Барри Дененберг - Ранним воскресным утром. Пёрл-Харбор. 1941 Страница 5

Ужин был довольно изысканным (на маму он произвел большое впечатление). Его подавали в обеденном зале за прекрасно накрытыми столами с белыми льняными скатертями, блестящим столовыми серебром и очень красивыми фарфоровыми тарелками.

Теперь я знаю, где скрывалось солнце все время, пока мы жили в Вашингтоне, оно было здесь, на Гавайях. Энди прав, это другая планета. Планета, где всегда хорошая погода. В день нашего приезда было 78 градусов (и с тех пор столько же каждый день) — 78 градусов в ноябре! Воздух даже пахнет по-другому: чистый и сладкий. Мама говорит, это из-за океана.

Она думает, что климат будет полезен для Энди, потому что у него астма. Иногда его приступы такие тяжелые, что ему приходится забираться во что-то вроде палатки и вдыхать ментоловый пар, чтобы дышать.

Мы ездили на пляж в Вайкики. Мальчишки на пляже действительно катаются на досках по волнам. Они очень загорелые и мускулистые. Мы ожидали увидеть, что мальчики ныряют с пирсов за монетами, которые туристы бросают в воду, но я их не заметила.

Папа говорит, что, если заплатить этим мальчикам, которые плавают на досках, они возьмут меня прокатиться. Мне этого не особенно хочется благодаря брату.

Энди сказал, что раньше на досках плавало в два раза больше людей (можно подумать, он это знает, — Энди приходится делать вид, как будто он все знает), но остальных съели акулы. Акулы съедают так много пловцов, потому что их любимое блюдо — черепахи, и, когда они смотрят вверх и видят, что кто-то плывет на доске, они думают, что это черепаха, и по ошибке его съедают.

К сожалению, ему удалось до смерти напугать меня акулами (не пришлось слишком долго стараться), и я вычеркнула катание на доске из своего списка Главных Десяти вещей, которые нужно сделать на Гавайях.

Жаль, что мы не могли дольше пожить в гостинице. «Королевская гавайская гостиница» — самая красивая гостиница из всех, которые я видела. Она кораллово-розового цвета, из окон открываются панорамные виды возвышающихся гор, которые своими вершинами протыкают облака. Весь остров кажется ярко-зеленым, если не считать бирюзового моря и синего неба.

Завтраки нам приносили в комнату, и однажды утром я ела вафли, на следующий день дольки папайи, португальскую колбасу и яйца (прежде я никогда не пробовала ничего из этого, кроме яиц).

Мне очень, очень нравится моя новая спальня. Она солнечная, просторная и намного больше, чем все спальни, которые у меня были раньше. Конечно, весь дом примерно в два раза больше, чем любой из домов, где мы жили прежде. В нем три спальни и три ванных комнаты, у каждого своя. (В Вашингтоне и Бостоне у нас с Энди была одна ванная на двоих, а это одна из самых худших вещей, какие только можно себе представить.)

Последние сорок восемь часов мама приводила в порядок кухню. (Она пытается подготовиться ко Дню благодарения.) Мы обе считаем, что кухня — самая красивая комната в доме, потому что ее большое окно выходит на залив, и по утрам кухню заливает солнце.

Папа сказал, что можно покрасить мою комнату в лиловый цвет (мой любимый). Хоть мне и нравилось жить в гостинице, но так приятно снова спать в собственной кровати.

Воскресенье, 9 ноября 1941 года

Оаху, Гавайи

Теперь я знаю настоящую причину, для чего папу перевели на Гавайи. Для того чтобы он мог больше играть в гольф. Конечно, он говорит, что это ради дела. Папа заявляет, что гольф даже лучше званых ужинов помогает получить «внутреннюю информацию».

Папе нравится много времени посвящать тому, что он называет «общение», а мама называет «сплетни». (Я думаю, это большая разница.) Мама довольно нелюдима, если не считать званых ужинов (которые, честно говоря, она в основном устраивает ради папы). Мама любит только одно общение — за карточной игрой в черви. Папа любит играть в черви даже больше, чем слушать Бенни Гудмана.

Она пыталась научить меня, но я не очень хорошо играю в карты (теперь я понимаю, что и в любые другие игры). Нужно хотя бы три игрока, а папа и Энди, к счастью, умеют играть, так что это освобождает меня от необходимости участвовать в игре. Все равно мама не любит играть со мной. Она говорит, что я просто избавляюсь от всех своих плохих карт при первой же возможности, не понимая, что происходит в игре (в этом она совершенно права). Я думала, что избавляться от плохих карт (червей и пиковой королевы) как можно скорее — это и есть смысл игры. В сущности, я ненавижу карточные игры.

Папа играет в гольф в загородном клубе Оаху с одним моряком, родственником сенатора Грязная Грязь. Он встал очень рано, потому что им нужно «сделать первый удар» в игре к 7.00 утра.

Папа одевается не так, как положено одеваться игрокам в гольф. Я смотрела в окно, когда племянник (мне так показалось) сенатора Грязная Грязь приехал забрать папу.

Он выглядел так, будто часами стоял перед зеркалом, пытаясь решить, как бы надеть на себя побольше одежды в клетку (у него получилось). А папа просто надел свой старый гарвардский спортивный костюм (там он ходил в школу) и повязал на шею полотенце.

У него уже назначены встречи для игры в гольф на следующие три воскресных утра. Мы больше никогда не увидим его по воскресеньям.

Завтра в школу.

На этот раз я собираюсь воспользоваться советом мамы. Не буду заводить одну лучшую подругу, даже если кто-нибудь станет умолять об этом. Я заведу двух или трех подруг, может быть, даже больше.

Мама собирается отвезти меня на новой машине. Это совершенно новый «Гудзон» с четырьмя дверями, у него есть переключатель радиостанций, на который нужно нажимать ногой, это очень, очень забавно (хотя мне приходится сползать немножко вниз на водительском сиденье, чтобы достать до него).

Понедельник, 10 ноября 1941 года

Оаху, Гавайи

В школе оказалось не так плохо, как я думала. Конечно, мне пришлось пройти через этот занудный ритуал, когда директор провожает меня в класс и всем представляет.

Большинство детей похожи на меня, хотя есть еще гавайцы, японцы, китайцы и много детей, которые выглядят так, будто они смесь из всего этого.

Все очень дружелюбны. Одна девочка остановила меня в коридоре и сказала, что если мне потребуется помощь с каким-нибудь материалом, который я пропустила, чтобы я просто к ней обратилась. Она бывает почти на всех уроках, на которых бываю я, и у нее очень, очень белые зубы и самая милая улыбка, какую я только видела. Ее зовут Кейм Арата.

Я удивилась, что она так хорошо говорит по-английски. У меня никогда не было знакомых японцев (по крайней мере, мне кажется, что она японка), и мне было забавно видеть, что такая, как она, говорит, совсем как я.

Среда, 12 ноября 1941 года

Оаху, Гавайи

Вчера был день рождения Энди (ему исполнилось шестнадцать, теперь он станет еще несноснее). Мама и папа подарили ему бинокль, а дедушка и бабушка прислали серебряный доллар, они всегда нам дарят по серебряному доллару на дни рождения.

Папа сказал, что отвезет Энди на гору в городок Айеа, чтобы он сверху увидел в бинокль Пёрл-Харбор, где стоят корабли.

Энди хочет стать бойскаутом. Мама спросила, не хочу ли я вступить в организацию девочек-скаутов, я не хочу. Мне не очень нравится соблюдать правила и инструкции. Большинство правил на самом деле не имеют смысла, — например, нужно смотреть в обе стороны, когда переходишь дорогу, но что если это улица с односторонним движением? К тому же мне кажется, что форма мне не идет.

Четверг, 13 ноября 1941 года

Оаху, Гавайи

Мама и папа пошли на торжественный ужин на Террасу Вайкики, которая расположена на крыше «Королевской гавайской гостиницы». Я знаю, что это важное событие, потому что папа надел белый смокинг, а мама вечернее платье.

Мама сказала, что будет играть Королевский гавайский оркестр (судя по тому, как она это произнесла, они знамениты) и будет много шампанского, которое мама очень любит.

Пятница, 14 ноября 1941 года

Оаху, Гавайи

Папа начал писать свою первую статью с тех пор, как мы сюда приехали. Одна из Десяти Заповедей семьи Биллоуз гласит: НЕ МЕШАЙ ПАПЕ, КОГДА ОН ПИШЕТ СТАТЬЮ. Это правило действует вне зависимости от того, насколько важным ты считаешь то, что у тебя выпал зуб. (Когда я была младше, я нередко мешала ему.)

Но сейчас я почти никогда не мешаю. Не то чтобы он кричал или что-то еще. Честно говоря, лучше бы кричал. Он просто медленно поднимает взгляд от своей драгоценной пишущей машинки «Смит-Корона» (еще одна заповедь: НЕ ТРОГАЙ «СМИТ-КОРОНУ» — ЭТО НЕ ИГРУШКА) и спрашивает, зачем к нему пришли. На самом деле он не рад никого видеть, но считает, что если будет вежливым и сразу перейдет к сути такого необъявленного и нежелательного визита, то быстрее всего избавится от пришедшего.