Томас Костейн - Наполеон. Последняя любовь Страница 46

Наполеон взглянул на статью и начал быстро читать. Его лицо потемнело от ярости.

— Моншеню! Этот болтун, отвратительный сплетник, бесстыдно искажающий правду. — Он встал. — Мадам, вы это читали?

— Конечно, сир.

— Что вы об этом думаете?

— Я уверена, что в этом следует винить девчонку. Ее поведение привело к подобным слухам.

— Господи! Это не слухи, а открытое обвинение. Вы в это верите?

Мадам Монтолон заколебалась, а потом неохотно покачала головой.

— Нет, сир.

Наполеон заткнул за пояс статью и подошел к двери.

— Вы можете идти, графиня. Мне следует сразу поговорить с Бертраном.

Проходя сквозь открытую дверь, он подумал:

«У нее подозрительно блестят глаза, и она безусловно всему рада. Если бы мне не был нужен Монтолон, я бы его отослал во Францию, чтобы избавиться от этой женщины».

Бертрану не было нужды читать статью. Ему ее уже показал господин Бэлкум и сообщил о решении, принятом родителями Бетси.

— Я пришел к вам так рано по поводу этой статьи. Мосье Бэлкум сообщил мне, что они с мадам Бэлкум решили, что их дочь некоторое время не будет показываться на людях. Ей не позволено видеться с вами до тех пор… пока она не подрастет, и она также не будет навещать никого из нас, пока все не успокоится. Он просил меня передать вам его решение.

Лицо у Наполеона было страшно мрачным.

— Бэлкум предпринимал еще какие-нибудь действия?

— Естественно. Он — храбрый человек и вызвал на дуэль Моншеню. Этот наглый лжец к тому же оказался страшным трусом. Он перепугался и согласен опубликовать опровержение. Ему хочется обо всем позабыть.

Наполеон помолчал. Потом лицо у него побагровело, и он закричал:

— Нет! Ma foi! Бертран, я и так веду ужасную жизнь в этой поганой дыре, а тут на меня налагают разные ограничения. Мне было легче пережить пребывание на острове благодаря доброте и гостеприимству семейства Бэлкум, мне было приятно проводить время с малышкой Бетси-и. Разве недостаточно, что ее визиты были ограничены с тех пор, как меня привезли в эту тюрьму? Этот дрянной болтун с желаниями Дон Жуана и телом, похожим на жирную колбаску, посмел печатать ложь обо мне, и я должен чувствовать себя в роли захваченного на месте преступления подростка… Передайте Бэлкуму, что я не соглашусь с принятым ими решением!

Он вылетел из комнаты и захлопнул за собой дверь спальни. Сразу после этого дверь приоткрылась, и он поинтересовался!

— Бэлкум хорошо стреляет?

— Сир, мне кажется, он — неплохой стрелок. Он владеет оружием лучше, чем Моншеню. Так мне сказали.

— Жаль, что они не встретятся. Таким образом, можно было бы привлечь внимание Европы к тому, как здесь ко мне относятся.

В спальне царила тишина почти четверть часа. Потом дверь медленно отворилась.

— Бертран, я обдумал положение вещей, — заявил Наполеон. — Мне все это очень неприятно. Эти люди были ко мне так добры. Мне было бы неудобно, что я действую только в соответствии с моими желаниями и побуждениями. Бертран, я передумал. Передайте семейству Бэлкум, что я согласен с их решением.

Он сильно хлопнул дверью, чтобы показать, как его возмущает принятое решение.

2

Примерно полтора года Бетси почти не выходила. Она была очень активной девушкой, и время бежало очень быстро. Ей хотелось сделать столько вещей, что ей частенько не хватало дня. Но часто оказывалось, что она принимала участие в драме, разыгрывавшейся на острове.

Как-то утром она провела утро в своей спальне, сидя на кресле и читая книгу, только что прибывшую из Англии. Это был роман под названием «Гордость и предубеждение» [xvii]. Его анонимно опубликовали недавно, и, как считала Бетси, его написала женщина. У Бетси теперь была своя комната, где вдоль стены стояли открытые полки с книгами. Но ни одна из них не привлекла к себе такого внимания девушки. Она была настолько увлечена романом Элизабет Беннет и ее любовника Дарси, что отцу пришлось дважды позвать Бетси, прежде чем она его услышала.

— Прости, папа, — сказала она, спускаясь вниз и держа в руке раскрытую книгу, — я зачиталась и не слышала вас.

Граф Бертран находился на террасе, и по румянцу на его обычно бледном лице можно было судить о том, что он сильно взволнован. Он тепло улыбнулся девушке и встал, предлагая ей свое кресло.

— Благодарю вас, мосье, я посижу на ступеньках.

— Ты нам нужна, — сказал отец. — Граф стал лучше говорить по-английски… но мой французский остался на прежнем уровне. Я подумал, что ты не откажешься перевести для нас.

Проблема состояла в том, чтобы обсудить стоимость ведения хозяйства в Лонгвуде. Ежегодные восемь тысяч фунтов сейчас явно теперь были недостаточны. Все походило на то, что сумма поднимется до двенадцати тысяч фунтов в год.

Бетси выслушала объяснения отца, а потом начала переводить:

— Папа говорит, что это эмбарго, — она подождала, пока визитер не кивнул головой в знак того, что она правильно выбрала слово. — Так вот, эмбарго повышает цены на продовольствие на острове. Он сказал, что ему сообщили о ценах на продукты питания из Лондона, и его это очень волнует. Цены на Святой Елене в три раза выше, чем они, например, в Париже.

Бертран нахмурился.

— Мадемуазель, мне это кажется странным.

— Так говорится в докладе: цены на провизию в четыре раза выше, чем в Вене и Берлине. Поэтому, мосье, ему сложно сводить концы с концами. Его также волнует тот факт, что императору будет неприятно слышать об этом.

Бертран ответил со вздохом:

— Императору сейчас не угодишь. Он жалуется на качество продуктов. Говядина! Он заявил, что она плохого качества, и отказывается ее есть. Масло — прогорклое. И так обо всем. Он решил придерживаться и впредь плана, который я предложил вашему отцу некоторое время назад. Он собирается добавлять свои деньги в сумму, необходимую для ведения домашнего хозяйства. Сейчас он желает продать свой серебряный сервиз, а после продажи у нас появятся деньги.

— О, мосье! — воскликнула девушка, — Такие прекрасные блюда и тарелки! Как ужасно!

— Да, мадемуазель. Ваш отец должен был обсудить положение с губернатором, и сегодня я пришел, чтобы узнать его реакцию.

Как оказалось, предложение было дурно принято, губернатор изо всех сил старался оскорбить Вильяма Бэлкума. Разве он не понимает, какую реакцию это вызовет во всем мире? Неужели ему не понятно, если предложить сервиз на продажу, то все решат, что Англия пытается уморить генерала Бонапарта голодом?

— Он мне говорил все это, пока я пытался ему объяснить, почему баранина и говядина были плохого качества, и то же самое касается и вина, — сказал господин Бэлкум.

Лоув использовал в данном случае свою обычную тактику. Он вскочил на ноги и начал бегать по комнате, продолжая говорить громким раздраженным тоном. Он даже заметил, что фирма Бэлкума получает чересчур высокие доходы.

— Мой отец сказал, — объясняла дальше Бетси, — что его фирма не получает никаких доходов и что он иногда думает, что было бы лучше вообще отказаться от этого дела.

— Я не стану возражать, если генерал Бонапарт станет вносить деньги в содержание его огромной свиты, — наконец заявил Лоув, — но я уверен, что он это делает, чтобы заработать сочувствие публики. Я уверен, если мы представим для продажи сервиз, за этот факт уцепятся многие и в результате будет много шума.

— Да, Ваше Превосходительство, но нам нужны деньги, чтобы залатать дыры в бюджете.

— Поймите наконец, Бэлкум! — заорал губернатор, потрясая в воздухе кулаками. — Я соглашусь только, если продавать сервиз по отдельности и при некоторых условиях, чтобы нас не осуждали в каждом государстве Европы.

— Но если распродавать сервиз по частям, — запротестовал Бэлкум, — это займет больше времени и денег будет гораздо меньше.

— Ни при каких обстоятельствах, — продолжал кричать губернатор, — я не позволю продавать сервиз по частям — в Англии, Европе или даже здесь — на Святой Елене. Нет, Бэлкум, это нужно сделать так, чтобы не было никаких разговоров. Блюда следует расплавить и просто продать, как самое обычное серебро!

Что бы ни говорил Бэлкум, ничего не могло сдвинуть губернатора с этой позиции.

Когда Бетси перевела все Бертрану, он был не в состоянии поверить ей.

— Переплавить сервиз! — воскликнул он, — мадемуазель, вы уверены, что ваш отец правильно его понял? Если продать серебро, то мы получим одну двадцатую его стоимости!

Здесь не было никакой ошибки, уверила Бетси графа. Губернатор орал: «Переплавьте его!» Он повторил эту фразу по крайней мере, раз пять, и с каждым разом его лицо становилось все багровее.

— Тогда мне придется все передать императору, — сказал Бертран.

Он встал и поклонился Вильяму Бэлкуму.

— Скажите своему отцу, — обратился он к Бетси, — что хотя император временами злится и винит его в плохом качестве продуктов, на самом деле, он понимает, что это не его вина. Он также дал мне понять, что никому другому он не позволит продавать сервиз, потому что полностью доверяет вашему отцу. Что касается вас, мадемуазель, — он понизил голос, — он просил меня передать, что скучает без вас.