквозь слёзы счастья. Кристоф нахмурился и поспешал нырнуть под крышу ближайшего вставшего на пути здания. Им оказался единственный в поселке магазин. Кристоф оставил велосипед у стены. Он разрешил последовать за собой и узниками, но они были рады ливню, как празднику. Ни о какой бане в Берхерверге не приходилось и мечтать, и вода с неба была настоящим подарком. Теплые струи смывали грязь, усталость, страх.

Кристоф удивленно наблюдал из окна, как зрелые мужчины с детским восторгом подставляют дождю бородатые лица, а мальчик и девочка прыгают от радости, набирают полные горсти дождя и плещут ими себе в лицо и друг в друга. Даже больная женщина и та блаженно улыбается, подняв лицо к небу.

Помощнику лесника вдруг захотелось выбежать из магазина, громко хлопнув дверью, захохотать просто так, без причины и также подставить лицо и ладони дождю и прыгать, и плескаться. Но Кристоф только прижался лицом к стеклу, смешно расплющив нос, и казался с улицы похожим на раздосадованного чем-то поросеночка.

…Ливень кончился также внезапно, как начался. Кристоф отпрыгнул от окна, выбежал на улицу, оседлал велосипед и, снова приняв строгий вид, приказал следовать за ним.

Глава 31

«Мартын с семенами»

Посмотреть, как работают узники, Шрайбер приехал где-то через неделю после того, как привёз их на поезде в Лангомарк и передал Кристофу. Мальчишка, конечно, ещё легкомысленный. Но уже сейчас видно, толк из него будет. Любит мальчик лес. А это главное… Лес — он ведь украшение Земли. Дома… что дома… Даже замки и те стирает время, а леса они вечно будут, покуда плывет по кругу во Вселенной цветущий шарик — Земля.

Размышления о лесе Шрайбер всегда связывал с раздумьями о смысле бытия. Вернее, лес и был для него этим смыслом, и думать о нем было приятно, скользя по тихой лесной дорожке на двух колёсах. Рядом с велосипедом трусила пятнистая красавица Конда. Птицы воздавали хвалу деревьям, а ветер шелестел первой влажной зеленью.

Иоганн Шрайбер тихо посвистывал, вливаясь в райскую симфонию леса, и смолк, увидев согнутые фигурки сквозь паутинку ветвей.

Чтобы не наделать лишнего шума, лесник предусмотрительно оставил велосипед у дороги. Бесшумно, как рысь на мягких лапах, двинулся в сторону беседки. Чутким зверем притаился, замер за ней. Даже Пауль, сколько лет работает в лесу, но и тот не заметил его.

Конда вытянулась, замерла рядом.

Шаг, ещё шаг…

Женщины собирают ветки в кучу, не то, чтобы очень старательно, но работают, даже больная. Не бездельничают и дети, склонилась над стволами, снимают кору. Мужчины, самый старший и самый молодой распиливают ствол. Устали. Пожилой, пожалуй, самый старательный из них всех. А самый ленивый тот, который прихрамывает. Стоит и смотрит, как другие работают. И Пауль сидит себе, покуривает, ничего не говорит.

Лесник вышел из-за беседки. Под ногой хрустнула ветка.

Фёдор не сдвинулся с места, только нахмурился.

— Крадется, как лис, зараза, — прошептал недовольно и во вздохом взвалил на плечи лежавшее под ногами бревно. Шрайреб смерил его гневным взглядом, сплюнул под ноги, но ничего не сказал. Всё было ясно без слов.