Николай Данилов - Кордон Страница 45

Как очутились на полуострове люди с материка? Что заставило их пробираться на самый краешек земли? Одних влекло страстное желание познать неизведанный край, другие сбежали из родных мест от притеснений властей, непросветной нужды и горя, третьих сослали. Люди эти разные, не совпадали и их цели появления в столь отдаленных местах. Но все они были до отчаянности смелыми, одержимыми.

Для мореплавателей Витуса Беринга и Алексея Ильича Чирикова Авачинская губа полуострова показалась весьма благоприятным пристанищем, откуда можно было продолжить исследование неоткрытых путей и земель в Восточном океане. Исследователя Степана Петровича Крашенинникова интересовала сама Камчатка, как край романтический, с суровой и уникальной природой. На пустынном и угрюмом, на первый взгляд, полуострове, его, помимо гейзеров, поразили извергающиеся вулканы.

«Вся гора казалась раскаленным камнем, — сообщал Крашенинников в своей книге «Описание земли Камчатки». — Пламя, которое внутри ее сквозь расщелины было видимо, устремлялось вниз, как огненные реки, с ужасным шумом. В горе слышен был гром, треск и будто сильными мехами раздувание, от которого все ближние места дрожали. Особливый страх был жителям в ночное время: ибо в темноте все слышнее и виднее было».

А бывшего канцеляриста петровского времени, казака по происхождению, бунтаря по натуре, Ивана Рюмина вулканы, наверное, волновали в малой степени. Свободолюбивый человек не пожелал мириться с государственными порядками, и не по своей охоте оказался в Камчатке. Его ум будоражили житейские проблемы.

«А в России, — писал Иван Рюмин, — начальники единое только имеют право, делать людям несчастье, а помочь бедному человеку никакого уже права не имеют. Народ российский терпит единое тиранство… Богатый имеет случай угнетать бедных людей. Ежели он и мало знает законов, то судья ему за деньги помогает. А каждый старается только подлым образом от начальства милость и чин получить. А получа оный, быть врагом народным, грабя народ и из общественной казны богатства…»

Весной 1771 года ссыльные, отбывавшие наказание

в Камчатке, учинили разгром канцелярии, захватили корабль «Св. Петр» и покинули полуостров. Среди них был и Иван Рюмин. После ухода парусника перепуганные буи-том чиновники канцелярии доложили иркутскому губернатору:

«Бунтовщики кричали о несправедливости н свободе, угрожали нам оружием. Иван Рюмин перед выходом в море громко орал: «Камчатка — это большой острог. Люди тут, как и в России, живут бедственно. Они гибнут от голода и болезней, переносят только одни обиды и оскорбления от своих комендантов. О свободе у оных нет никакого понятия». Бунтарь и разбойник этот Ванька Рюмин, как Стенька. Разин…»

Сколько их, малоизвестных и безвестных, русских людей побивало в разные времена на восточных берегах России, никто не подсчитывал. Мало сохранилось следов первых исследователей. Пробираясь в далекие края, мужественные и самоотверженные люди не думали о славе, не старались где-то запечатлеть свои имена.

Василию Степановичу Завойко еще в Охотске довелось прочитать пожелтевшие от времени «Расспросные речи». В какой-то съезжей избе на берегу Лены перед лицом якутского воеводы служивый человек Нехорошка Колубов рассказывал, как в 1639 году «е Алдана реки до Буталь-ского острожку посылал на. государеву службу атаман Дмитрий Копылов томских, служивых людей Ивашка Юрьева, сына Москвитина, да казаков, с ним тринадцать человек, на большое море-окиян, по тунгусскому языку, на Ламу {Лама — так в XVII веке называли Охотское море.}. А шли они Алданом вниз до Маи реки восьмеры сутки. А Маею рекою вверх шли до волоку семь недель, а из Маи реки малою речкою до прямого волоку в стружках шли шесть ден. А волоком шли день ходу и вышли на реку Улью, на вершину. Да тою Ульею рекою шли вниз стругом, плыли восьмеры сутки. А на той же Улье реке, сделав ладью, плыли до моря, до устья той Ульи, где она пала в море, пятеры сутки, А тут же они, на усть реки, поставили зимовье с острожком…»

Интересно рассказывал наблюдательный Нехорошка Колубов о местных жителях:

«А бой у них лучной, у стрел копейца и рогатины все костяные, железных мало, и лес и дрова секут и юрты рубят каменными и, костяными топорами…»

В другой расспросной речи Завойко прочитал о неком Семене Шелковникове, под начальством которого в 1647 году отряд казаков прошел на лодках-кочах до реки Охоты, где «поставил зимовье и начал закладку острожка», будущего Охотска. Через два года, освоившись в зимовье, «служивые люди энтого отряда Денис Васильев и Алексей Филиппов с товарищами пошли дальше… по пагубным и непрохожим местам, потом на кочах по Ламе».

Люди пытливого ума и стойкого духа устремлялись в неизвестность. Кто-то, покинув родные места, убывал в неизведанные края по собственной охоте, кого-то снаряжали в дальний вояж официально высокие власти.

В 1785 году по велению Екатерины II в России была создана астрономическая и географическая экспедиция. Ее возглавил капитан-лейтенант русского флота, англичанин по происхождению, Иосиф Биллингс. Цель научной экспедиции — тщательно исследовать восточные берега Сибири и острова, лежащие около них.

Путешественники, прибыв в Охотск, разбились на две команды. Одну из них Иосиф Биллингс увел с собой, чтобы сухопутным путем исследовать Чукотку; вторая во главе с Гавриилом Андреевичем Сарычевым на корабле «Слава» отыскивала и описывала «малознамые и незнамые» земли в Тихом океане. Благодаря исследованиям русской экспедиции, длившимся девять лет, была основательно изучена Чукотка, описаны Курильские и Алеутские острова. На картах мира появились новые названия — остров Святого Ионы и пик Сарычева на Курильской гряде.

Острова, расположенные близ Камчатки, не могли не волновать людей, имеющих тягу к морским путешествиям. Таким, беспокойным, неугомонным и предприимчивым, был сержант нижнекамчатской команды Емельян Басов. Ему удалось заполучить у высоких властей бумагу-разрешение вести поиски неоткрытых земель. Были у человека бумага и страсть к путешествиям, а средств — никаких. Выручил Басова — мир не без добрых людей! — нижнекамский корабельный мастер: он построил ему в долг шитик. Сколотил Емельян из казаков команду и отправился с ней исследовать острова. После первого же путешествия рассчитался Басов с корабельным мастером пушниной. Его команда привезла сотни шкур морских бобров, выдр и голубых песцов. Остались нетронутыми несметные стада

морских котиков — цену их шкур казаки не знали, выделывать не умели.

Много раз уходил шитик Басова на Курильские и Командорские острова и неизменно команда возвращалась с богатым пушным товаром.

Старожилы Камчатки утверждали, что с южной оконечности полуострова, с мыса Лопатка, немало охотников отправлялось на промысел к Курильским островам. Ительмены и камчадалы общались и дружили с аборигенами «малых земель» — айно или Курилами. Кто-то из жителей Камчатки поселялся на островах навсегда. Однако время стерло следы переселенцев, забыты их деяния и имена.

Емельяну Басову повезло. Он оставил о себе память. Сохранилась написанная им бумага в канцелярию Охотского порта: «По вступлении моем с казаками в вояж в прошлом 1747 г. для прииску неведомых островов на судне Петре шитике, на своем собственном кошеке… прибыли на прежде обысканный второй малый остров в августе… на лайдах собрано самородной меди 50 фунт».

Похоже, не затмила казаку глаза доходная бобровая «рухлядь». За малой находкой цветного металла сметливый и отважный мореход Емельян Басов видел месторождение полезных стране ископаемых. По-государственному мыслил человек!

Все дальше и дальше на восток уходили русские люди, осваивая и обживая новые места. Много осело их и в Камчатке.

Завойко слышал, как титулярный советник губернской канцелярии Анатолий Иванович Зарудный, собиравший всякие сведения о Камчатке, кому-то говорил, что якобы общение русских путешественников с местными жителями, письменные и устные «прожекты» Ивана Рюмина и ему подобных, узревших одинаково бедственное положение простых людей на материке и полуострове, дадут повод увидеть в вулканах-близнецах «символ неразлучного единства, сплочения двух народов, русского и корякского». Василий Степанович мнение титулярного советника в этом вопросе не разделял.

Мирно «покуривали» седые каменные исполины. Мирно, до поры, до времени…

ВСТРЕЧА

Если от Петропавловского порта двигаться пешком по берегу Авачинской губы на юг, то часа за четыре можно дойти до Бабушкина мыса. Он стоит у самых «ворот» в Великий океан. Меньше версты от крутого скалистого Бабушкина мыса до противоположного берега, такого же каменистого и обрывистого. Это единственное место, через которое суда из Тихого океана проходят в Авачинскую губу и обратно. Тут установлен большой керосиновый маяк. Его петропавловцы называют «Дальний», ибо расположен он на самой отдаленной от города южной точке Авачинской губы. У маяка поставлен пост. Службу на нем несут два человека.