Джорджетт Хейер - Вильгельм Завоеватель Страница 44

Целый год он твёрдо стоял на своём в надежде, что ему удастся вывести Вильгельма из терпения. Он видел, как граф из Майена, захваченный вместе с ним, принёс омаж Вильгельму и отправился домой. Гюи всё ещё держался, но понял, что Вильгельм никогда не уступит. Прошёл второй год. Граф заболел от отчаяния, он уже не смотрел в сторону Понтье.

Вильгельм пришёл навестить его.

   — Я слышал, вы серьёзно больны, граф, но думаю, что ни один из моих врачей не сумеет вылечить вас.

   — Это верно, — с горечью отвечал Гюи.

   — Подойдите сюда, граф.

Гюи некоторое время молча смотрел на него, но потом всё-таки подошёл и встал рядом.

   — Видите, вон там дорога на Понтье. Через Аркес и О. Всего несколько дней пути, граф.

Граф хотел отвернуться, но герцог положил руку ему на плечо и задержал его.

   — У ваших земель сейчас нет хозяина, — сказал он. — Но скоро ваше место займёт другой. Вам надо побыстрее вернуться домой, не то будет поздно.

Гюи сбросил руку герцога и начал расхаживать взад-вперёд по комнате. Герцог продолжал стоять у окна, спокойно наблюдая за ним.

   — Можете держать меня в плену хоть всю жизнь, всё равно не добьётесь, чтобы я принял вассальную присягу! — вскричал Гюи.

   — Этого и не нужно. Я хочу лишь простой присяги.

Граф продолжал молча ходить по комнате, в сотый раз обдумывая сделанное ему предложение. Вассальная присяга, которая ему так ненавистна, означала бы, что он должен стать таким же вассалом, как и любой нормандский барон, получающий право на владение своими землями. При этом он должен был бы отдать свой меч, снять шпоры и головной убор, протянуть руки Вильгельму и поклясться служить ему верой и правдой всю жизнь, не щадя себя, почитать его и прославлять по всему миру. Простая присяга, такая, какую Нормандия принесла Франции, не предусматривала подобных феодальных обязательств. Не будет этой унизительной процедуры вступления во владение землёй, граф не должен будет в случае войны высылать своё войско в поддержку герцога. От него требовалась лишь клятва верности. Он неожиданно повернулся и произнёс, будто подчиняясь чьей-то более сильной воле:

   — Простая присяга взамен на мою свободу. Я согласен.

Вильгельм кивнул и сказал таким тоном, как будто ничего не произошло:

   — Завтра мы подпишем необходимые бумаги, и дело будет сделано. Тогда вас здесь уже ничто не будет задерживать.

Через несколько дней после освобождения графа герцогиня родила третьего ребёнка. Подойдя к кровати малышки, Матильда едва взглянула на свою вторую дочь, которая обещала стать очень похожей на мать. Она хотела, чтобы родился ещё один сын, такой же, как милорд Роберт: тёмноволосый, крепкий и такой же своевольный, что мог побить воспитателей своими маленькими кулачками, если они осмеливались перечить ему. Герцогиня обиженно посмотрела на светловолосую малютку и сказала:

   — Я отдам её в монастырь.

   — Хорошая мысль, — ответил Вильгельм. Ему показали ребёнка, завёрнутого в пелёнки, он довольно безразлично взглянул на малышку, но тут же его глаза просветлели, и он улыбнулся: — Боже мой, она твоя точная копия, Мэтти!

   — Роберт родился более крупным, — ответила она.

Но спустя год у герцога и герцогини родился мальчик. По этому поводу были устроены всенародные гулянья, а Матильда нянчилась с младенцем, мечтая о том, какое прекрасное его ждёт будущее. Это был неспокойный ребёнок: он мог кричать несколько часов подряд, и даже чётки из омелы, которые всегда были при нём, не спасали его от судорог. У кроватки лорда Ричарда всегда дежурили врачи, а Матильда постоянно прислушивалась, чтобы не пропустить ни малейшего вздоха своего любимого сына. Милорд Ричард на долгие месяцы полностью завладел её вниманием. Ей не было никакого дела ни до лучников герцога, ни до известий о том, что король Генрих что-то затевал. Что же касается мужа, то его интересовали лишь эти две вещи.

Стало известно, что Генрих и граф Анжуйский решили ещё раз объединить свои усилия в борьбе против Нормандии. Вновь было собрано огромное войско и разработаны планы разграбления герцогства, и вновь Вильгельм созвал своих рыцарей и приказал им приготовиться защищать свои владения.

Ожидалось, что вражеское войско перейдёт границу весной 1058 года, самое подходящее время года для военных действий, но король Генрих, зная о приготовлениях своего вассала, решил перехитрить его и задержать наступление на несколько месяцев.

   — Он не будет переходить границу, пока я не распущу своё войско, — решил Вильгельм после трёх месяцев напряжённого ожидания. — Ну что ж, пусть всё будет, как он хочет!

К огромному возмущению членов военного совета он тут же распустил своих рыцарей, оставив при себе лишь незначительное число воинов.

Те, кто раньше ворчал по поводу расходов на содержание такой большой армии, находящейся в бездействии, теперь в недоумении качали головами, обсуждая столь неразумную тактику.

   — Король войдёт в Нормандию, и мы ничего не сможем противопоставить ему, — заявил де Гурней.

Герцог разложил на столе свои планы, и все увидели, что это были подробные карты его герцогства. Де Гурней проворчал:

   — А от этого-то какая нам будет польза?

   — Дружище Хью, — начал объяснять Вильгельм, — мы знаем, что король собирается со всем своим войском пройти через Гесмес и нанести удар по Байо — здесь. — Он указал место на карте.

   — Да, мы знаем это, — де Гурней усмехнулся. — Он больше не решится разделить своё войско в борьбе против нас. Если этот француз, которого мы захватили, сказал нам правду, то Генрих собирается повернуть на восток после Байо и разорить Оже. Что тогда?

Герцог попросил его взглянуть на карту.

   — Я смогу поймать его в ловушку здесь, здесь или здесь.

   — Как, неужели мы повторим тот же маневр? — спросил граф Роберт О. — Неужели мы позволим ему продвигаться вперёд без помех? Хлеба ещё на полях, Вильгельм: он нанесёт большой урон.

Мортен зевнул:

   — Мы раньше уничтожим его! Где вы поставите засаду, Вильгельм?

Они склонились над картой и увидели, как он указал на Фалейс, его родной город. Де Гурней потёр нос.

   — Да... но ведь он обойдёт вас с запада, если будет направляться на Байо.

   —  Но я расположу своё войско между ним и Оже.

   —  Если он захочет добраться до Оже, то ему придётся преодолеть Орне и Дайв, — сказал де Гурней. — Конечно, не может идти и речи о том, чтобы сделать засаду у Орне или Каена. Что касается Дайва, то... — он неожиданно оборвал фразу и внимательно посмотрел на Вильгельма, — Вы что же, хотите поймать его в ловушку у Варавилля, сеньор?

   — Где же ещё он сможет перейти Дайв? — утвердительно качнув головой, спросил Вильгельм.

   — Ни в Бове и уж никак не в Кобурге. Около Варавилля течение куда сильнее, чем он может ожидать, и здесь-то мы поймаем короля Генриха и этого анжуйского пса Мартелла в ловушку.

   — Норманны уже сражались с французами у Варанилля, — сказал Вальтер Гиффорд. — Но почему, сеньор, мы должны позволить ему зайти так далеко? Есть и другие места, где можно устроить засаду.

   — Да множество, — согласился герцог, — но ни одного столь же надёжного. Если король направится на Варавилль, как я предполагаю, то он будет весь в моей власти. — Он встал из-за стола и похлопал лорда Лонгвилля по плечу. — Доверься мне, Вальтер, — улыбаясь, сказал он. — Я ведь ещё ни разу не привёл своё войско к поражению.

   — Видит Бог, я ни минуты в вас не сомневался, сеньор! — поспешно проговорил Вальтер. Он кашлянул и, переглянувшись с де Гурнеем, спросил: — А какую роль во всём этом будут играть ваши лучники?

Вильгельм засмеялся:

   — Поверь мне, они-то и победят в этом сражении, — сказал он и увидел, как, расходясь, члены совета лишь покачивали головами, удивляясь его безрассудству.

В августе, когда пшеница уже была сжата, король Генрих перешёл границы Нормандии, нарушив продолжавшееся четыре года перемирие, и устремился в глубь Гесмеса, направляясь к Байо. Рядом с ним, раздуваясь от гордости, которую не могло уменьшить никакое поражение, ехал граф Анжуйский, раздражительный и желчный человек. Его сопровождали два его сына: Джеффри, его тёзка, прозванный «борода», и Фульк ле Речин, грубый и ворчливый. Они оба постоянно нарывались на драку как с друзьями, так и с врагами. Королю Генриху немалого труда стоило поддерживать мир между этой воинственно настроенной троицей и своими баронами. Франция могла вступить в союз с Анжу для ведения совместных военных действий, но французы не любили анжуйцев. С самого начала в лагере союзников начались раздоры, и не раз в спорах в качестве последнего довода использовалась сталь, что, конечно, не способствовало укреплению дружеских отношений между королём и графом.