Рафаэль Сабатини - Фаворит короля Страница 5

Значит, этот человек доказал свои высокие качества, на него можно положиться во всем.

Решительно, молодому Робину следует приналечь на латынь — его ждут великие дела.

Глава III

ТОМАС ОВЕРБЕРИ

Мистер Томас Овербери, джентльмен, ученый и поэт, в свое время окончивший Оксфордский колледж королевы[12], где получил степень бакалавра изящных искусств, а также изучавший юриспруденцию в Среднем темпле[13], возвращался из дальних странствий домой. Он ступил на английский берег, обогащенный лишь жизненным опытом и ничем иным, и надеялся найти на родине место, достойное его талантов.

Он не был шотландцем по происхождению — его отец был глостерским эсквайром, барристером Среднего темпла. Однако мистер Овербери имел при шотландском дворе нескольких высокопоставленных друзей. Дружбу с ними он завел во время длительного визита в Эдинбург, года за три до смерти Елизаветы. Из Эдинбурга мистер Овербери возвратился с деликатным поручением от короля шотландцев к государственному секретарю королевы, поручение это он выполнил весьма толково. После этого он некоторое время служил сэру Роберту Сесилу, который возлагал на него большие надежды. Но беспокойный дух и жажда познаний толкнули Овербери в зарубежные странствия.

Желания мистера Овербери были отнюдь не скромными: он надеялся с помощью друзей обрести при дворе должность, на которой мог бы подкормиться остатками того, что еще не сожрала шотландская саранча.

Поселился он в Чипсайде, на постоялом дворе «Ангел». Здесь за скромную плату, соответствующую кошельку мистера Овербери, предоставляли скромный комфорт, отсюда он планировал начать свою атаку, и здесь его терпение было вознаграждено.

Владелец «Ангела» был болтлив, как и все люди его породы. Определив по некоторым признакам, что новый постоялец прибыл издалека, хозяин избрал его жертвой неумолчной своей болтовни. Опять же, как все люди его породы, он любил поговорить о делах и событиях, творящихся в большом свете и о всяческих придворных перестановках. Однако он начал свою речь издалека, с жалоб на чуму, которая поразила город в год восшествия на престол его величества (отцы города приняли мудрые меры и остановили мор). Затем одним прыжком он перебрался к Уайтхоллу и его веселым обычаям, а после этого провел параллель, которая, как он надеялся, будет для короля Якова лестной: он сравнил нынешний двор с двором прежней королевы. Тот в последние годы ее правления был, как сказали бы шотландцы, «угрюмым», а вот в короле Якове угрюмости не было ни капли: о таком клиенте может мечтать каждый честный виноторговец. Славный бражник, большой любитель крепкого вина!

Мистер Овербери, позавтракавший селедкой и шотландским элем, встал из-за стола. Этот высокий джентльмен был очень худ, на бледном, узком, с довольно-таки мрачноватым выражением лице выделялись хорошей формы нос, крепкий подбородок и густые брови, на которые спадали вьющиеся каштановые волосы. Глаза у него были большие и широко расставленные, и ему удавалось за несколько сонным выражением скрывать проницательность взгляда. Если бы не губы, полные и яркие, лицо казалось бы аскетичным. Человек наблюдательный, взглянув на мистера Овербери, сразу бы определил: да, это личность незаурядная. Незаурядными были его желания и страсти, сильной — воля в достижении желаемого. Держался он отчужденно и холодновато, отчего не всякий мог решиться сойтись с ним накоротке, а в движениях и жестах была грация, выдававшая хорошее происхождение. Ему исполнилось двадцать восемь, но, благодаря нелегкой жизни и ночным бдениям над книгами, выглядел он старше своих лет. Он принес юность на алтарь своих амбиций и, отказываясь от соблазнов, которые жизнь предлагает молодым, трудился над тем, чтобы закалить дух и разум. Он почитал знания единственным оружием тех, у кого, кроме гибкого ума и сильной воли, более никаких капиталов не было.

Итак, отзавтракав селедкой и элем, он уже было собрался уходить, но в последний момент строго глянул на хозяина:

— Значит, вы сказали, что король Яков — пьяница и обжора?

Толстяк затрясся от ужаса и праведного негодования:

— Сэр, сэр, вы неверно истолковали мои слова!

— Неверно истолковал? Да вы только и говорили, что о здоровом аппетите и неутолимой жажде нашего монарха. Конечно, для виноторговца такие привычки приятны, но у любого иного могут вызвать только презрение. Ну-ну, не дрожите и не потейте так, дружище. Я не шпион Сесила, как вы, наверное, предположили, я также не испанский лазутчик, как вы, вероятно, предполагали прежде.

Этот легкий, снисходительный тон мгновенно привел хозяина в чувство.

— Ваша милость, — заюлил он, — я ведь не сам все придумал. В городе только об этом и толкуют после банкета, который устроил в ратуше в честь его величества лорд-мэр[14].

— Боже праведный! — презрительно фыркнул мистер Овербери. — Значит, в этом городе принято приглашать джентльмена на обед, а потом подсчитывать, сколько он съел и выпил? И когда состоялся банкет? — переменил он тему.

— Неделю назад, милостивый сэр. Я видел из окна всю процессию. Великолепное зрелище! Все бархат, да шелка, да самоцветы, а какие попоны у лошадей! Я видел и его королевское величество, он восседал на белой лошади, следом ехали сэр Джеймс Хэй в расшитом золотом костюме, и лорд Монтгомери, и лорд-камергер, и самый блистательный среди них — сэр Роберт Карр, он ехал по правую руку короля и всем улыбался, и…

— Что? Чье имя вы назвали?! — так громко воскликнул мистер Овербери, так выпрямился его и без того прямой стан, что хозяин запнулся в самом начале списка.

— Я сказал «сэр Роберт Карр», ваша милость. Это новый фаворит, которого король, говорят, любит как собственного сына. Клянусь Богом, каждый, кто видел этого молодого человека, не станет отрицать, что его возвышение — вполне заслуженное. Личико у него открытое, привлекательное, волосы золотые, а глаза, глаза — синие, да такие честные и веселые!

Хозяин продолжал восхваления, но мистер Овербери не слушал. Он тяжело дышал, а на щеках даже появился румянец. Он вновь прервал поток хозяйских восхвалений, на этот раз восклицанием: «Невероятно!»

Хозяин поперхнулся:

— Ваша милость сказали «невероятно»? Но, уверяю вас, я сам видел, да и люди…

Мистер Овербери махнул рукой:

— Я воскликнул так в ответ на собственные мысли, а не на ваши слова, достопочтенный хозяин. Этот Роберт Карр, он откуда, вы не знаете?

— Ну конечно же из Шотландии, откуда еще!

— Ах, из Шотландии. Тогда почему у него такое имя? И из какой части Шотландии, вы, случаем, не слыхали?

— Ну как же! — хозяин почесал лысый затылок. — Говорят, откуда-то из Фернисайда или Фернибэнка, короче, Ферни-чего-то.

— Может быть, из Фернихерста? — на этот раз в обычно спокойном голосе мистера Овербери явно слышалось волнение. Хозяин прищелкнул пальцами:

— Фернихерст! Точно! Вы, сэр, попали куда надо — Фернихерст!

И тут мистер Овербери разразился таким хохотом, какого трудно было ждать от столь сурового на вид человека.

— Робин Карр из Фернихерста — королевский фаворит? Ну-ка, любезный хозяин, расскажите мне о нем поподробнее, — и он снова уселся за стол.

Хозяин с готовностью пересказал то, что было на устах всего города и из чего можно было сделать только один вывод: каждый, кто нынче искал милостей при дворе, должен был обращаться не к лорду-камергеру, не к первому лорду казначейства, не к лорду Монтгомери, конечно, достойным и влиятельным господам, а к сэру Роберту Карру, чье влияние на короля преобладало над любым другим.

Это была фантастическая новость! Роберт Карр, которого мистер Овербери знавал в Эдинбурге еще подростком! А ведь этот Карр — ему тогда было пятнадцать, а мистеру Овербери двадцать два года — сиживал у ног мистера Овербери и глядел на него с обожанием, как на старшего брата. Мистер Овербери даже в том возрасте был уже вполне зрелым человеком — ученый, поэт, юрист, хорошо знавший свет (особенно в глазах неотесанного шотландского паренька). То, что этот взрослый господин обратил внимание на мальчишку и относился к нему во всех смыслах как к равному, превратило первоначальный интерес и почтение в настоящее почитание. Да, этот Робин был весьма милым пареньком. Интересно, изменился ли он за шесть лет, и если изменился, то в какую сторону? Как теперь отнесется Робин к тому, кому прежде поклонялся? Раньше он взирал на мистера Овербери снизу вверх, но теперь, когда колесо фортуны вознесло его так высоко, он, конечно, станет смотреть сверху вниз. Да и вообще все его взгляды наверняка очень переменились.

Ладно, нечего гадать, рассудил мистер Овербери. Надо самому во всем убедиться.

Он разложил скудное содержимое своих седельных сумок и без труда (поскольку выбор был невелик) выбрал костюм из темно-лилового бархата, уже хорошо ему послуживший. Аккуратно прошелся по нему щеткой, надел. Украшений у него не было, не было даже золотой цепи, но воротник из кружев, которые во Франции уже начали туго крахмалить, придавал наряду определенную элегантность, а остальное компенсировалось стройной фигурой, грациозной осанкой и уверенным видом.