Михаил Волконский - Кольцо императрицы Страница 51

Он сказал это самым убежденным, искренним тоном и, надо было отдать ему справедливость, имел на то полное право. В своем рассказе он не сообщил ничего такого, чего бы не было на самом деле. Весьма было вероятно, что он и не помнил, что было с ним, когда он, заслышав шум схватки, пришпорил лошадь и поскакал, но только не вперед, а назад по дороге. Об этом вот он умолчал, а все, что сказал, была действительно сущая правда!.. И он мог в самом деле идти под присягу подтверждать свои слова.

В то время как говорил Ополчинин и произносил готовность клятвы, целый ряд душевных ощущений, одно другому противоположных, испытал князь Иван. Удивление, ужас пред наглостью и вместе с тем как бы даже интерес к находчивости Ополчинина сменялись в нем чувством гадливости и отвращения. Он слушал и не верил, что все это происходит воочию, и тем более не верил, что, как он думал, у него был неопровержимый довод, которым он мог сразу уничтожить Ополчинина.

И когда тот кончил говорить и государыня обратилась к князю Ивану, он без лишнего многословия прямо сказал, что перстень, полученный им от императрицы в лесу, был у него и висел на шейной цепочке вместе с крестом, что вырезанным на нем орлом он запечатал сломанную печать на письме Анны Леопольдовны, а главное, что он показывал этот перстень во время игры Ополчинину и показывал при свидетелях, которые могут подтвердить, что перстень был у него…

Косой сказал это все так просто и так правдиво, что расположил почти всех присутствующих в свою пользу. Он был так уверен в неопровержимости своего довода, что уже не сомневался, что Ополчинину не останется ответить ничего.

Такое же впечатление было, по-видимому, вызвано и у большинства словами князя Ивана.

Ополчинин стоял теперь с опущенными глазами, безмолвный, как каменное изваяние.

– Что же вы не отвечаете на это? – обратилась к нему императрица.

– Я не знал, ваше величество, могу ли я ответить… – произнес он скромно.

– Говорите!..

– Я могу сказать, что никто не видел, когда и как было запечатано письмо и какою печатью… Это никому не известно, тем более, что письма уже нет, и оно уже отдано по назначению. Но я могу сказать, что то кольцо, которое мне при свидетелях показывал князь Косой, было вовсе не кольцо вашего императорского величества, а кольцо. . одной девушки… моей невесты… Свидетели видели, как он мне показывал кольцо, но во время игры не могли разглядывать его, и не думаю, чтобы они решились подтверждать показание князя.

Он сказал и умолк. И снова неопределенность и неясность покрыли на минуту было блеснувший свет правды.

Косой вспомнил, что действительно он показывал кольцо, не давая его никому в руки, и не сказал тогда, чье оно, а только спросил Ополчинина, знает ли тот его значение? Все это было гадко, но хуже всего было то, что Ополчинин солгал, сказав, что кольцо было его невесты.

Не будь все время устремленного на него строгого, но вместе с тем сочувственного и ободряющего взгляда Бестужева, князь Иван, наверное, потерял бы голову и, снова забывшись, сделал бы какую-нибудь несоответствующую выходку в сердцах.

Кажется, Ополчинин рассчитывал, между прочим, и на это. По внешнему виду он вел себя вполне безукоризненно, а искусно напущенные им на себя скромность и правдивость могли обмануть самый опытный глаз, до того они казались естественными.

Государыня была обманута видом Ополчинина, но вместе с тем и в дышавшей правотой речи Косого не находила причин для сомнения.

– Вы не помните, что я сказала, отдавая перстень? – спросила она.

– К несчастью, ваше императорское величество, – ответил князь Иван, – шум леса мешал мне расслышать, и потом это произошло так быстро и неожиданно…

Государыня не дослушала и обернулась к Ополчинину – не скажет ли он?

– Да, лес слишком шумел – я ничего не мог расслышать, – сказал и он.

– Я была одна или еще кто-нибудь был со мною? – спросила опять императрица, глядя на Ополчинина, только что ответившего ей.

– Ваше величество изволили быть, – проговорил он, – вдвоем, но с кем – я не мог разглядеть…

– А вы? – обратилась она к Косому.

Ему пришлось повторить то же, что сказал Ополчинин, очевидно, отлично запомнивший его рассказ у Дмитрича, немедленно после происшествия.

Князь Иван видел, что таким путем, т. е. расспросом, императрице не найти истины. У Ополчинина всегда останется возможность или отделаться общими словами, или же повторить что-нибудь из слышанного им рассказа. Очевидно, тому важно было лишь как-нибудь выдержать этот сегодняшний допрос. Он знал, что если сегодня пройдет все благополучно, то все и останется по-прежнему, и государыня уже никогда не вернется к этому делу, видимо, и теперь начинавшему надоедать ей. Ну, что же? Она сделала даже более чем могла: она сама лично попыталась разобрать, но не по ее вине ничего нельзя было добиться: очень жаль, но делать нечего!..

Князь Иван понимал это и видел, что напрасно считал победу легкою; он видел, что Ополчинин начинает торжествовать и что еще несколько вопросов – и государыня отпустит их, оставив все по-прежнему, и Ополчинин добьется своего.

И вдруг отчаянная, дерзкая мысль пришла в голову князю Ивану: он решился на страшный риск, но другого ему ничего не оставалось делать.

VII

– Позвольте мне, ваше величество, рассказать подробно все, что произошло на ваших глазах в лесу, – заговорил Косой. – Я рассказывал это Ополчинину, когда мы отдыхали потом с ним в герберге у заставы, но тогда я не дал ему многих подробностей. Теперь я не пропущу ни одной из них. Когда я кинулся на свист и крики вперед по дороге, то увидел в спуске тропинки группу людей и сейчас же понял, что это разбойники напали на проезжих. Их сейчас же можно было признать по ярко-красным рубахам, цвет которых темнел на лунном, пробивавшемся сквозь деревья свету, и по высоким барашковым шапкам. Все они были верхами, и между ними атаман в парчовом кафтане, блестевшем, словно латы. Я его как сейчас помню, потому что кинулся на него первого…

Он видел, как по мере его рассказа начинало хмуриться лицо государыни, но он, не смущаясь этим, продолжал, прибавляя все новые и новые подробности. Елисавета Петровна не останавливала его и дала досказать ему до конца.

– Ну, а вы то же видели?.. – спросила она у Ополчинина, когда кончил свой рассказ князь.

Ополчинину идти назад было уже поздно. Ему оставалось, как думал он, сделать еще маленькое, последнее усилие, и торжество его будет полным. И он не отступил пред этим усилием.

– И я мог бы рассказать все это, – сказал он (новые подробности, найденные Косым, смутили его в первую минуту, но он сейчас же овладел собою, решившись твердо продолжать свою роль), – рассказать тем более, что весь этот рассказ передан с моих слов. Я под свежим впечатлением все это рассказал князю Косому в герберге, но потом многие подробности забыл. У него память лучше моей, вот и все. Но теперь я припоминаю и могу сказать, что действительно ясно вижу этого атамана в парчовом кафтане.

Он уверен был, что проверить, кто из них видел на самом деле, а кто знает по рассказу – нельзя, и потому говорил со смелостью правого человека.

Императрица, видимо, пораженная, взглянула на него.

– Вы видели атамана в парчовом кафтане? – спросила она.

– Да, ваше величество, видел, – ответил Ополчинин, но голос его в первый раз дрогнул.

– И разбойников верхами, в красных рубахах?

Ополчинин, точно подчиняясь уже не себе, а чьей-то посторонней, ведшей его помимо собственного разума, воле, снова ответил:

– И разбойников верхами!

– Ваше величество! – вдруг подхватил князь Иван, решаясь заговорить первый с императрицей. – Теперь вы можете видеть, кто из нас говорит правду, и кто – нет. Вот Ополчинин подтверждает то, что он видел, после моих слов, но на самом деле вашему величеству известно, что не было этих подробностей. Я их нарочно рассказал сейчас, подобрав их для того, чтобы поймать его наконец.

Он говорил и чувствовал, что говорил хорошо и что Бестужев одобрительно смотрит на него.

– Этих подробностей не было, – повторил князь Иван, – ни красных рубах, ни барашковых шапок, ни парчового кафтана, и разбойники были не верхами, а пешие. Да и как же они разъезжали бы по лесу на лошадях? Только человек, не видевший ничего этого, мог подтвердить это.

Он взглянул на Ополчинина, бледность которого сменилась теперь яркою краской, покрывшей его лицо. Он попался и, пойманный, потерял окончательно самообладание. При взгляде на него и на князя Косого, выпрямившегося и блестевшего ясными, правдивыми глазами, прямо, открыто державшего свою голову, казалось, уже не было сомнения, кто был из них прав.

– Как же попало к вам кольцо? – сдвинув брови, спросила императрица Ополчинина.

Он дрогнул только и съежился, но язык отказывался повиноваться ему.

Тогда государыня обратилась к князю Ивану: