Виктор Карпенко - Брат на брата. Окаянный XIII век Страница 47

Между тем рыцари разъехались по разные концы ристалища. Запели трубы, и всадники ринулись навстречу друг другу. Рев над местом поединка стих. Все с нетерпением наблюдали за исходом поединка. Удара почти не было слышно. Роман пронесся дальше, а крестоносец вылетел из седла и, загремев железом, уперся рогами шлема в землю. Это вызвало крики ликования и смех. Но мало кто видел, каким образом рыцарь из Руси достиг победы: увернувшись от нацеленного наконечника копья, он развернул древко своего копья поперек и тыльной стороной ударил по ведрообразному шлему.

Доспехи были настолько тяжелы, что крестоносец подняться был не в силах. Он стоял на коленях, уперевшись головой и тщетно пытаясь оторвать ее от земли. Но рога вошли глубоко, и все его попытки оказались тщетными. Хохот стоял над ристалищем. Царь пытался сохранить подобающее ему выражение лица, но тоже не удержался и расхохотался.

Четверо слуг подбежали к поверженному рыцарю и, подхватив его под руки и под ноги, унесли.

– Так тот ли это князь Роман, что был два года тому при дворе? – утирая слезы от смеха, спросил царь визиря. Но тот даже не слышал вопроса. Он впился взглядом в сияющего наборной кольчугой воина, силясь разглядеть под закрытым шлемом лицо. Рыцарь же подъехал к маршалу, что-то спросил у него и, получив утвердительный ответ, подал знак своему оруженосцу. Коренастый рыжеволосый молодец подбежал к своему господину, неся в руке тяжелое боевое копье. С этим копьем рыцарь направился к висящим щитам противников. Не доезжая десяти шагов, он метнул копье. Удар был настолько силен, что, пробив щит, наконечник вошел в бревно. Ропот изумления прокатился над ристалищем.

– Рыцарь Роман из Руси вызывает на смертный бой рыцаря Росу из Ошела. Поединок будет продолжаться до тех пор, пока один из противников будет убит или оба не смогут далее вести бой. Для достижения победы рыцари могут пользоваться любым видом оружия.

– Это тот самый князь Роман, которого ты, государь, изгнал со двора, – уверенно произнес визирь. – Как он посмел вернуться?! Я сейчас же прикажу схватить его и казнить!

– Постой! – остановил визиря царь. – Ежели схватить ослушника сейчас, то мы ославимся перед всем миром. Нет. Поединку быть, а там… все в руках Аллаха.

Зора, побледнев, широко раскрытыми глазами смотрела на ристалище. Милый ее сердцу, голубоглазый, русоволосый, такой сильный и в то же время добрый рус готовился к смертельному поединку.

«Но почему? Что скрывается за всем этим? Как несправедливо устроен мир: только что я обрела его и могу потерять уже навсегда. Ну нет!»

– Дядя, ты должен запретить этот поединок. Смерть одного из рыцарей омрачит праздник! – негодуя, воскликнула Зора.

– И ты против поединка! Уж не сговорились ли вы с визирем? А где же он? – удивленно воскликнул царь, не увидев того справа от кресла. И тогда, взяв Зору за руку, Чельбир тихо спросил:

– Ты знаешь, что царь Ошела просит отдать ему тебя в жены?

Девушка кивнула.

– Если ты просишь остановить поединок, чтобы не подвергать смертельной опасности жизнь будущего мужа, то я остановлю его. Чего же ты хочешь?

– Я не могу объяснить тебе, – отвела взгляд Зора, и краска предательски залила ее лицо, – но я не хочу смерти ни Роману, ни Росу.

– Тогда мне придется приказать, чтобы взяли Романа под стражу.

– Нет, государь, руса нельзя пленить, – вынырнул из-за кресла визирь. – Князь возглавляет посольство, присланное царем Юрием. Мне только что донесли об этом.

– Но ежели царь Росу убьет посла – это же война с русами! Надо немедленно остановить поединок! Визирь!

– Поздно, государь, – огорченно проронил визирь, и в тот же момент взревели трубы, возвещая о начале поединка.

Всадники устремились навстречу друг другу. Царь Росу на вороном коне, в пластинчатой кольчуге и сияющем позолотой шлеме, на высоком султане которого развевался зеленый флажок – цвет знамени города Ошела, выглядел внушительно и угрожающе. Круп и грудь его жеребца были защищены железными пластинами, отчего шел он тяжело, припадая на передние ноги.

Страшный миг приближался. Зора закрыла глаза, превратившись в слух. Через мгновение последовал удар, зазвенело железо. Зора, не удержавшись, открыла глаза: обломки копий валялись на земле, а всадники, крутясь вокруг друг друга, рубились мечами. Неожиданно лошадь Романа упала на задние ноги и начала медленно валиться на бок. В последний момент всадник успел соскочить с седла. Это случилось потому, что Росу, воспользовавшись тем, что круп арабского скакуна Романа не был защищен, рубанул по нему мечом. Лезвие вошло на две ладони, что и решило судьбу боевого товарища русского витязя. Гул возмущения пронесся над ристалищем – удар меча царя Росу был расценен зрителями как бесчестный. Теперь царь Ошела имел преимущество, и он тут же попытался воспользоваться им. Росу направил своего вороного на Романа, стремясь затоптать его копытами лошади, но неожиданно сам оказался на земле. Русский богатырь, скользнув под удар меча, перехватил поводья и неимоверным усилием повалил лошадь Росу на землю. Царь Ошела оказался во власти руса. Его нога была зажата крупом коня, а меч лежал невдалеке, и дотянуться до него не представлялось никакой возможности. Сотни зрителей замерли в ожидании близкой развязки. Но рыцарь-рус поднял с земли меч своего противника и ждал, пока тот выберется из-под лошади. Наконец, Росу встал. Безоружный, с широко вытаращенными от ужаса глазами, он тяжело, со всхлипами, словно лошадь в запале, дышал, ожидая смертельного удара.

– Что, Росу, страшно умирать? – поводя мечом из стороны в сторону, угрожающе произнес Роман. – И мне было страшно, когда ты ради забавы колол кинжалом, жег огнем мое тело, наслаждался моими страданиями. Но я не стану убивать тебя безоружным. Возьми меч и защищай свою жизнь!

Роман швырнул меч под ноги царя Ошела. Тот быстро нагнулся и, видя, что в руках у его противника нет оружия, кинулся вперед. Занеся меч для удара, Росу готов был обрушить его на голову русского витязя, и казалось, что его уже ничто не спасет, как Роман, отступив на шаг, выхватил из-за спины два коротких булатных меча. Одним он встретил меч Росу, а другим – ударил между пластинами его кольчуги в самое сердце.

Маршал подошел к русскому рыцарю и что-то у него спросил. Тот отрицательно мотнул головой и пожал ему руку.

В очередной раз запели трубы.

– В смертельном поединке победу одержал рыцарь Роман из Руси. Рыцарь не будет оспаривать права первенства на турнире. Он оставляет его за другими и покидает ристалище. Право вызова противников переходит к Генриху фон Гогену – рыцарю Христа.

Рыцарский турнир продолжался.

– Разреши мне, государь, оставить тебя? Смерть брата не позволяет мне предаваться развлечениям.

– Я скорблю вместе с тобой, но такова воля Аллаха. Царь Росу умер как воин, с мечом в руке. Воздай ему должное. Я приду проводить тело царя Росу перед тем, как ты повезешь его в Ошел. Сам же я не могу оставить праздника, а ты иди! – царь разрешающе взмахнул рукой.

Визирь, еще больше сгорбившись и став ниже, пошатываясь, спустился с помоста.

– Каждый получает то, чего заслуживает! – негромко произнес Чельбир больше для себя, нежели для других, и, обращаясь к Зоре, воскликнул:

– А жаль, что князь Роман не булгарин. Хорош! Я, пожалуй, завтра приму посольство Юрия. А ты знаешь, Зора, цари русов очень часто берут в жены женщин иной веры?

– Мне-то что до того? – недоуменно повела плечами девушка.

– Да нет, ничего. Это я так… – в раздумье произнес царь и, встретившись взглядом с насторожившейся от последних слов царицей, молчавшей все это время, быстро отвел глаза.

Пала ночь. Во дворце Надира никто не спал. Владимирские бояре, страшась гнева булгарского царя и дрожа за свою жизнь, поносили Романа на чем свет стоит, кляня и ругая за безрассудство. Тот кивал, соглашаясь, но раскаяния не испытывал: два долгих года он молил Бога об этом моменте, и его просьба была услышана Всевышним.

Устав слушать вопли возмущенных бояр, Роман зевнул, потянулся и негромко, но твердо сказал:

– Ну, хватит скулить! За шкуру свою не бойтесь. Жизнь посла неприкосновенна, и царь Булгарии свято чтит этот закон. А что касается меня и сегодняшнего поединка, то дело это мое и я сам за него отвечу. С царем Ошела у нас «дружба» давняя, кровушкой орошена, потому жить мог только один из нас.

Бояре ушли недовольные, насупленные, словно сычи, в душе кляня и Романа, поставившего их в опасное положение, и великого князя, доверившего посольство этому безрассудному молодцу, и свою посольскую судьбу.

Да-а-а, не так Роман мыслил свое возвращение в Булгарию, но лучшего случая отомстить мучителю он и представить себе не мог. Знать, провидению было угодно свести их в смертельном поединке пред царскими очами, на миру, перед глазами той, из-за которой Роман вернулся.