Вячеслав Софронов - Путь диких гусей Страница 50

Палач торопливо принес большой кувшин с соляным раствором, столь крепким, что капли, падающие на землю из горлышка кувшина, тут же искрились белыми кристаллами. Он начал вливать рассол в рот старику, запрокинув тому голову. Когда кувшин опустел наполовину, то старик пришел в себя и начал стонать, пытаясь выплюнуть льющийся в горло рассол. Кучум подошел к нему ближе и спросил:

— Будешь говорить или скоро умрешь в диких мучениях…

Тот затряс седой плешивой головой, и Кучум остановил палача.

— Я… правда не знаю ничего больше… Но я могу показать место, то место… — и вновь потерял сознание.

— Хватит с него, — хлопнул в ладоши Кучум, — верно, он и вправду не знает более того, что сказал. Вот что я надумал, — обратился он к Караче, — отдаю его на твое усмотрение. Отпои его топленым бараньим жиром, а то подохнет раньше времени, и пусть он покажет тебе то место, где видел Едигира с какой-то бабой. Пока он живой, нам с тобой спокойно не спать. Все понял?

— Конечно, мой повелитель, — склонился перед ним визирь, — пусть палач отнесет его в мой шатер, а там я сам разберусь.

— Даю тебе неделю… нет, неделю мало, месяц сроку, чтоб поймать Едигира и всех, кто будет рядом с ним. Сабанака возьмешь с его сотней.

ТЕНИ КОСЫХ СНЕГОВ

Пять раз останавливались на ночевку Сузге и Едигир. Никто больше ни разу не повстречался им за все время пути. Лишь два раза видели они испуганно убегающих от берега людей. Зато часто натыкались на рыбацкие сети, стоящие в устье мелких речушек. Сузге посчитала, что если они будут брать из них по несколько рыбин, то никто в вину им это не поставит, Тем и питались.

Она дала имена своим, теперь уже своим, собакам:

Черныш и Белка. Собаки беспрекословно слушались ее, но на молчащего Едигира смотрели с подозрением и старались занимать место в лодке подальше от него.

От того и в самом деле веяло смертью. На все вопросы Зайлы-Сузге он отвечал однозначно: да или нет. Он ни разу не вспомнил ее имя, ни то, что связывало их некогда. Ни о чем не расспрашивал ее и был ко всему полностью безучастен.

— Ты хочешь есть? — спрашивала его Зайла.

— Не знаю… — выдавливал он из себя.

— Может, ты погребешь, а то я уже устала?

— У меня не получится, — слышалось в ответ.

— О чем ты думаешь, милый? — Зайла не теряла надежды, что он заговорит, как и раньше, и все встанет на свои места. И однажды где-то на третий вечер, уже когда они укладывались спать, Зайла положила рядом с собой обломанный нож. Едигир, заметив это, пошарил рукой возле себя и спросил:

— А куда ты положила мой кинжал и саблю? Вчера они были здесь.

Зайла даже обрадовалась его вопросу и принялась объяснять ему, что он был тяжело ранен в бою и сейчас еще не оправился, что там он потерял и свое оружие.

— Хорошо, — согласился Едигир, — пусть позовут Рябого Нура, и он принесет мою саблю и кинжал. Скажи им, — и он указал в темноту.

Зайла растерялась, услышав это, и сперва даже оглянулась в темноту, будто и в самом деле мог там стоять Рябой Hyp, и попыталась успокоить Едигира:

— Там нет никого… Мы тут одни, совсем одни, не считая этих собак.

— А где мои воины? Где Hyp?

— Они убиты или ушли в лес.

Едигир долго и внимательно смотрел на нее, потом взял тяжелую валежину и положил рядом с собой, закутавшись в шкуры. Так и уснул.

Зайлу больше всего беспокоило, что он не спрашивал, куда они плывут, что они там будут делать. Его ничего не интересовало, и это пугало, как и то, что она сама не могла ответить, куда и зачем они плывут по реке все дальше от сибирской столицы, от людей, углубляясь в непроходимую тайгу и встречая лишь диких зверей.

На другое утро, пока Едигир еще спал, Зайла-Сузге решила пройти вдоль берега. Но не успела сделать и нескольких шагов, как зашевелились прибрежные кусты и оттуда высунулась чья-то страшная голова с огромными рогами, которые казались продолжением кустов. А потом показался и сам обладатель могучих рогов — огромный лось, идущий, видимо, на водопой и никак не ожидавший встретить тут, в глухом и безлюдном месте, кого-то постороннего.

Испуганная Зайла громко закричала и попятилась, не решаясь повернуться к зверю спиной. Лось остановился, словно вкопанный, и не сводил с кричащей широко открытых глаз. Потом ему что-то в ее поведении не понравилось, низко наклонив голову, он понюхал песок, шумно втянув в себя воздух, и начал передней ногой разрывать землю.

Зайла словно оцепенела и, как завороженная, смотрела на животное, понимая, что тот чем-то недоволен и может легко поддеть ее на кустистые рога. Неизвестно, чем бы закончилась непредвиденная встреча, но неожиданно рядом с ней оказался Едигир. Видимо, он проснулся от ее крика и, даже не надев сапог, так и бросился на выручку, схватив валежину, что вечером положил рядом с собой.

— Пошел отсюда, великанище лесное, пшел-л-л! — махал грозно толстой палкой Едигир, хотя для могучего лося никакой опасности она не представляла. — У тебя своя дорога, и мы тебе не мешаем идти по ней. Не мешай и ты нам, — продолжал он, шаг за шагом подходя к нему ближе.

И лось не выдержал пристального взгляда человеческих глаз. Сперва он чуть попятился назад, а потом круто повернулся и, не разбирая дороги, ринулся в кусты, ломая ветки. Послышалось чавканье копыт по грязи, и тут же синичка, выпорхнувшая из леса, уселась на песок и стала внимательно изучать следы, оставленные сохатым.

Едигир и Зайла, ошеломленные от всего происшедшего, глянули друг на друга и рассмеялись. Смех Зайлы был тонкий и звенящий, как лесной ручеек. Едигир же, наоборот, смеялся гулко, словно пласты земли падали с высокой горы в реку. Он бросил на песок свою палицу и подошел к Зайле, положил руку ей на плечо. Та прильнула к нему всем телом и тоненькой ручкой провела по щеке любимого.

— Такой большой, а испугался, — не переставая смеяться, выдохнула она.

— Пусть знает, кто здесь хозяин! — ответил Едигир.

— Когда ты рядом, то я не боюсь ничего, правда, — Зайла доверчиво поглядела на него и спросила:- Ты испугался?

Едигир пожал плечами и с улыбкой тряхнул головой:

— Разве я похож на труса? Зачем обижаешь?

— Ладно, милый, пора собираться и плыть дальше. — В этот момент из леса послышался собачий лай, и только тут они заметили, что в самый нужный момент собак рядом с ними не оказалось.

Вскоре они вынырнули из кустов, дружно помахивая загнутыми хвостами. Морды у обеих были покрыты перьями и обильно смочены свежей кровью, что наглядно говорило о цели их отлучки.

— Ах, вы, проказники! — шутливо отчитала собак Зайла. — Когда нужны, так вас не дождешься. Промышляете где-то там. Нам бы хоть принесли что-нибудь на завтрак.

Собаки, услышав недовольство в голосе, пристыжено пробрались к лодке и, забравшись в нее, показывали всем своим видом, что готовы продолжать путешествие.

Зайла посмотрела на Едигира, стоящего чуть в стороне и с удивлением осматривающего окрестности, как бы не понимающего, где он и почему тут очутился. Она решила не донимать его вопросами и дождаться, когда он сам заговорит. Только сказала:

— Плывем дальше…

— Хорошо, — отозвался он, — раз ты говоришь, что надо плыть, значит поплывем дальше. — Какая-то безысходность и тоска прозвучали в его голосе, отчего у Зайлы защемило сердце, слезы подступили к глазам. Но она справилась с собой, сделав вид, что ничего не произошло.

— Сегодня ты будешь грести?

— Конечно, а то кто же? — Едигир ответил так, словно совсем недавно и не говорил, что не умеет грести и не сидел безучастно в лодке.

"Хорошо, — подумала Зайла, — если и дальше так пойдет, то может все и наладится, время вылечит его".

Быстро перекусив остатками вчерашней рыбы, столкнули на воду лодку и поплыли дальше по течению. Теперь лодка, направляемая уверенной мужской рукой, шла ровно и гораздо быстрее. Мимо проплывали крутые иртышские берега, покрытые хвойным лесом, и местами выглядывали желто-золотистые березы, мелькали багряные осины, красными гроздями подмигивали ягоды созревшей рябины. На душе у Зайлы стало радостно и спокойно, улыбка время от времени появлялась на ее круглом лице, и все происшедшее казалось не более чем сном, пригрезившимся дурным видением. Она не знала, что с ними дальше будет, но верила, что, пока они вдвоем, все будет складываться удачно и счастью их никто не посмеет помешать.

"Построим где-нибудь такую же землянку, как у всех, и будем жить охотой, рыбалкой. Потом найдем верных людей, которые разыщут нашего Сейдяка, вернем его к себе и станем растить его. И пусть эти войны проходят без нас. Пусть они там ссорятся, кто из них главней и важней, а мы будем любить друг друга, и никто, никто не сможет нам помешать".

— Зайла-Сузге, — вдруг услышала она через пелену своих мечтаний. И еще радостней стало, что любимый вспомнил ее имя, обратился к ней, зовет ее.