Алекс Ратерфорд - Владыка мира Страница 53

Салим редко видел, чтобы отец был так явно разгневан. Не дожидаясь, пока слуги придут на подмогу, он уже снимал с себя шелковую рубаху, чтобы облачиться в дорожную одежду.

– Едем со мной, Салим. Тебе будет полезно взглянуть. Я даю своим индуистским подданным полную свободу справлять любые свои обряды, кроме этого. Тебе, конечно, известно, что такое сати, ведь так? Этих женщин называют «пылающий факел любви и единения», но они – просто жертвы, которых их родственники часто принуждают умереть вслед за мужьями в силу какого-то искаженного восприятия семейной чести. – Акбар смотрел сурово. – Хвала Всевышнему за то, что в нашем народе никогда ничего подобного не происходило. Для моголов самый благородный исход для человека – пасть на поле битвы; кто из нас в глубине души не предпочел бы выбрать смерть в бою, а не бесславный конец в собственной постели? Но кто из нас хотел бы подобной чести для наших женщин – чтобы они убили себя, потому что нас самих больше нет? Ты не согласен, Салим?

Слуги Акбара начали облачать его в рубаху и шаровары, обвязывая его мощный торс зеленым поясом из парчи. Салим ни за что не признается отцу, что эти рассказы о жертвах сати и отталкивали, и завораживали его. Смерть, бывало, случалась так неожиданно… Его друг одного с ним возраста недавно заразился сыпным тифом, и через два дня его не стало. Смерть постичь трудно, особенно когда ты молод. Возможно, именно этим и объясняется ее скорбное очарование. Салим не мог ничего с собой поделать и всегда слушал с виноватым любопытством описания того, как вопли женщин доносятся из треска горящего костра, – и даже того, как жертвы отчаянно пытались бежать, когда их одежда и волосы уже занялись огнем, но родственники их мужей оттаскивали их назад.

– Быстрее, Салим. Чем раньше мы доберемся, тем скорее остановим это преступление.

Салим выезжал из Фахтепур-Сикри верхом на лошади рядом с отцом; позади них ехали стражники в зеленых одеждах, а впереди – четыре герольда с серебряными трубами, расчищавшие им путь. Юноша был очень горд тем, что отец именно его выбрал для этой поездки, и внутри него все сладко сжималось от острого предвкушения приключений, которые ждали его впереди.

Стоял жаркий день в конце марта, и копыта лошадей вздымали от твердой спекшейся земли клубы пыли. Глядя в ясное глубоко-синее небо, Салим видел, что солнце еще высоко стоит над горизонтом. Если похороны будут на закате, то у них еще есть время. Но Акбар продолжал гнать лошадей с прежней силой. Его гнедой жеребец под расшитым золотом седлом был в пене, и Салим видел, что шкуру его собственной кобылы также заливает пот. Это было почти как отправиться в бой – где ему доводилось бывать пока лишь в мечтах.

Сейчас они поднимались вверх по тропе вдоль выжженной земли цвета темного золота. Впереди она сужалась, прокладывая извилистый путь к верху крутого холма с плоской вершиной, на котором Салим разглядел россыпь мелких хижин. Оттуда же вздымалась струя бурого дыма, почти вертикально уходившая в небо. Юноша слышал, как Акбар закричал:

– Кто-то предупредил их о том, что мы приедем, и они разожгли костер! Они за это заплатят!

Глядя на него, Салим видел, как отец в гневе и отчаянии сжал челюсти. Когда их лошади с фырканьем направились к вершине холма, Акбар кричал своим воинам:

– Быстрее! Нельзя упускать ни секунды!

Добравшись до вершины, Салим увидел большое плато. Слева стояли глинобитные хижины, окружая колодец; справа находился дом побольше, также небольшой, но обнесенный низкой стеной – вероятно, здесь жил староста. Не было видно никого, кроме двух маленьких детей, которые крепко спали на кровати-чарпой в тени кроны дерева ниим, и лежащего возле них щенка, который без особого интереса разглядывал появившихся людей сквозь полуприкрытые веки. Но впереди, на расстоянии триста или четыреста ярдов, Салим сквозь ветви колючего кустарника разглядел толпу людей в бурых одеждах. Рядом с ними и вздымался столб дыма, который отсюда стал еще толще и темнее, с языками оранжевого пламени.

– Вперед! – громко закричал Акбар, резко пришпорив жеребца.

Еще миг, и они прорвались сквозь кустарник к открытому месту, где высокая куча хвороста по краям уже полностью была охвачена пламенем. Поверх костра лежало еще не успевшее заняться пламенем тело, обернутое в тонкую белую ткань. Двое мужчин наклонились вперед с флягой чего-то похожего на растительное масло или топленое масло гхи. Они поливали ею труп, и тягучая желтая жидкость, описывая в воздухе дугу, шипела в огне. В этот момент саван загорелся, и Салим почувствовал сладкое зловоние начинающей тлеть плоти. Подъехав верхом на лошади к костру, Акбар остановился. Эти люди были так охвачены своим действом, что не сразу его заметили.

– Окружите костер, – крикнул падишах своим стражникам. Проехав прямо в гущу людей, он сурово спросил: – Кто здесь главный?

Акбар говорил на хинди, местном языке, так же бегло, как и на родном персидском.

– Я, – ответил один из мужчин, которые лили масло. – Мы сжигаем тело моего отца, который был старостой этой деревни. Я – его старший сын, Санджив.

– Ты знаешь, кто я?

– Нет, господин. – Санджив покачал головой.

Салим видел, что он не сразу, но разглядел богатую сбрую лошади Акбара, сверкающие у него на пальцах и на шее драгоценные камни, хорошо вооруженных стражников в зеленых одеждах. И тогда по его лицу, обезображенному оспинами, стало заметно, что он встревожился.

– Я – твой падишах. Мне сказали, что здесь собираются сжечь вдову. Это так?

Санджив снова покачал головой, но Салим заметил, как он стрельнул глазами в сторону соломенной лачуги без окон. Акбар также это увидел – и быстрым жестом указал одному из стражников проверить внутри. Через какое-то время тот появился в дверях, неся молодую женщину в белом сари. Ее тело обмякло, и когда стражник подошел ближе, Салим увидел, что ее глаза открыты, но взгляд их блуждал.

– Положите ее на землю, и пусть кто-нибудь принесет воды, – скомандовал Акбар.

К ним подбежал мальчик, неся маленькую глиняную чашку. Падишах спустился с лошади, взял ее и, встав на колени сбоку от несчастной, поднес к ее губам. Сперва вода полилась вниз по подбородку, но потом женщина пошевелилась и, открыв рот, начала глотать. Подойдя ближе, Салим видел огромные темные круги ее расширенных зрачков.

– Кто она? Говори – или, клянусь, прямо сейчас снесу тебе голову, – потребовал Акбар.

Санджив сжал кулаки.

– Это Шакунтала, вдова моего отца. Он женился на ней через год после смерти моей матери и всего за три месяца до своей болезни.

– Сколько ей лет?

– Пятнадцать, повелитель.

– Она одурманена, верно?

– Я дал ей проглотить опиумные шарики. Тебе не понять, повелитель… Ты не индус… Для вдовы это вопрос семейной чести – последовать за мужем во всепоглощающее жаркое пламя… Я дал ей дурманящее вещество, чтобы ослабить боль.

– Ты одурманил ее для того, чтобы она не сопротивлялась, когда ты поведешь ее к погребальному костру!

Молодая женщина сидела, испуганно озираясь. Позади нее пламя костра теперь вздымалось все выше, потрескивая и выстреливая в воздух брызгами искр.

Запах горения человеческой плоти смешивался с благоуханием душистых масел, которыми был пропитан хворост, становясь все отчетливее. Внезапно осознав, где она и что происходит, Шакунтала, пошатываясь поднялась на ноги и повернулась к костру. В самой его сердцевине тело ее мертвого мужа сейчас пылало, как факел. Пока она смотрела, череп покойника с треском лопнул, и вытекший мозг, шкворча, мгновенно сгорел. Санджив впивался в нее взглядом, забыв об Акбаре, его свите и жителях селения, которые сейчас просто безмолвно смотрели.

– Ты обязана погибнуть в огне, который забрал тело твоего мужа. Моя мать сделала бы так, переживи она его, и гордилась бы этим. Ты позоришь доброе имя моей семьи.

– Нет. Это ты совершаешь постыдное дело. Я запретил сати в своей империи повсеместно. Хотят этого вдовы или нет, я не буду терпеть такие варварские методы. – Акбар повернулся к женщине. – Ты здесь не останешься, это для тебя небезопасно. Я – Акбар, твой падишах. Я даю тебе возможность поехать со мной и моими людьми во дворец, где тебе найдется место служанки в гареме. Ты согласна?

– Да, повелитель, – ответила девушка. До этого она не понимала, кто такой Акбар, и Салим заметил, что теперь она не в силах смотреть его отцу прямо в глаза.

– А ты, – Акбар обратился к Сандживу, который смотрел все так же дерзко, – если бы ты возомнил, что твоя вера того потребует, ты был бы готов сам претерпеть такие муки и сгореть заживо? Интересно… Стражники, схватите его и подведите к костру.

Рябое лицо Санджива внезапно стало восковым от пота, он стал задыхаться.