Элизабет Чедвик - Величайший рыцарь Страница 51

– Пусть будет так. – бесстрастно произнес он. – Вы получите охранную грамоту до Мортани. С этой минуты наша связь разорвана.

Он взмахнул рукой с таким безразличием, с каким мог бы отказаться от услуг случайного соискателя, которого никогда не видел раньше. Томас де Куланс с готовностью шагнул вперед, чтобы прогнать Вильгельма с возвышения. Вильгельм врезал ему локтем под дых так, что рыцарь согнулся пополам и стал хватать ртом воздух. Его брат и еще один рыцарь поспешили ему на помощь и стали бить и толкать Вильгельма. Икебеф схватил правую руку Маршала и завел за спину, пытаясь вывихнуть сустав или сломать кость. Болдвин с Петром де Про отбросили Икебефа, заставив его выпустить руку Вильгельма. Принц Джеффри нахмурился и склонился к отцу.

Король поднялся.

– Довольно! – его громкий голос прорезал шум, стоявший в зале. – Вильгельм Маршал сейчас уйдет, а действие охранной грамоты начинается здесь, у моих ног, поэтому вы его пропустите.

Рыцари отпустили Вильгельма, толкнув напоследок. Он зашатался и отлетел к одному из столов. Кубок с вином опрокинулся, и по скатерти стало разливаться красное пятно. Вильгельм выпрямился и одернул рубашку. Сердце учащенно билось в груди, казалось, оно даже ударяется о ребра, перед глазами стоял туман. Он хотел сильно и внезапно ударить кого-нибудь, смести рукой со стола кубки и блюда, буханки хлеба и соусницы и посмотреть, как они разлетаются во все стороны. Он хотел наброситься на довольных противников, которые считали, что победили, и стереть с их лиц выражение удовлетворения. Ему потребовалось приложить невероятные усилия, чтобы взять себя в руки и не поддаться искушению. Шум зала эхом отдавался у него в ушах. Туман перед глазами рассеялся и сменился влагой в них. Она сочилась из-под век.

Стражники расступились, позволив ему. пройти, а затем снова скрестили копья у него за спиной. В горле стояла желчь. Вильгельм сглатывал и сглатывал, но все без толку. В конце концов он прекратил борьбу и прислонился к бледно-серому камню. Его стошнило выпитым вином. Больше в животе ничего не было, только ощущение пустоты от стыда, провала и утраты.

У него болел живот, но он распрямился и, слегка покачиваясь, направился к конюшням. Его догнал Вигайн, сжимавший в руке королевскую охранную грамоту. Чернила на ней еще не высохли, а восковая печать оставалась теплой.

– Как стыдно! Как гнусно! – в ярости воскликнул Вигайн. Вильгельм показал Рису, чтобы седлал коня, и покачал головой.

– Это гораздо больше, – ответил он, потом сжал губы, чтобы не сказать ничего лишнего.

– Король Генрих злится на тебя из-за требований, которые выставил наш молодой господин.

– Каких требований? – тупо спросил Вильгельм.

– Когда наш господин захотел получить Нормандию и править в ней единолично, ты сказал, что ему надо подоить отца и получить все, что только удастся. Король винит тебя за все, что утекло из его сундуков. За все, что он потратил, чтобы успокоить сына.

– Я пытался избежать еще одной войны, подобной той, которая чуть не поставила королевский анжуйский дом на колени в прошлый раз! – воскликнул Вильгельм. – Не надо было мне беспокоиться. Пусть бы рвали друг друга на части.

Вигайн расправил плечи.

– Король считает, что именно ты помогаешь Генриху тратить гораздо больше, чем он может себе позволить, и терять время на турнирах. Он считает, что ты слишком возгордился и тебе нужен урок унижения.

Вильгельм думал, что держит себя в руках, но, вероятно, что-то отразилось у него на лице, потому что Вигайн отступил на несколько шагов и облизал губы.

– Я только повторяю то, что слышал. Ты считаешь и меня своим врагом?

Вильгельм выдохнул воздух, потом тяжело вздохнул.

– Нет, Вигайн, не считаю и никогда не считал.

Он взял у Вигайна охранную грамоту и засунул под рубашку. Темные глаза Вигайна блестели.

– Обещай мне, что пошлешь сообщение, если соберешься участвовать в каких-то турнирах. Я хочу поставить на твой успех.

Вильгельм искоса посмотрел на него.

– Даже теперь?

– Я никогда не проигрывал, – заявил Вигайн. – Я никогда не ошибался в ставках. Эти подонки, окружающие молодого короля, долго не продержатся. Самое большее – до весны.

Вильгельм поставил ногу в стремя и вскочил на копя.

– Это тоже пари?

Внгайн помотал головой.

– Нет, мой господин, – сказал он. – Уверенность.

Вильгельм обратил внимание на то, что Вигайн назвал его «мой господин». В его тоне не прозвучало иронии, только уважение и обеспокоенность.

Когда Вильгельм уже разворачивал коня, из зала появился Болдвин и направился к нему. Судя по выражению лица, он был готов убивать.

– Шлюхины дети! – сплюнул он. – Ублюдки! За это они сгниют в аду! Я добьюсь, чтобы восторжествовала справедливость, даже если и умру в этой борьбе.

Вильгельм покачал головой.

– Не рискуй из-за меня, – сказал он и натянул поводья. Животное чувствовало висящее в воздухе напряжение и гарцевало. – Если представится возможность, скажи королеве Маргарите, что я очень сожалею обо всем случившемся, и пожелай ей мужества.

– Все дело совсем не в тебе и королеве! – с яростью в голосе воскликнул Болдвин. – Это мелкая зависть трусливых людишек!

Вильгельм пожал плечами.

– Значит, я теперь от этого избавился. – Он наклонился с коня и сжал плечо Болдвина, как делают солдаты. – Передай ей.

Болдвин напряженно кивнул.

– Передам. Куда ты собираешься?

Вильгельм снова пожал плечами.

– Туда, куда понесет меня ветер, – ответил он. – И это будет легче, чем служить здесь.

Глава 20

В марте снег никогда не лежит долго, но, глядя на густой снегопад и темные тучи, никто не поверил бы в это. Местами тучи были серыми, местами желтоватыми, они закрывали все небо, а снежинки кружились везде вокруг. Дул пронизывающий северный ветер, и плащ Вильгельма прилипал к спине. Время дня определить было невозможно, потому что ни одного солнечного луча сквозь тучи не пробивалось и было непонятно, где сейчас солнце. Но Вильгельм знал, что полдень уже миновал. Он чувствовал, как снег проникает под плащи по спине катятся ледяные струйки, напоминающие щупальца. Снежинки таяли на земле, превращаясь в серую жидкую грязь, покрывающую дорогу с выбоинами. По бокам росли деревья, где-то завыл волк, и Вильгельм услышал, как оруженосец обращается к Пресвятой Деве Марии и просит защитить их отряд от бед. Ходили ужасающие истории о том, как на паломников нападали стаи, рыскавшие в лесу, в самом центре Священной Римской империи. И, хотя острые мечи немного успокаивали, страх все равно оставался.

Вильгельм возвращался с паломничества в собор святого Петра в Кельне, куда ездил поклониться трем Святым Волхвам. Он молился и просил о заступничестве и помощи в отношениях с молодым королем. Саму святыню все еще продолжали строить, но ее популярность уже была велика. Вильгельм оказался среди сотен людей, включая паломников, которые уже совершили путешествия в Рим, Компостелу и даже к Гробу Господню в Иерусалиме. Это одновременно принизило и подняло его. Гордость отобрали и гордость вернули.

На мгновение воцарилась тишина, ветер прекратился, снежинки стали мельче и напоминали цветы боярышника, разносимые ветром.

– Свет! – закричал Юстас и показал рукой в рукавице на желтый мерцающий огонек впереди.

– Слава Богу, – Вильгельм перекрестился.

Ему совсем не хотелось ставить шатер у обочины дороги сегодня вечером. Через несколько минут из снега словно выплыл постоялый двор. Из труб поднимался дым и рассеивался среди кружащихся снежинок. Мужчины с облегчением въехали во двор, и слуга направил их к просторному сараю, где можно было поставить лошадей. Рис с Юстасом занялись верховыми и вьючными лошадьми и боевым конем Вильгельма, а он сам тем временем осматривал животных, принадлежавших другим постояльцам. Там стояли две крепкие полукровки, явно рабочие лошади, красивый серый мул, обычный набор разнообразных вьючных лошадей и отличная, сильная верховая лошадь едко-коричневого цвета, как сок красильного дуба. Вильгельм уставился на животное, которое переступало с ноги на ногу и жевало сено. Поскольку лошади составляли дорогостоящую и неотъемлемую часть его жизни, он редко их забывал и уже давно восхищался именно этим животным.

Он оставил Юстаса и Риса в сарае заниматься лошадьми, а сам поспешил через двор к харчевне, над входом в которую горел факел. По пути он наступил в лужу и выругался. Ледяная вода залилась в правый сапог, промочив завязки на голени. Крепкая дверь вела в основной зал, пол которого покрывал толстый слой соломы, не меньше, чем в конюшнях, правда, значительно более истоптанной. Она тут явно лежала давно. Поверх старой бросали новую, и один слой ложился на другой, поднимаясь все выше и выше. Получался этакий толстый ковер. Большинство постояльцев сидели, согреваясь, вокруг очага. Вильгельм обвел собравшихся взглядом и увидел купцов, солдат, возчиков и священников; наконец, он остановил взгляд на владельце едко-коричневой верховой лошади, согнувшемся над языками пламени. Его плащ, подбитый мехом бобра, был натянут до ярко-красных ушей. В точно таких же красных руках он держал кружку с горячим вином. Он обернулся, когда Вильгельм открыл дверь и порыв ледяного ветра пронесся по залу.