Геннадий Ананьев - Андрей Старицкий. Поздний бунт Страница 45

- Предложение разумное. Думаю, государь не воспротивится.

Василию Ивановичу понравился этот ход. Он даже высказался за то, чтобы вече было проведено до возвращения и первого посольства, и знатных граждан города.

- Задержу их теперь словно гостей своих, а поступлю с ними так, как решит вече.

В Псков воззвание повез купец Онисим Манухян. Короткое воззвание, крик души: «Перед лицом государя мы единомысленно дали ему крепкое слово своими думами за себя и за вас, братья, исполнить его приказание. Не сделайте нас преступниками. Буде же вздумаете противиться, то знайте, что великий князь в гневе и ярости устремит на вас многочисленное воинство: мы погибнем и вы погибнете в кровопролитии. Решайтесь немедленно…»

Купец Манухин прочитал это воззвание всему народу, собранному на площадь вечевым набатным звоном.

- Теперь, - пояснил он, - не станем обсуждать. Думайте. Мой совет: разумно решайте. Вече соберем, когда приедет из Великого Новгорода посланец царев - дьяк Долматов.

О чем думать, о чем рассуждать. Выбор мал: гибель или смирение. Обливайся, стало быть, слезами и жди терпеливо дьяка Долматова. Впрочем, терпеливо ли. Дьяку не дали даже отдохнуть с дороги. Едва Долматов въехал в город - ударил вечевой колокол. Все понимали, что это последний его звон. Своими руками придется снимать дорогой сердцу колокол, сопровождавший всю их жизнь с самого рождения. Снимать и грузить на розвальни.

Площадь заполнялась быстро. Хрустел под ногами морозный снег, но - чудо: пока слушали слово царя, которое передал дьяк Долматов, пока обсуждали ответ, на небо наползли брюхастые тучи, и повалил снег. Липкий, лохматый. Падая на лица, он таял, и поэтому казалось, что лица жестокосердных, кто не обливался слезами, видя, как спускают на землю вечевой колокол, все равно бороздят слезливые потоки.

Но что теперь слеза?! Падение вечевого колокола - Неизбежность. Конечно, до одури жаль вольности, но разве она такая, как прежде, когда, осели на берегу Балтийского моря. И когда каждый гражданин основанной венедами[111] Вольной республики - от первого Посадника до последнего слуги - по доброй воле неукоснительно исполнял правила общежития, установленного на вечевых собраниях. За пару сотен лет д0 рождества Христова, отступив под натиском готов на восток, венеды осели на новых местах, основав Псков и Новгород, где сохранялся неизменным вечевой образ правления. Быстро эти города набрали силу, торгуя с помощью собратьев-финикийцев со всеми странами Европы и даже с Африкой.

Процветание, главный источник которого виделся в добровольном и неукоснительном соблюдении нравственных законов, послужило хорошим примером для других славяно-русских ветвей - вечевые колокола возвысились во всех крупных городах России.

Увы, золотой век не был слишком долгим. Властолюбие и алчность, свойственные большинству людей, особенно обретающим богатство, постепенно подсекали корни народовластия, и вечевые колокола начали исчезать с городских площадей один за другим, а вместо них возводились дворцы князей-властелинов, хоромы бояр, тоже охочих до власти.

Особенно споро единовластие княжеско-боярской кучки стало набирать силу с проникновением в Россию христианства, проповедовавшего власть от Бога, призывавшего к смирению и рабскому поклонению власти.

И вот осталось всего два города с вечевым правлением: Псков и Великий Новгород, да и в них от подлинного народовластия - только едва уловимая тень. Богатые властолюбцы грызлись между собой за власть, а граждане давно разделились на больших и меньших. Тень извращенного народовластия должна была неизбежно исчезнуть. Первым потерял вечевой колокол Великий Новгород, и вот - Псков.

Что теперь лить слезы. Раньше нужно было плакать, а еще лучше стоять стеной, не поддаваясь сладкоречивым посадникам и боярам. Однако время ушло. ГраЖ" дане давным-давно обмануты, хотя никак не хотят этого понять. Последний признак давно утерянного народовластия, вечевой колокол Пскова, пал. Его погрузили на розвальни, и на исходе того же дня дьяк Долматов, несмотря на непогоду, выехал в Великий Новгород. Вез он не только вечевой колокол, но и клятву псковитян признать над собой единую царскую власть. А Псков со следующего утра начал готовить дворец царева наместника к приезду самого Василия Ивановича, его брата, ближнего советника князя Михаила Глинского, князя Даниила Щени и боярина Давыдова. Для всех остальных князей, бояр и дворцовой челяди предназначили Средний город, временно переселив из него жителей в Большой город.

Через несколько дней, получив весть о том, что царь уже подъезжает к городу, псковитяне выступили через Довмонтовы ворота встречать Василия Ивановича. Так бы и шли они, невесть как долго, но вмешалась церковная власть, велев остановиться в версте от городских стен и ждать терпеливо государя. Сами священнослужители, с крестами и иконами, в торжественных облачениях, пестрых от золотого и серебряного шитья, от множества драгоценных каменьев, выпялились перед толпой. А между горожанами и священниками втиснулся хор певчих, отобранных из всех церквей, не только соборной, но и приходских.

Царь Василий Иванович спешился и, подойдя к встречавшим его церковникам и псковитянам, поклонился:

- Благодарю за здравомыслие, граждане Пскова. Иду, как и обещал, в храм Святой Троицы благодарить Господа за бескровный конец распри.

Хор грянул долгие лета и не замолкал, идя в ногу за священнослужителями, сопровождавшими государя до храма Святой Троицы.

Пока в храме шла благодарственная служба, князь Петр Шуйский оглашал список тех, кому надлежит собраться во дворце наместника. Предупредил строго:

- Если кто захочет уклониться, все едино будет пойман. И тогда тому будет кара иная.

- Что с нами станет? - спросил посадник Акимов.

- Вы, - ответил Шуйский, -= смущали Псков, зачто достойны смертной казни, но государь Василий Иванович, - милостив. Он, не лишая вас жизни и даже имущества, отправляет на новые места в Подмосковье.

- А что с городом?

- Продолжит жить, как жил. Никого не тронут пальцем. Такое твердое слово самодержца. От имени государя, клятвенно в том заверяю всех псковитян.

Лелеют души такие слова, успокаивают. Теперь с радостью можно ждать выхода из храма Василия Ивановича, чтобы отблагодарить его за милость великим ликованием.

В ту же ночь опальных увезли из города. Лишь тех оставили на псковской земле, кто пожелал принять постриг.

Попировав пару дней, Василий Иванович назначил наместниками в Пскове боярина Григория Феодоровича Давыдова и конюшего Челяднина. Дьяка Мисюря оставил ведать делами приказными; дьяка Андрея Волосатого - ямскими. Определил сразу же воевод, тиунов[112] и старост в меньшие города; установил новый чекан для монет и ввел единую для всей России торговую пошлину; раздал московским боярам землю сосланных псковитян и, наконец, вздохнул свободно.

- Все, слава Богу. Теперь можно без всякого огляда браться за Сигизмунда. Как, князь Михаил Львович?

- Совсем скоро, мой государь.

Князю Старицкому не ясен был ни вопрос, ни ответ, однако не спросишь, о чем их разговор. Хотя и любопытно. Василий Иванович, не приоткрывшись, еще больше раззадорил брата:

- Тебе, Андрей, тоже с нами придется. Пока же, если хочешь, отправляйся в Старицу миловаться с молодой женой. А ежели, возникнет желание, приезжайте в кремль.

- Останусь в Старице.

- Ладно. К весне, должно быть, позову.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Скоро слово сказывается, а у дела - свой срок. Какое-то скорое важное дело, о котором говорил Глинский, натолкнулось, похоже, на что-то не менее важное и затормозилось. Как бы то ни было, прошла весна, а из Кремля - ни слуху, ни духу. Стало быть, идет там обычная размеренная жизнь.

Сказать, что Андрей Старицкий томился в ожидании вызова в Москву или иных каких распоряжений царя Василия Ивановича, значит слукавить. Князю было очень уютно в Старице. Но самое главное - княгиня Ефросиния была на сносях, и сейчас его, как и княгиню, больше всего интересовало, мальчик родится или девочка. Решились супруги даже на то, чтобы позвать знахарку, самую известную во всем Старицком княжестве, послали за ней княжеский возок.

Опрятная старушка, с явной неохотой перекрестившаяся на висевшие в красном углу иконы, хотя и приняла она крещение, но оставалась верной своим прежним богам, поклонилась княгине.

- Позволь, княгинюшка, послушать чадо твое будущее?

- Поступай, как сочтешь нужным. Лишь бы слово твое было верным.

- Верное слово может сказать только Суд - Бог, - Поправилась старушка, - а мы, слуги божьи, можем и ошибиться, со мной, правда, такое случалось крайне редко. Благоволит мне Суд.