Михаил Ежов - Метаморфоза. Историко-приключенческий роман Страница 5

Страна разрывалась на лоскуты, растаскиваемые по своим удельным норам жадными, дорвавшимися до власти и денег крысами, которые под радостное завывание о мифической свободе и своей удельной независимости, набивали карманы зелеными бумажками с изображениями заморских президентов, в обмен на полную индульгенцию на разграбление природных богатств и полное уничтожение всего того, что создавалось до них веками, пережило смуты, революции, войны и всегда считалось национальным достоянием и основой могущества Русского государства – независимую экономику, армию и флот. Истинное его богатство – народ в расчет принимался только в самые темные, тяжелые для России времена, когда и рассчитывать было больше не на кого и не на что. Когда все катилось в тартарары и казалось, что – все, конец, дальше темнота и небытие.

Так было в Отечественную войну 1812 года, так было и в Великую отечественную войну 1941—1945 годов. Иначе как объяснить, что великий французский полководец Наполеон Бонапарт, и расчетливый немец Адольф Гитлер, завоевавшие почти всю Европу, могли рассчитывать на молниеносный блицкриг в России. Это что – глупость? Но на дураков ни один не другой явно не были похожи. Тогда что? Где был заложен, тот просчет, а точнее тот неправильный расчет, который и погубил в конечном итоге две великие европейские армии, и не позволил Западу исполнить свою заветную мечту – покорить и уничтожить Россию.

Могло ли уложиться, в талантливой европейской голове французского полководца-императора, что простой народ в стране с феодальным крепостническим укладом, находившийся на положении бесправных рабов, хозяева которых французский считали своим вторым родным языком, поднимется на защиту своей страны и в ярости беспощадной партизанской войны, поднимет на вилы хваленую французскую армию, будет бесстрашно сражаться и умирать за свое Отечество при Бородино.

Так же просчитались и немцы, совершив ту же ошибку повторно, сделав ставку на то, что люди, разделенные гражданской войной, пережившие голодомор, геноцид и репрессии не станут защищать угнетающий их режим. И в первом и во втором случае их расчеты не оправдались. Многие пытаются списать все на суровые русские зимы. Мол, не выдержали их изнеженные европейцы, потому и проиграли войну. Да не собирались они зимовать в окопах и бивуаках. Не было таких расчетов вообще, даже в самом плохом варианте развития событий, потому как не ожидали встретить они насколько-нибудь серьезного, а тем более всенародного сопротивления и не были к нему готовы. Не поняли тогда, да и не могут понять до сих пор, той великой мощи, скрытой в сознании каждого русского человека – памяти о великом прошлом, ответственности за будущее, которая включается лишь на краю бездны во время безусловной угрозы. И в этот момент все мы – русские обращаемся к той Великой Божественной силе которая и есть истинная основа нашего государства и тогда «двое становятся одним и горы сдвигаются», народ встает на защиту, того что незыблемо и имеет великий сакральный смысл. При этом уже не важны самодержцы и прочие руководители. Они как бы присутствуют, но отходят на второй план, попав в мощнейший поток народного сознания, устремленный к единой цели – сохранению Родины. У них не остается иного выхода, как только следовать в его русле, добросовестно выполняя свои функции.

Потом, после того, как цель достигнута, и угроза миновала, они выходят из тени, что бы либо разделить с победителями плоды этой победы, либо присвоить ее себе, хотя это по большому счету уже и не важно. Великое свершено. Русь в который раз выходит победительницей из великих испытаний, выпавших на ее долю, сохранив, преумножив и укрепив себя, ценой миллионов жизней своих соотечественников, безумной, нереальной для понимания «цивилизованного мира» – ценой, всенародного самопожертвования.

Единственный вопрос, на который он так и не смог найти ответа. Почему, что бы включилось, это Великое и Божественное нужно подойти к самому краю пропасти и буквально зависнуть над ней балансируя между жизнью и смертью? Возможно, ответ прост, хотя судить мог только по себе, но кажется, каждый русский человек приходит к Богу лишь в самые тяжелые минуты, что бы умереть с ним или остаться жить дальше. Когда и надеяться не на что и идти больше некуда. Другого объяснения просто нет. Память просыпается лишь так. Не в наших силах это изменить, но в нашей воле больше не забывать…

Мы те, кто обречены на бессмертие и не можем даже покончить с собой по собственной глупости и малодушию, потому как если первого иногда и в избытке, то второго от нас никому не дождаться. Мы те, кто постоянно по какой-то непостижимой исторической случайности становятся на грани добра и зла, и начисто отбросив присущее людям, чувство самосохранения вступают в бескомпромиссную и непримиримую борьбу с последним.

Мы вечно недовольны своей судьбой и руководством, причем, до такой степени, что готовы за какую-то сотню лет, а иногда и того меньше, проскочить через несколько общественно-политических и экономических формаций, для того чтобы понять, что ни одна из них нам не подходит и мучительно и болезненно пытаться вернуться к старому укладу жизни, слава Богу хотя бы на новом витке своего развития.

Биться за демократию на баррикадах, ложиться под гусеницы танков и колеса БМП, что бы потом всенародно забить на нее и на протяжении почти двадцати лет выбирать из того, что тебе предложат, не пытаясь даже что-то поменять это – по нашему. И в этом, как ни странно есть смысл. Потому что где-то глубоко внутри мы осознаем, что все, что имеем, в том числе и руководство мы сами и есть. Ни хуже, ни лучше, а именно такие как мы. И нам становиться жаль их где-то глубоко в душе, потому что находясь яко бы на некоторой высоте и, поглядывая на всех остальных сверху вниз, они даже и не подозревают, что куражиться народ, иногда даже просто позволяя открыто издеваться над самим собой, лишь только для того что бы в определенный момент включилась память о прошлом, и что поиск крайних в России еще ни кто и не когда не отменял.

А тут-то особо и искать не придется. Ребята, те, кто там, на верху, или совсем сверху, очнитесь вы не на вершине, а в самом низу, ибо в России даже пирамиды стоят вопреки всем законам природы опираясь на свою верхушку. Поэтому то блоки у ее вершины часто перетасовываются в попытке укрепить пошатнувшееся в какой – то миг равновесие, а власть на Руси так же важна, как в то же время ничтожна по своей природе и не даром всегда называлась «бременем». А потому иногда ваши попытки плюнуть с вершины этой пирамиды на ее основание вызывают лишь смех и недоумение, и вообще, господа, почаще заглядывайте в Евангелие, там, где про первых и последних черным по белому и прямо в лоб. Это – наш случай, в Росси он работает из покон веков….

***

Резкий толчок остановившейся на его этаже кабины лифта, оторвал его от странных мыслей. Давно вынутые из кармана брюк ключи сиротливо звякнули на связке. Металлическая дверь тамбура с лязгом открылась, пропуская домой. Щелкнув выключателем, он вставил ключи в личинку замка и закрыл за собой дверь….

Глава 5. Возвращение в Херсонес

Три греческих торговых корабля вошли в бухту Херсонеса в начале сентября 1019 года. С берега было видно, что гонимые свежим южным морским бризом суда, в какое-то мгновение остановились, а затем, совершив маневр, развернулись по ветру и бросили якоря. Паруса дормонов были приспущены, на их палубах суетилась команда. От одного из них отделилась небольшая лодка с четырьмя гребцами и, преодолевая прибрежные течения, направилась к берегу. За рулем на ее корме сидел уже не молодой воин, в легкой кольчуге, поблескивающей в лучах заходящего, но еще по-летнему теплого южного солнца. На его коленях лежал видавший виды островерхий шлем, к макушке которого был приторочен волчий хвост. Дувший ему в спину теплый морской ветер, настойчиво пытался разворошить изрядно тронутую сединой густую гриву русых волос.

Вскоре лодка миновала стоявшие у причалов большие морские суда и ткнулась носом в песчаную отмель. Двое дюжих гребцов сойдя в воду, волоком дотащили ее до берега по мелководью. Волк, перешагивая через деревянные лавки, с трудом удерживая равновесие в качающейся на воде лодке, сошел на песчаный берег. Невдалеке на невысоком, поросшем пожелтевшей под палящими лучами летнего солнца травой пригорке его уже поджидали двое солдат береговой охраны.

– Это, похоже, по наши души, – обратился воевода к гребцам, поудобнее устраивая в правой руке шлем, и кивком головы указывая на солдат береговой охраны. – Условный сигнал помните? Шлем на голове – уходите не медля. Шлем в руках – корабли могут причаливать к берегу. Меня не ждите. Если все пойдет, как задумано, тогда до встречи в порту. Ну а если нет – мне вы уже ничем помочь не сможете, – с этими словами он быстрым шагом двинулся к ожидающим его солдатам. Перекинувшись с ними парой фраз, он двинулся в их окружении к портовым постройкам. Они прошли вдоль знакомой ему гранитной портовой набережной, за несколько десятков лет здесь мало что изменилось, только кораблей стоящих у причала поубавилось. Торговля в Херсонесе переживала свои явно не лучшие времена. Поднявшись к портовым постройкам по ступеням лестницы из желтого мягкого камня, откуда открывался вид на всю бухту,