Борис Васильев - Князь Ярослав и его сыновья Страница 49

– Прелат Римской церкви Доменик! – доложил ближний боярин.

– Ох, не к месту, не к месту! – всполошился Ярослав. – Что делать, Сбыслав, что делать?

– Принять.

Прелат был учтив и любезен. Восторгался просторами, восхищался реками и всячески избегал богословских споров, сразу обозначив свою позицию:

– Мы вместе веруем во единого всемогущего Бога, великий князь. И считаем, что настала пора забыть о наших религиозных разногласиях пред новым испытанием Божьим – нашествием нечестивых из диких степей. И православный князь Михаил Черниговский уже дал согласие участвовать во вселенском Лионском соборе.

Гостил, не обозначив дня отъезда, вежливо поучаствовал в предложенной Сбыславом охоте, ловко уходил от неудобных для себя вопросов и с удовольствием рассказывал, сколь богата и сильна Европа. Ярослава это вполне устраивало – он никогда не любил излишних напряжений ума, но Сбыслава весьма тревожила причина, побудившая католического прелата вдруг заявиться в православное княжество. И как только Доменик однажды вскользь помянул о татарах, Сбыслав тут же заявил с подчеркнутой резкостью:

– Татары не видят в нас еретиков в отличие от Римской Католической Церкви!

– Это естественно, мой юный вельможа, – вежливо улыбнулся прелат. – Они – язычники. Им не дано постигнуть великого учения Христа.

– А нам, православным, дано?

– Заблуждения – путь к познанию, мой юный вельможа.

– И ты, прелат, приехал развеять наши заблуждения?

– Я приехал с надеждой познакомиться с великим полководцем князем Александром Невским, которым восторгается вся Европа, мой…

– Чтобы подсыпать яду в его кубок?

– Сбыслав, Сбыслав, – встревожился Ярослав. – Не надо спорить с высоким гостем.

– С высоким лазутчиком, – презрительно сказал Сбыслав. – Доложи своим магистрам, что Русь – жива, прелат!

И вышел. Он был раздражен и встревожен и почему-то все время думал о князе Александре.

– Извини, высокий гость, несдержанность боярина, – смущенно бормотал Ярослав. – Молод еще.

– К счастью, не все так думают, – натянуто улыбнулся Доменик. – Князь Даниил Галицкий придерживается иного мнения, что всегда обеспечит ему могучую поддержку Европы. Я очень надеялся увидеть твоего сына, великий князь, Александра Невского, деяния которого хорошо нам известны, но, видимо, не судьба. Пора домой. Путь неблизкий.

На следующий день прелат Доменик убрался восвояси как раз в то время, когда Невский подъезжал к родному Переяславлю.

– Брат приехал!.. – радостно закричал Андрей. – Княжна Даниловна, это же брат мой родной, сам Александр Невский!..

Никогда Александр не видел брата столь восторженно вдохновленным, сияющим и звонким. А увидев легко сбегающую по ступеням крыльца чернобровую красавицу, понял, что легкомысленного и взбалмошного Андрея настигла-таки первая любовь.

– Меж нами – сговор, – таинственно поведал в бане Андрей. – Если отцы не благословят, тайно обвенчаемся…

– Благословят, – улыбнулся Александр.

А про себя подумал вдруг, что если бы объединились в прочный братский союз три князя – и Русь была бы спасена, и Литва. Сначала подсобили бы Миндовгу выбросить рыцарей из Прибалтики, а потом – все вместе – и с татарами разобрались. Или – наоборот: сначала разгромили бы татар, а потом все дружно – рыцарей… И горько усмехнулся, поняв вдруг, что навсегда расстался с мечтами на льду Чудского озера.

Отслужил панихиду по своей княгинюшке, поиграл с сыном, попировал с братом и его возлюбленной и, не задерживаясь, выехал к отцу. И всю дорогу думал о странном чувстве, которое возникло в нем после знакомства с дочерью Даниила Галицкого. Всем хороша была девица – и красотой, и статью, и умом, а что-то восставало в нем не против нее, а против ее брачного союза с Андреем. А потом понял что: воля. Скрытый за девичьей скромностью огромный запас воли, которой так не хватало князю Андрею…

Он не стал говорить отцу о своем прозрении. Наоборот, он всячески подчеркивал важность этого союза, намекал, что Андрею давно пора остепениться, чем очень радовал великого князя, мечтавшего об этой свадьбе.

– Даниил Галицкий – владыка могучий, – говорил отец. – Его вон Европа поддерживает. Большой выигрыш, если мы такого родственника заполучим.

Александр поддакивал, а сам думал, что Даниила Галицкого поддерживают как раз те силы, с которыми он, Невский, уже дважды скрещивал мечи. И невольно вспомнил рассуждения князя Миндовга о вере: похоже было, что Галицкий придерживался такого же мнения во имя спасения собственных земель. Не народа, на них проживающего, а самих земель как таковых.

Сбыслава в тот первый вечер за столом с ними не было: он чувствовал себя виноватым, побаивался гнева Невского, не зная, что Ярослав ни словечком не обмолвился ни о госте, ни тем более о ссоре с прелатом. Александр воспринял это без всякого удивления, полагая, что боярину не место за родственной беседой, даже если этот боярин и спас любимого сына. А вот Ярослав чувствовал себя неуютно, страдал, вздыхал и хмурился. И в конце концов не выдержал:

– Может быть, позовем Сбыслава? Мне с ним в Орду ехать, может, у тебя какие пожелания…

Бормотал, суетился и страдал хранящий великую тайну князь. Если бы не добытая самим Сбыславом мечом и отвагой слава и почет, ему, пожалуй, было бы проще. Но прижитой сын доказал, с точки зрения Ярослава, свое право на признание родственных отношений и личное княжеское достоинство, а вот сказать об этом… Нельзя было сказать, никак нельзя, и это обстоятельство терзало и мучило великого князя настолько, что он так и не сказал о неожиданном госте. И терзаемый виной Сбыслав тоже не сказал.

Александр встретил Сбыслава очень приветливо, почти сердечно. «По-родственному, – ликовал великий князь. – Чует сердце, чует!..» Но дело было не в чутье Невского, а в дружинном братстве: князь Александр тепло приветствовал боевого друга, личной храбростью доказавшего свою преданность, не более того. И кубки стали чаще осушаться, и беседа потекла оживленнее.

– Я не задержусь у тебя, отец, ты уж прости, – сказал Александр, когда Сбыслав ушел и пришла пора расстаться на ночь. – Вот в Орду провожу непременно, а сейчас… – Он вздохнул. – Дружину надо заново создавать. А поездки не страшись. Спутник у тебя надежный, толмач отменный, да и вообще Сбыслав для нас с Андреем вроде как брат.

Признание сдержанного немногословного старшего сына привело Ярослава в сильнейшее волнение, от которого он первое время вообще ни слова не мог вымолвить. А пока справлялся с заиканием, успокоился и сказал совсем не то, что собирался:

– Я перед отцом его, Яруном, в долгу неоплатном. А он в Ледовом побоище пал.

– Понимаю, отец. Мы все перед ними в долгу.

– Знал бы ты тяжесть его…

На следующий день пир начался рано, потому что Невский решил на заре отъехать к своей дружине. А поскольку он оказался прощальным, Сбыслав явился на него в лучшей одежде с княжеской цепью на груди.

– Красный ты жених, боярин! – улыбнулся Александр. – Вернетесь из Орды – и окрутим его, отец.

И снова сердце Ярослава замирало от умиления, снова он боролся с мучительно сладостным желанием прямо сейчас за пиршественным столом сказать правду, признать Сбыслава своим законным сыном и тем снять с души тяжкий камень греха. И – не решался, колебался, вздыхал, пока вдруг не доложили:

– Посланец из Орды, великий князь!

– Проси.

Вошел статный молодец в полутатарском-полурусском наряде с изукрашенной саблей на поясе. Сдержанно поклонился и сказал на чистом русском языке:

– Здрав будь, великий князь Ярослав. Здравы будьте, князья и бояре. От главного советника великого Бату-хана Чогдара с поклоном есаул Кирдяш.

– Кирдяш?.. – Ярослав, багровея, поднимался из-за стола. – Не ты ли, холоп, на меня, своего господина, дрыном замахивался?..

– Что было, то быльем поросло. А нынче я – казак, вольный человек, командир личной охраны Орду-хана, князь Ярослав.

Все это молодец выпалил с вызовом и дерзкой насмешкой, словно заранее готовился произнести именно эти слова и именно так, как произнес.

– Убавь голос, не с равным говоришь, – негромко, но очень весомо сказал Сбыслав. – Говори что велено и убирайся.

Кирдяш посмотрел на молодого боярина с княжеской цепью во всю грудь и неожиданно улыбнулся:

– Никак, Сбыслав? Тебе – особый поклон от Чогдара. – Поклонился, вновь оборотился к Ярославу. – Воевода прав, прости мою дерзость, великий князь. Чогдар велел передать тебе, чтоб ты поторопился в Золотую Орду. Это очень важно, так он сказал.

– Все? – грозно спросил Ярослав, все еще ощущая глубокую обиду.

Есаул поклонился с куда большей почтительностью:

– Дозволь личную просьбу, великий князь.

– Нет!

– Дозволь ему, отец, – тихо сказал Невский. – Ты же сам разрешил добровольную запись в татарские войска. Вот он и записался и отвагой в битвах завоевал и чин, и волю. Так, Кирдяш?