Георгий Марков - Строговы Страница 47

Политическим был заказан новый обед. На кухню послана ревизия. Письменный протест на имя прокурора принят.

Но через час начальник одумался, приказал суп, в котором обнаружили крысу, не выливать, а выдать на ужин уголовным.

Матвея это решение начальника возмутило.

– Ваше высокоблагородие, – сказал он, – уголовные разве не люди?

Начальник закричал на него:

– Строгов, не забывайся! Я здесь хозяин…

Матвей выскочил из канцелярии, задыхаясь от гнева. Он побежал к Топилкину и рассказал ему о приказе начальника.

Антон хладнокровно выслушал Матвея.

– Надо не допустить этого и проучить начальника.

Они решили действовать.

Матвей, во избежание подозрений, должен был уйти куда-нибудь. Всю работу взял на себя Антон Топилкин. Ему предстояло после возвращения уголовных с работы пройти к ним во двор, встретить уголовника Яшку Пройди-свет и сообщить ему о крысе. В случае, если Пройди-свет усомнился бы в искренности Антона, Антон должен был сказать, что его послал Матвей Строгов. Пройди-свет любил дядьку Строгова.

День клонился к вечеру. Матвей побродил по улицам и решил зайти к брату. У Власа он застал гостей.

За столом сидели: старший пристав Синегубов, купец Голованов с сыном и невесткой, священник отец Абросим, поручик Хвостов с женой, контролер акцизного управления Семин.

Как видно, гости только что сели. Все еще были трезвые и разговаривали мирно, тихо, с уважением друг к другу.

Влас без радушия встретил младшего брата. Он заметил в глазах Матвея не то озорство, не то злобу. Матвей разделся, поздоровался с гостями, без жеманства, просто, и спросил:

– Ты, Влас, в честь чего это пирушку устроил?

Влас поднял угловатые, костлявые плечи, сказал с поддельной радостью в голосе:

– Чудак! Николай-то Александрович, наш батюшка царь, цел и невредим остался!

– Э, нашел чему радоваться!.. – засмеялся Матвей.

От этих слов Матвея зарозовело нестареющее лицо Власа. Он принялся угощать гостей, явно желая замять резкость брата. Но контролер акцизного управления Семин уцепился за слова Матвея:

– А вас разве это не радует? Скажите, не радует?

Матвей засмеялся злым смешком.

– А почему меня будет радовать?

– Странно! Все честные люди радуются этому… фю-фю-фю. А вы, кажется, придерживаетесь иной точки зрения… фю-фю-фю.

– Все честные люди?! Это кто же – честные люди? Не вы ли уж? – Матвей уничтожающе посмотрел на акцизного чиновника.

– Помилуйте, – растерялся контролер. – Вы, кажется…

– Это вам кажется, – сказал резко Матвей. – Честные люди! Знаем мы этих честных людей, знаем и честность царя. Девятое января никто еще не забыл.

Влас вытягивал под столом ноги, толкал ими, пытаясь остановить Матвея. Но тот поджал ноги, и как Влас ни старался дотянуться до него – не мог. Его удары приходились по ногам невестки купца Голованова и отца Абросима. Они морщились, прятали ноги под стулья.

– Да вы, кажется, и в честности царя сомневаетесь? Фю-фю-фю.

Влас понял, что спор не приостановить. Он усиленно принялся потчевать гостей вином. Все, за исключением контролера акцизного управления Семина, охотно пили. Но тот отталкивал от себя рюмку, яростно бросался на Матвея, кричал. Матвей говорил спокойно, и это еще больше злило чиновника.

– Нечего сказать, хорошего учителя честности нашли!

Но тут Матвей хватил через край. Захмелевшие гости беспокойно задвигались, зашептались, строго, с укором взглянули на Власа, на двери, поручик даже зафыркал. Контролер поднялся.

– Господа, – заговорил он взволнованно, – господа, это же социал-демократ, это же фю-фю-фю, черт знает что такое!

Матвей схватил чиновника за плечо, усадил его на стул и быстро вышел из-за стола.

– Садитесь, пейте, а то не достанется… Я уйду.

Отдуваясь, чиновник прошептал:

– Нет, это невозможно, господа…

– Выпейте, выпейте, Илья Кузьмич. – Влас пододвинул к нему рюмку. – Успокойтесь. У меня брат-то шутник. Вы думаете, он это и вправду завел с вами спор? Он всегда так людей на испытку берет. Послушаешь – будто ему на каторге место. А потом он вас же за стойкость и похвалит. Веру вашу проверяет. Прочен ли, дескать.

– Неужели?

– Вот как! – изумлялись гости.

– Да, да, – не смущаясь, подтвердил Влас. – Всегда таким манером людей на испытку берет. А так-то он у меня служака. Награды получал.

Захмелевшие гости поверили, смеялись над горячностью контролера, да Семин и сам заколебался.

– Ах, какой оригинал! Фю-фю-фю. Остроумно! А как он, знаете, распалил меня! Просто и сейчас не могу успокоиться.

Влас поднес всем по рюмке и торопливо вышел в кухню. Он боялся, что Матвей вот-вот вернется. В кухне, где Матвей курил самокрутку, Влас набросился на брата:

– Ты что, Матюха, с ума сошел? Да ведь тебя самого за это посадить могут!

В другой раз Влас бы строже обошелся с братом, но теперь он боялся рассердить его. Знал, что если рассердит – не миновать беды. Ему хотелось сейчас, чтоб Матвей ушел от него.

– Ты думаешь, я и в самом деле ради царя пирушку устроил? – говорил Влас. – Как же! Сто целковых истратил. Царь, что ли, мне даст? Дожидайся! Мне надо, чтобы Голованов векселя отсрочил. Понял, куда я гну? Ну, иди, иди, Матюха. Мне к гостям надо.

Влас ушел. Матвей подумал: «И верно, лучше уйти, чтоб не мутило». Он оделся, заглянул в дверь комнаты, где были гости, попрощался:

– До свидания, господа!

Гости проводили его улыбками и возгласами:

– Ах, оригинал какой!

– Остроумно, правда, Жорж?

– Фю-фю-фю!

Ночью Матвей узнал у Антона, что вечером уголовные подняли бунт, разгромили кухню и поддержали протест политических.

6

Этот день был полон неожиданностей.

Днем, сдав дежурство и наскоро пообедав, Матвей отправился на базар прикупить кое-что для общего хозяйства с Антоном.

Когда он вернулся с базара, застал в тюрьме полный переполох. Среди бела дня бежал крупный аферист, красавец Яшка Пройди-свет.

Настоящего имени Яшки никто не знал. Но, судя по его манерам, он когда-то вращался в высшем обществе. Яшка хорошо говорил по-французски. Чиновники много судачили об этом, удивлялись, но в Яшкино благородное происхождение все-таки не верили.

Но однажды в тюрьму пожаловала роскошно одетая петербургская дама. Она не захотела иметь дело с мелкими чиновниками и потребовала свидания с самим начальником тюрьмы. Начальник принял ее немедленно.

Через несколько минут Яшку вызвали в комнату свиданий. Петербургская дама оказалась его матерью.

Яшка не растерялся и удивленно спросил:

– Пардон, мадам, за кого вы меня принимаете? Вы, очевидно, ошиблись.

– Илюша, родной мой, ну к чему это опять? Папа просит прощения. Вот его письмо. Забудь, мой мальчик, обиду. Вернись. Мы так одиноки, – со слезами на глазах заговорила женщина.

– Оставьте меня в покое, мадам. Я вас не знаю.

Матери стоило больших усилий не разрыдаться. Но она сдержалась и попросила присутствовавшего при свидании тюремного чиновника оставить ее одну с сыном. Разговор с глазу на глаз продолжался с полчаса. Вдруг дверь раскрылась, и дама обрадованно крикнула:

– Господа, он согласен признать меня!

Чиновник вошел в комнату свиданий. Яшка Пройди-свет холодно смотрел на мать.

– Ну, Илюша, родной, скажи этим господам, что ты мой сын. Скажи – и ты будешь на свободе!

Яшка Пройди-свет поднял голову и спокойно заявил:

– Я не могу сказать этого. Я вижу вас первый раз в жизни, мадам.

Мать упала в обморок, а Яшку увели в камеру.

Петербургская дама уехала, ничего не добившись, но загадочность, которой была окутана личность Яшки, исчезла.

Семнадцати лет от роду молодой граф, сын богатого помещика, проиграл в карты десять тысяч рублей. Денег с собой у него не оказалось, и пришлось дать подписку. Старый помещик был скуп. Деньги он уплатил, а сына в присутствии его друзей и возлюбленной назвал мошенником. Оскорбленный сын бежал из дома, связался с преступным миром и теперь кочевал из тюрьмы в тюрьму, отвечая на все мольбы родителей вернуться домой отказом.

Все знали, что Яшка Пройди-свет не раз совершал побеги из тюрем. Событие взволновало тюремное начальство не своей неожиданностью, а таинственностью. Многие видели, как Яшка вместе с арестантами своего коридора шел в баню, как он последним вошел в соседнее с раздевалкой помещение, где парикмахер из уголовных обслуживал в определенные часы то арестантов, то тюремных надзирателей. А из бани Яшка не вернулся. В раздевалке после него остался только бушлат с записной книжкой в кармане, куда он аккуратно заносил свои картежные долги, да смена грязного белья.

Даже старые радзиратели в недоумении разводили руками: всякие побеги видали они в своей жизни, а такого номера еще никто не выкидывал. Не голым же бежал арестант!

Только Матвей догадывался, как могло произойти это. Яшка Пройди-свет был переодет в надзирательскую форму, сшитую Капкой по Матвеевой мерке. Матвей ждал, когда заглянет Капка, чтобы проверить свои подозрения. Однако Капка не пришла ни в этот вечер, ни в следующий.