Алексей Морозов - Золото Холокоста Страница 5

Я поднялся, но она всё ещё держала меня за руку. Пришлось сесть.

– Вы знаете, – неожиданно шёпотом сказала она, – мы, евреи, уже не говорим Холокост (всесожжение), мы стали говорить Шоа (катастрофа), скоро будем говорить «несчастный случай». Невозможно же всю жизнь жить в этом кошмаре. Может лучше простить и забыть? Забыть, как травили газом, сжигали в печах, выдирали зубы. Из человеческой кожи делали сумочки, ремни и абажуры. Забыть, как проводили медицинские эксперименты, какие обычно делают над животными.

Слёзы полились из её рубиновых глаз.

– Но я наперекор всем им… – Она махнула рукой куда-то вдаль. – Буду мстить и преследовать убийц, раскрывать тайны Холокоста и постоянно напоминать и рассказывать о трагедии. Всю свою жизнь, до конца я буду заниматься только этим. У меня давно нет никакой личной жизни. Я никогда не выйду замуж. Я поклялась и сдержу слово. Это так же верно, как то, что меня зовут Лилия Бруднэ.

Александр Маров (все, не сговариваясь, звали его Алекс), от лица которого автор начал эту часть своего повествования, навидался в жизни всякого и хлебнул дерьма по самые ноздри. Его отец, получивший тяжёлое ранение в бою за Висмар, после демобилизации пошёл работать в «почтовый ящик» (платили там больше и сразу дали комнату) к Расплетину. Так назывались различные секретные конструкторские бюро (КБ), которых было немало в Москве тех лет. Вскоре это КБ превратилось в НПО[7] «Алмаз», а в 1961 году, когда их ракетой сбили американский самолёт-шпион, пилотируемый Пауэрсом, Расплетин стал академиком и Героем Социалистического Труда, а Маров-старший стал начальником лаборатории ракетной техники, а также ему достались орден Ленина и четырёхкомнатная квартира. Хрущёв, бывший на седьмом небе от счастья, что получил такой подарок – живого американского пилота-шпиона, – устроил показательный процесс (потом Пауэрса обменяли на советского разведчика, полковника Абеля) и завалил Расплетинское КБ деньгами, фондами, жильём так, что НПО «Алмаз» скоро стало самым мощным и богатым в Москве. Вновь принятым работникам квартиры выделялись незамедлительно, зарплату уносили, сняв рубашку и сделав из неё мешок, на премиальные после удачных испытаний конструкторы покупали машины «Победа», а на рабочие и мастерские должности была годичная очередь из инженерно-технических работников. Всё это способствовало резкому увеличению количества и качества разработок и, как следствие, появлению самого мощного для того времени зенитно-ракетного комплекса (ЗРК) «Двина». Этот комплекс стал ударной силой против американских самолётов во вьетнамской войне. Достаточно упомянуть, что только за десять дней декабря 1972 года ЗРК «Двина» был сбит 31 (!) стратегический бомбардировщик «B-52», а за годы войны «фантомов», «скайрейдеров», «корсаров» и прочей шелупони уничтожили несколько тысяч. Американцы в бессилии называли НПО «Алмаз» «осиным гнездом русской ракетной техники» (сейчас, говорят, захиревшим «Алмазом» руководит бывший директор рынка (!), сдавший 90 % площадей в аренду коммерсантам).

Кстати, кандидат в Президенты США Джон Маккейн, проигравший Обаме, будучи лётчиком во время вьетнамской войны, был сбит «Двиной», спрыгнул с парашютом и был так избит вьетнамцами, что у него до сих пор не поднимаются руки выше головы (одеться и вымыться без посторонней помощи невозможно). Он утверждает, что команды избивавшим его вьетнамцам отдавал русский офицер. С тех пор Маккейн стал ненавидеть русских и Россию. Интересно, что было бы, добейся он успеха на выборах. Но это уже другая история.

По совету отца после окончания авиационного института (факультета «Ракетные установки») Александр подал заявление во Вьетнам и после полугодовой ускоренной подготовки (где среди прочего изучался английский язык) в Азербайджане, под Баку, попал на фронт, где и воевал отцовским ЗРК «Двина», который знал лучше всех. Провоевав год, сбив пять американских самолётов, получив медаль «За боевые заслуги» (в просторечье ЗБЗ) и орден «Красной Звезды», в него попал «шрайк»[8], оторвав левую руку и вонзив в тело 21 осколок. Он еле выжил. Тем не менее Вьетнам горел в его сердце яркой звездой, почти каждую ночь являясь в снах. И, глядя на фанатичную директрису «Холокоста», свободно распоряжающуюся своим телом, чувствами и судьбой, он опять вспомнил Вьетнам. Тот коммунистический закон «10–67», по которому женщину за связь с русским военным ждала тюрьма или высылка в так называемую четвёртую зону, район на границе с Южным Вьетнамом (на побережье), под пушки кораблей 7-го флота США. Вернуться оттуда живой было почти невозможно. Его дивизион прикрывал авиабазу «Зиалам» под столицей, и Алекс часто приезжал в международный клуб в Ханое попить сладкую рисовую водку «Луамой». Единственное место, где могли расслабиться русские офицеры. Там он и познакомился с девушкой, которую все звали Хризантемой. Любовь выстрелила по ним дуплетом. Так как открыто встречаться было опасно, Алекс привозил её в своём газике в бомбоубежище авиабазы. Это продолжалось полгода. Потом Марова вызвал замполит и запретил ездить в клуб, сказав, что Хризантему арестовали. Затем, наклонившись, прошептал: «Забудь девчонку, она уже в “четвёртой зоне”. Это смерть». Выйдя от замполита, лейтенант измолотил трёх вьетнамских патрулей, попавшихся в этот недобрый час у него на пути. Скандал замяли, но звёздочку на погонах он потерял. С тех пор Маров возненавидел коммунизм во всех его проявлениях. После страшного ранения его комиссовали. Вернувшись в Москву, узнал, что жена спуталась с другим. Он избил обоих. Следователь, пожалев однорукого ветерана, уговорил «голубков» забрать заявления из милиции. Пришлось срочно развестись и уйти жить к родителям. На работу никуда не брали, а пенсия была нищенской. Ему удалось заочно закончить журфак университета (благо, что приняли без экзаменов). К этому времени грянула перестройка, и Маров, несмотря на свой атеизм, устроился в издательство «Протестанты», где его ценили за жизненный опыт и знание английского языка. Когда ему от отца достался дневник Берёзкина, Алекс понял, что жизнь дала ему последний шанс: настоящее расследование. Распутав дело о золоте Холокоста, Александр Маров выполнил бы своё предназначение и вписал бы своё имя в мировую историю. В этом он был абсолютно уверен, не зная и не догадываясь, что даже прикосновение к тайнам Холокоста, уже не говоря об их раскрытии, неизмеримо опаснее, чем боевые действия во Вьетнаме.

– Вы принесли дневник? – спросила Лилия.

– Только копию, – усмехнулся я и достал пачку листов.

Она наскоро пробежала листки глазами.

– Очень впечатляет, – сказала директриса, – я в деле.

Помолчав, я начал излагать чуть шутливо:

– Для того чтобы задуманное прошло удачно, адепты вуду[9] рекомендуют исполнить танец с питоном на плечах, затем отрезать ему голову и выпить всю кровь. Потом обрызгать труп рептилии святой водой. Это гарантия того, что дело, которое вы начинаете, будет для вас успешным.

– Значит, я должна зарезать змею и выпить её кровь? Тогда мы найдём золото Холокоста?

– Так полагают адепты.

– Есть две вещи, которых я боюсь больше всего. Первая – это змеи.

– А вторая? – не удержавшись, я попался.

– Однорукие двухметровые ветераны… – Лилия ехидно усмехнулась.

– Змея – это метафора. Питьё крови – также. Вы должны быть готовы победить врага любыми способами. В этом смысл.

– А какой смысл вы видите в поиске золота давно убитых людей? – серьёзно спросила она. – Ведь понятно, что о материальной выгоде не может быть и речи.

Кивнув, я изложил свою теорию развития истории: до Холокоста и после него.

– Вы знаете, чем и как повлияло уничтожение шести миллионов евреев на развитие Земли? – спросил я.

– Нет.

– Тогда я расскажу вам. Мистики определяют эгрегор как совокупность выделенной людьми энергии. Причём энергии мыслящей и действующей. Эгрегор «подобен водохранилищу гидроэлектростанции, которое обеспечивает её бесперебойную работу на долгое время». Смею утверждать, что после умерщвления шести миллионов невинных людей образовался самый мощный резервуар энергии Нового времени, которую они выделили перед смертью. Необходимо сказать, что есть коренное различие между внезапной смертью и смертью в полном сознании, которая неотвратима и к которой готовятся. В первом случае энергия не выделяется. Во втором случае люди знали, что будут неотвратимо умерщвлены и перед смертью излучили специфическую энергию, образовав мощный «эгрегор Холокоста», который влиял и влияет на мировые события до сих пор. Сопоставьте с «эгрегором христианства», который образовался 2000 лет тому назад и «без единого выстрела» (но с большими жертвами) завоевал Римскую империю и занял лидирующее положение в мире, фактически перекроив политическую карту, создав новые государственные образования. В настоящее время, исчерпав большую часть своей энергии и почти не получая подпитки, «Эгрегор христианства» постепенно прекращает влиять на события. Эгрегоры обеспечивают успех тем или иным действиям или способствуют распространению тех или иных идей. Мощные, особенно вновь образованные эгрегоры всегда действуют со 100-процентным успехом.