Валентин Пронин - Царь Саул Страница 46

На противоположной стороне Долины дуба началось заметное движение. Пеласги, которым надоело ждать поединщика для Галата, в чьей победе они были уверены, начали наблюдать за человеком, идущим по тропинке. Человек этот спускался навстречу великану. Своего оруженосца с тяжёлым щитом Галат давно отпустил.

Услышав позади гул и смех, Галат обернулся и посмотрел на своих соратников. Они махали ему и кричали что-то невразумительное. Наконец великан понял: они показывают на кого-то, кто отделился от войска эшраэлитов и движется к нему, чтобы начать единоборство.

Галат воззрился в том направлении, куда ему показывали с возвышенности. Тут он разглядел небольшого стройного юношу с посохом, который медленно шёл ему навстречу. Своей внешностью юноша походил больше на пеласга или галата, чем на горбоносого, угольноглазого, чернокудрявого хебрая. Великан даже хотел обратиться к нему по-своему, но передумал. Он громко спросил на и зыке хананеев:

— Эй, ты! Чего тебе здесь нужно?

Белокурый юноша продолжал приближаться, опираясь на посох левой рукой. В правой он держал какой-то ремень, пряча его позади себя.

— Ты хочешь со мной сражаться? — с весёлым интересом снова задал вопрос Галат.

Не отвечая, юноша молча кивнул. И тогда великан захохотал. Он хохотал, сверкая на солнце крупными, как у лошади, зубами и слегка покачиваясь. Ему вторил тысячеголосый смех всего пелиштимского войска. И правда, трудно было представить себе что-нибудь более уморительное, чем схватка Галата, огромного, будто вставший на задние ноги бык, и хрупкого мальчика с миловидным, почти девичьим лицом.

Великан смеялся довольно долго. Затем он пошмыгал носом и вытер невольную влагу на глазах. И вдруг разозлился. Он воспринял появление перед ним этого юноши, как насмешку хитрых хебраев. Галат отстегнул пряжку под подбородком и немного сдвинул шлем на затылок. Он стукнул древком копья об землю. Ещё раз окинув взглядом своего комического противника, пришёл в ярость и зарычал:

— Что ты идёшь ко мне с палкой и камнем? (Добид достал из сумки заострённый кусок базальта.) Разве я собака? Ты собрался прогнать меня как собаку? Сопляк! Дуралей!

В это мгновение Добид примерился. Слегка покачал заряженной камнем пращой. Крутанув её тем способом, которому научился у старого аморрея, он с силой метнул камень в Галата.

Великан не успел сообразить, что произошло. Камень со свистом ударил его в лоб, оглушив и пробив череп. Галат упал навзничь, раскинув руки и ноги.

Вопль поражённого ужасом пелиштимского войска слился с радостным воплем эшраэлитов. Элефы ибрим тучей покатились с возвышенности в долину.

— Бог мой, слава тебе! — произнёс Добид и последующие поступки совершал, словно подчиняясь вселившейся в него но сторонней силе.

В несколько прыжков он достиг того места, где лежал Галат. Отшвырнув посох, с трудом вытащил из ножен тяжёлый железный меч великана. Держа рукоять обеими руками, он размахнулся, как дровосек, и отрубил врагу голову.

Когда первые воины ибрим подбежали к Добиду, он уже стоял, держа за волосы огромную голову Галата. Из обезглавленного тела обильной маслянистой струёй хлестала кровь. Не обращая внимания на продолжение войны с пеласгами, Добид стал быстро взбираться на возвышенность. Мимо него мчались вниз эшраэлиты.

Добид направился к царскому шатру. Возле шатра левиты Ахни и Ашбиэль от священного восторга нестройно запели молитвы петушиными голосами, благодаря Ягбе за помощь мальчику на Бет-Лехема, а значит — царю Саулу и всему Эшраэлю. Рядом какой-то служка левитов, носатый, всклокоченный, с шерстистой разлохмаченной бородой, в рваной одежде, скакал, как безумный, и колотил в гулкий бубен. Молитвы и завывания левитов резко оборвались.

Откинув кожаный полог, вышел Саул. Широкогрудый, сильный, блистающий доспехами, он увидел Добида и воскликнул могучим голосом свои любимые слова, произносимые перед битвой:

— Бог с нами, кто же сильнее нас!

Добид положил огромную голову к его ногам. А меч Галата помнил рядом в землю. Саул смотрел на юношу широко раскрытыми глазами, и радость сияла в глазах даря. Янахан тоже широко улыбался, глядя на Добида с братской любовью. Добид понял, что его поступок вошёл в сердце старшего царевича. Он скромно опустил голову.

— Абенир, кто это? — воскликнул Саул, положив руки на плечи Добида.

— Я не знаю, — ответил Абенир, усмехнувшись. — Наверное, его бог послал.

— Да это пастушок, который играл для тебя на арфе, мой господин и царь, — напомнил подоспевший Бецер.

— Войди в мой шатёр, дитя, — так же радостно пригласил юношу Саул. — Теперь ты воин, совершивший подвиг, по воле бога. Ты достоин быть в приближении к царю и водить на войну элефы бойцов. Кто отец твой и есть ли у тебя братья?

— Мой отец Ешше, твой раб из Бет-Лехема. А трое моих старших братьев здесь, в твоём войске, мой господин и царь.

— Останься в шатре и подожди меня. А мы устремимся вдогонку за пелиштимцами, ибо это война Ягбе, победившего Дагона и других идолов. Мы будем гнать их, пока не загоним в города их, — продолжал Саул и вместе с Абениром и Янаханом поспешил к своим воинам.

Мощное, отлично вооружённое войско пеласгов отступало по Шааримской дороге, почти не оказывая сопротивления. Эшраэлиты нападали со всех сторон. Выскакивая то из придорожных зарослей, то из горных расщелин, они уничтожали отставших врагов. Им безжалостно перерезали горло, как баранам на заклании. Тут же обдирали трупы, снимая доспехи и подбирая оружие.

Пелиштимские князья чувствовали себя удручёнными из-за слабости Дагона перед необоримой мощью Ягбе, который опять доказал своё превосходство: убил самого сильного и храброго воина пеласгов руками отрока, почти безоружного и неумелого.

Это ужасное событие настолько поразило меднобронных бойцов с красными перьями на шлемах, что они оставили незащищённым обширный лагерь — шатры, повозки, нагруженные вином и снедью, колесницы, коней, а также стадо быков, телят и овец, приготовленное для жертвоприношений. Всё досталось торжествующим эшраэлитам, которые и не думали теперь убивать животных или уничтожать имущество.

Безумие фанатичной жестокости было отброшено. Убивали только людей, хотя и здесь находились умные, поговаривавшие (пока не очень решительно), что неплохо бы кое-кого из пленных продать вавилонянам или в Мицраим. Или оставить у себя для тяжёлой чёрной работы. Хватит слушаться стариков. Из походов надо привозить добычу: ценности и рабов.

Элефы ибримского ополчения гнались за пеласгами, пока и ни укрылись за высокими стенами и крепкими башнями Гета и Аккарона. С разбега эшраэлиты попытались их осаждать. Но тут уж пеласги организовали слаженную и стойкую оборону. Они словно опомнились. Меткие лучники, прячась за зубцами стен, осыпали стрелами толпящихся гурьбой, разгорячённых погоней эшраэлитов. Полетели камни, отвечая на броски осаждавших. Пришлось отступить от городских стен, под которыми осталось несколько сотен убитых. Наконец воины ибрим повернули обратно.

Ожидавший Саула Добид сидел и раздумывал над чудом, которое с ним случилось. Он понимал, что это воля вседержителя, что в итоге только человеческих усилий такое не могло бы произойти. Однако, чем дольше он размышлял, тем чаще всплывала до странности кощунственная, холодная мысль.

Ведь если посмотреть на его победу проницательно и спокойно, то ничего чудесного в ней не было.

Туповатый, самоуверенный до спесивости великан ожидал кого угодно со стороны Эшраэля, только не его — невысокого и не отличающегося физической мощью юношу. На нём не сверкали медные доспехи, не красовался перьями шлем, не сияли чеканкой налокотники и поножи. Опирался он не на смертоносное комы а на пастушеский посох. У него не было меча, топора или лука со стрелами. Никакого вреда для себя от этого появившегося откуда-то юнца Галат не ждал, как не может взрослый человек предположить что-либо опасное в приближении шестилетнего ребёнка.

Белокурые волосы, светлые глаза и мягкие черты лица Добида, наверное, показались великану родственными, похожими на внешние признаки его соплеменников. Это обстоятельство тоже сто смягчило, лишило привычной враждебной бдительности.

Разве мог Галат предположить, что этот светловолосый пастушок, почти отрок, на самом деле мускулистый, выносливый и резкий, уже несколько лет постоянно упражнялся в метании камней из пращи. И достиг в этом воинском умении большого искусства. Заметив в его руке камень и кожаный ремень, Галат нисколько не встревожился. Он не догадывался об особом приёме, которому научил Добида раб Шигон. По его разумению, пращу следовало как следует раскрутить, а для этого нужно время. Он бы не упустил нападения противника. Он постарался бы увернуться. Он сам предупреждающе метнул бы копьё.