Аркадий Ваксберг - ИЗ АДА В РАЙ И ОБРАТНО Страница 5

Русские евреи, ушедшие в революцию в начале века, – все недоучки (не по своей, конечно, вине), все озлобленные на несправедливость властей и законов, все уязвленные и ущемленные, сублимировавшие своей революционной активностью то, чего недополучили из-за дискриминационных условий своего существования. Когда потом – и сразу после переворота, и во время гражданской войны, и затем еще многие десятилетия, вплоть до наших дней, – их будут упрекать за «чрезмерность» еврейского присутствия в революционной среде, мало кто возьмет в расчет те глубинные причины, которые привели их в ряды бунтовщиков. Ополчившиеся на еврейство русские антисемиты – самые злобные из всех антисемитов, которых вообще-то хватало и хватает в других странах, – они ведь сами вскормили своей безумной политикой тех, кто «перевернул мир».

Впрочем, «чрезмерность» еврейского участия в перевороте и его последствиях тоже, как мы увидим, относится к категории мифов. Весьма стойких, весьма укоренившихся, и однако же – мифов.

Либеральная русская интеллигенция, возмущенная дискриминацией евреев, пыталась бороться с ней отнюдь не революционным, а демократическим путем. Прежде всего – публичным ее осуждением, памятуя о том, как высок в обществе моральный авторитет широко известных писателей, ученых, артистов, общественных деятелей. «В русской интеллигентской среде, – вспоминал многие годы спустя ведущий литературный критик и поэт русского зарубежья Георгий Адамович, – антисемитизм был недопустим, невозможен. Кто высказал бы антисемитские взгляды, сам себя исключал из интеллигентского круга или бывал им отвергнут. Помимо морального отталкивания, антисемитизм был в представлении интеллигенции недомыслием или следствием недостаточного культурного развития»[6].

Лев Толстой многократно выступал против погромов и антисемитизма, поощрявшегося и даже раздувавшегося в российской печати. Владимир Короленко, которого будущие западные историки назовут «академиком Сахаровым начала века», заклеймил погромы – прежде всего в гремевшем на всю страну рассказе «Дом № 13». Максим Горький называл погромы «позором России», он говорил, что они «возбуждают ужас, стыд н негодование». И продолжал: «В позорном и страшном деянии (речь идет о погромах. А. В.) культурное общество повинно не менее активных убийц и насильников», ибо оно «спокойно позволило растлевать себя ‹…› человеконенавистникам, издавна прославленным презренной славой лакеев силы и апологетов лжи».

Воззвание «К русскому обществу» в связи с позорным делом Бейлиса подписали десятки крупнейших деятелей русской науки и культуры: Горький, Короленко, Александр Блок, Леонид Андреев, Алексей Толстой, Владимир Немирович-Данченко, академик Вернадский и сотни других[7]. «Во имя справедливости, – говорится в воззвании, – во имя разума и человеколюбия мы поднимаем голос против нового взрыва фанатизма и суеверия непросвещенных масс. ‹…› Как всегда, те же самые люди, которые угнетают свой собственный народ, пробуждают в нем дух религиозной вражды и племенной ненависти. Не уважая ни народного мнения, ни народных прав, готовые попрать их самыми суровыми мерами, они пробуждают народные предрассудки, раздувают суеверие, упорно призывают к насилию против соотечественников нерусского происхождения.

В этой лжи звучит та же злоба, которая некогда швыряла невежественную языческую толпу против первых последователей христианского учения. После этого всегда бесновались низменные, преступные страсти. Тупая злоба стремилась ослепить и затемнить сознание толпы и воздействовать на правосудие. ‹…›

Бойтесь сеющих ложь. Не верьте мрачной неправде, которая уже множество раз обагрялась кровью, одних убивала, других обрекала на вечный позор».

М. Горький счел необходимым отдельно высказаться по еврейскому вопросу: «Разумеется, я не забыл, что люди делают множество разнообразных гадостей друг другу, но антисемитизм все-таки я считаю гнуснейшей из всех». И еще: «Вспоминая о евреях, чувствуешь себя опозоренным. Хотя лично я, за всю жизнь мою, вероятно не сделал ничего плохого людям этой изумительно стойкой расы, а все-таки при встрече с евреем тотчас вспоминаешь о племенном родстве с изуверской сектой антисемитов и о своей ответственности за идиотизм соплеменников». И еще: «Мне глубоко симпатичен великий в своих страданиях еврейский народ; я преклоняюсь перед силой его измученной исками тяжких несправедливостей души, измученной, но горячо и смело мечтающей о свободе».

В 1915 году тот же Горький вместе с двумя другими, популярнейшими в то время писателями, Леонидом Андреевым и Федором Сологубом, издал литературный сборник «Щит», посвященный защите гражданских прав еврейского населения России.

В этой важнейшей общественной акции приняли также участие Владимир Короленко, Иван Бунин, Александр Блок, Константин Бальмонт, Вячеслав Иванов, Дмитрий Мережковский и другие русские писатели первого ряда, имена которых были у всех на слуху.

В том же 1915 году, сознавая, что кампании против антисемитизма нельзя дать утихнуть ни на один день, 206 крупнейших русских писателей, политических, общественных деятелей, ученых, режиссеров, артистов, художников опубликовали в самой читаемой газете «Русские ведомости» новое воззвание с требованием отменить все дискриминационные антиеврейские законы – о черте оседлости, о процентной норме и другие.

Отметим кроме уже упоминавшшихся имен таких «подписантов», как будущий глава Временного правительства, популярный адвокат Александр Керенский, выдающийся философ европейского масштаба, которого несправедливо обвиняли впоследствии в антисемитизме, Николай Бердяев, городской голова Петербурга, граф Иван Толстой и многие другие, чьи имена вошли в историю России. «У русского еврея, – взывали они, – нет иного отечества, кроме России! Мы требуем прекратить гонения на евреев и полностью уравнять их в правах с нами!»[8]

Как видим, борьба шла не только с самими ограничениями, но и с порожденной ими утечкой мозгов: истинные русские патриоты-интеллигенты отлично понимали, сколь трагична для России политика вытеснения евреев из страны.

Ведомые Лениным русские большевики с величайшей иронией относились к этим призывам и вообще к любой попытке улучшить чье бы то ни было положение в рамках той политической системы, которая существовала в России. Для тех, кто поддерживал и разделял людоедский, ленинский лозунг – «превратить империалистическую войну в войну гражданскую», – вопрос о снятии дискриминационных ограничений царскими же властями стоять вообще не мог: чем хуже, тем лучше – такова была их главная политическая установка, хотя мало кто сомневался в том, что под давлением демократической общественности уравнение евреев во всех правах с русскими не за горами.

Это и произошло сразу после падения царизма и установления в России первых институтов демократического общества, в первые же недели Свободы, то есть после Февральской революции, которую большевики презрительно окрестили «буржуазной».

21 марта 1917 года ВСЕ БЕЗ ИСКЛЮЧЕНИЯ дискриминационные антисемитские законы были отменены новой властью – ведь именно с такими законами весь мир ассоциировал реакционный царский режим. Городским головой Петрограда сразу же стал еврей Генрих Шрейдер, Москвы – еврей Оскар Минор. Несмотря на это, сторонники самодержавия в своем подавляющем большинстве не рассматривали крушение монархии как происки международного (или пусть только российского) еврейства, хотя еврейское участие в политической деятельности РАЗЛИЧНЫХ оттенков и ориентации стало весьма высоким.

Тем не менее во всех трех составах Временного правительства среди министров не было ни одного еврея. Лидер эсеров, заместитель председателя Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета (ВЦИК) Абрам Гоц и член президиума ВЦИК меньшевик Фёдор Дан отклонили предложение войти в состав Временного правительства, опасаясь вспышки антисемитизма, особенно в провинции. Абрам Гоц должен был получить пост министра внутренних дел, но он заявил, что не хочет «пробуждать расовые страсти»[9]. Однако многие евреи стали вице-министрами, занимаясь конкретной, практической деятельностью и чураясь публичной: Соломон Шварц, Давид Далян, Иван Майский (Израиль Ляховецкий) и другие. Немало знаменитых евреев – непоколебимых антикоммунистов – стали сенаторами, среди них едва ли не самые известные тогда юристы – профессор Максим Винавер и адвокат Оскар Грузенберг (его имя и по сей день носит одна из центральных улиц Иерусалима). Однако никто и никогда не считал, что Февральская революция, раскрепостившая российских евреев и открывшая им двери для всех видов деятельности, совершена еврейскими руками или просто в интересах евреев.

Еврейским – нет, ЖИДОВСКИМ: «зловещим», «кошмарным», «дьявольским» – назовут тогдашние и будущие антисемиты государственный переворот, свершенный 25 октября 1917 года, вошедший в историю под именем «октябрьской революции», с последующими добавлениями: «великой» и «социалистической». Не потому кошмарным, что он бесчеловечен по самой своей сути, а потому, что явился якобы результатом «всемирного сионистского заговора», осуществлен евреями и только для установления их господства над миром.