Вячеслав Софронов - Путь диких гусей Страница 52

— Но чего ждать? — взорвался Едигир. — Ждать, когда твой брат сам уйдет с моей земли?! Но только дурак так может поступить, а на дурака он не похож. Надеяться, что кто-то прогонит его? Кроме меня, нет ни одного человека, кто может собрать вокруг себя людей и дать ему бой. Разве что Бек-Булат, — опустил он голову при воспоминании о брате, — но он не боец, И на него плохая надежда. Уходя в болота, я тем самым добровольно отдаю нашу землю пришельцам. Или не так?

— Я женщина, и не мне решать мужские дела. Но сейчас ты слаб и у тебя нет воинов. Один ты ничего сделать не сможешь. Давай договоримся, что пока ты не окрепнешь и не выздоровеешь окончательно, никаких разговоров о возвращении обратно вести не будем. Хорошо?

— Будь по-твоему, — вздохнул Едигир, — но видят боги, что война только еще начинается.

И этот день был похож на предыдущий, и они все тащили лодку и шли сами, все дальше уходя вглубь по извилистой речке Шайтанке.

Лишь на третий день они вышли к месту, где Едигир решил основать свое зимовье. Недалеко от речного берега возвышался крутой песчаный холм, изрытый барсучьими норами. На другой стороне начиналось большое болото, мерцающее даже издали россыпью клюквы. Вдали темнел кедровый бор, смыкающийся своей кроной с небом. На самом холме росли исполинские сосны.

Лучшего места нам не найти, — расправил затекшие плечи Едигир, — тут и вода и топливо для костра. В лесу поставим ловушки на зверя и боровую птицу. Может, и проживем. Как думаешь?

— Умереть мы и там могли бы. Зачем было забираться так далеко. А мне место нравится. Красиво!

И они полезли на холм, помогая друг другу. Вид сверху был еще чудеснее, и оба заулыбались забыв невзгоды и тяжести дороги.

— А это что? — неожиданно спросил Едигир, наклонившись к земле. — Тут уже кто-то побывал до нас… След от кострища…

— Кто тут мог быть? Может, лесной пожар?

— Нет, костер, который разжег человек, с пожаром никогда не спутаешь. Правда, похоже, что люди тут были давно — несколько лет назад. Гляди, выжженная земля уже успела зарасти травой.

— Но если кто-то тут уже был, то они могут и опять прийти?

— Могут… Но давай не думать об этом. Будем строить землянку, а потом пойдем вокруг, оглядимся, К зиме надо готовиться основательно.

— Смотри, какая зверушка! — неожиданно закричала Зайла, указывая рукой на маленького зверька, который внимательно наблюдал за ними с ветки сосны.

— То бурундучок. Он должен принести нам удачу, То хороший знак.

ШАГ СЕРОЙ МЫШИ

Мамка Сейдяка, старая Аниба, в ночь взятия Кашлыка степняками спать не ложилась. Потрясенная случившимся накануне вероломным убийством Бек-Булата, она приготовилась к самому худшему. А когда сообщили о проигранной битве при устье Тобола, то стало ясно, что Кашлык будет взят со дня на день.

Сейдяку шел уже седьмой год, и старая женщина, вырастившая давно собственных детей, всю любовь переключила на малолетнего наследника. Она холила его и баловала, чем не раз вызывала нарекания со стороны Зайлы-Сузге. Той хотелось видеть в сыне воина и продолжателя дела своего рода, а Аниба переживала за каждую его царапину и болячку. На счастье, малыш рос здоровым и крепким и уже имел собственный лук и детский кинжальчик, который с гордостью носил на поясе. От матери ему достался хороший голос и слух, и он часто подпевал ей, не замечая улыбок старших, с одобрением качающих головами.

Но сказывалась и кровь рода Тайбуги, необузданная и горячая. Он мог перевернуть поднос с едой, если кушанье ему чем-то не понравилось. Мог вырваться из рук баловавшей его Анибы и грозно топнуть ножкой, заявив, что она ему надоела.

— О, — произносила та, — настоящий князь растет! Он еще покажет себя, и о нем услышат все сибирские народы! Батыр будет!

Исчезновение из Кашлыка Зайлы-Сузге даже поначалу обрадовало Анибу. Теперь никто не мешал ей проводить дни и ночи рядом с Сейдяком. Но дальнейшие события показали, что жизни мальчика угрожает серьезная опасность. И Аниба приготовилась бежать.

В ту ночь она как раз готовила и упаковывала одежду мальчика, — теплую обувь, меховые шубки — и собиралась поутру выехать с небольшим отрядом из сибирской столицы, чтобы укрыться в одном из ближайших селений. Но, услышав крики защитников, поняла, что медлить нельзя. Она разбудила мальчика и начала торопливо одевать его, приговаривая:

— Собирайся, дорогой, сейчас к маме поедем… Давай быстрее, давай. Тот хныкал спросонья, но особо не сопротивлялся, натягивая одежду и сапожки. Лишь спросил:

— Я сам на лошади поеду? Да?

— Сам поедет, мой господин, сам… — успокоила его Аниба.

В этот момент в шатер кто-то вбежал, и женщина в испуге вскрикнула. Но то был старый шаман.

— Надо спасать мальчика, — торопливо выдохнул он, — степняки уже в крепости и могут схватить его, Собрались?

— Вот еще зимнюю одежду сложу, — засуетилась Аниба.

— Какая одежда! Тут живым бы остаться, а ты об одежде! Идем, пока не перекрыли все выходы из крепости.

— Где мой лук и кинжал? — заволновался Сейдяк.

— Вот они, вот, — Аниба торопливо подала детское оружие мальчика и, подхватив его на руки, поспешила за шаманом.

По всей крепости слышались крики и звон оружия. Мелькали факелы защитников, хрипели раненые. Никем не замеченные и не узнанные, они проскользнули к небольшой калитке, спустились к реке и бросились вдоль берега бежать подальше от зловещего места, где лилась людская кровь.

Они шли весь остаток ночи, неся Сейдяка по очереди на руках. Аниба едва передвигала ноги, и лишь любовь к мальчику придавала ей силы и заставляла идти, спасая его и себя.

Шаман постоянно оглядывался назад, опасаясь погони. Один раз они услышали топот скачущих лошадей и тут же скрылись в лесу. Оттуда увидели силуэты всадников, которые, нахлестывая коней, пронеслись мимо них. Кто это был: свои или чужие, определить было невозможно, а окликнуть всадников небезопасно. Может, то погоня, отправленная за ними?

Дальше шли уже медленнее и осторожней. С наступлением дня углубились подальше в лес и затаились.

— Неужели нет никого, кто мог бы прогнать этих дерзких степняков? — спросила вполголоса Аниба.

— Когда медведь встает из берлоги, то загнать его обратно невозможно. Не для того вылез он на свет. Так и со степняками. Они пришли, чтобы грабить и насиловать, чтоб забрать нашу веру, заставить нас молиться и поклоняться Аллаху. Все шло к тому.

— Но ведь есть же еще мужчины на нашей земле?

— Сохатый сильнее волка, но когда они нападают стаей, то он, обезумев, бежит куда глаза глядят. Если бы все лоси могли собраться вместе и наброситься на волков, то не было бы серых разбойников в лесу. Но нет у них вожака, и каждый защищает сам себя…

— А наши и сами за себя постоять не могут, — перебила его Аниба, — одно название, что мужики. Поразбегутся по лесам, точно лоси, залезут в болота по уши и будут там сидеть, пока все не закончится.

— Добром на этот раз не кончится. От степняков несет мочей, как от паршивого козла. Единственное, что они умеют, — это убивать. Я сегодня видел их хана по имени Кучум. У него волчьи глаза, и в них нет жалости. То боги наслали на нас проклятье за грехи наши. Нет, это конец… — И шаман, горестно вздохнув, опустил голову.

Тут неожиданно подал голос Сейдяк, молча лежавший до того на маленькой попонке, прихваченной расторопной Анибой.

— Никакой он не хан. Хан мой отец и дядя Едигир. А ваш злой Кучум родился от глупой ослицы. И когда я стану большим, то убью его. Я ведь вырасту, правда, бабушка Аниба?

— Да ты и сейчас уже вон какой большой, — поспешила успокоить его старая женщина, — лучше бы поспал чуток.

— Я пойду уток стрелять! — очень воинственно заявил мальчик, взяв в руки свой маленький лук.

— Успокойся, вояка, — мягко остановила его мамка, — навоюешься еще.

— Видно, придется нам ждать, когда такие воины подрастут, — кивнул старый шаман на Сейдяка, — потому и беречь его надо пуще всего на свете. На него у нас теперь только и надежда.

Дождавшись темноты, отправились дальше и вскоре добрались до ближайшего от Кашлыка селения, стоявшего на высокой горе, обнесенного неглубоким рвом. Тут жили дальние родичи Едигира и Бек-Булата, и на них можно было положиться, не выдадут.

Первым в селение отправился старый шаман и вскоре вернулся, сопровождаемый таким же, как он, стариком с длинной седой бородой.

— Мир вам, — поклонился тот Анибе, — да пошлют боги много лет и здоровья сыну нашего хана. Вот ведь времена пошли, что не можем даже принять его как подобает. Как же дальше жить будем!

— Почему нельзя в городище? — изумилась Аниба. — Или мы не на своей земле стоим? Или это не сын вашего хана?

— И мы на своей земле пока стоим, и придет время, ляжем в нее. И вижу, что это сын нашего хана, да только жизнь ведь у всех одна. Был сегодня днем дозор от степняков, и велели схватить вас, как только появитесь. Хотели остаться, чтоб подождать вас, но поскакали дальше. Верно, там где-то и приготовились встретить, не иначе. Так что опасно вам идти дальше.