Виктор Карпенко - Брат на брата. Окаянный XIII век Страница 53

— Эка печаль! — отмахнулся купец. — Денежки все едино не мои. Князь Юрий Всеволодович ссудил.

Перед маленькой деревянной церковью Спаса, затерявшейся среди домишек работной бедноты, стоял крытый возок, запряженный четверкой беломастых лошадей. Десяток вооруженных всадников стояли поодаль, сдерживая в поводу горячих арабских скакунов.

— Нехорошо, — покачал головой Авраам. — Нехорошо невесту заставлять ждать. Поспеши, — подтолкнул он в спину Романа.

Тот, сняв шапку, перекрестился и толкнул рукой дверь. В церкви царил густой полумрак. Чадящие лампадки почти не давали света, но Роман все-таки разглядел перед иконой Спаса одинокую женскую фигуру в белом одеянии. Лицо было закрыто легким покрывалом, но что-то знакомое проглядывало в изгибе спины, узкой талии, в гордом стремительном повороте головы.

— Не бойся, милая, я не причиню тебе зла, — тихо произнес Роман, обращаясь к незнакомке. — Авраам добр и щедр. Он хочет мне счастья и надумал женить меня. Но прости, ради Христа, что не могу на тебе жениться, ибо только одна владеет моим сердцем. Глаза у нее такие, каких нет во всем царстве Булгарском и на Руси також нет.

— А ты загляни в мои глаза, — послышался знакомый голос.

Девушка откинула покрывало.

— Зора!

— Нет, милый, Зора осталась в башне Тимраза, а перед тобой — Мария. Я приняла твою веру.

В немом восторге встал Роман перед девушкой на колени. Он был счастлив.

Позже, за скромным свадебным столом, Авраам передал молодым еще один подарок от царя Булгарии — послание великого князя владимирского, в котором тот писал: «…а коли желаешь ты дружбы вечной и помощи силы воинской земли русской, отдай в жены племянницу свою Зору моему послу — боярину Роману Федоровичу, ибо род его древен и знатен, а сам он отмечен многими достоинствами. Главное же, Роман и Зора любы друг другу, а значит, будут счастливы».

Ярослав — князь Новгородский 

1

Великий Новгород опять сменил князя. Страшась нападения на земли свои свейских рыцарей-крестоносцев, они попросили великого князя владимирского дать им сына своего, восьмилетнего Всеволода. Но отрок не мог водить рати, и Юрий дал для похода в Ливонию своего брата — князя Святослава. Ведомые славным князем — победителем булгар, новгородцы опустошили берега реки Аа. Они разрушали латинские церкви, монастыри, пленяли жен и детей, жгли хлеб на полях. Подойдя к городу Кеси, новгородцы осадили его. Но сын Владимира псковского, Ярослав, с войском литовских союзников выступил против Святослава и новгородцев. Близ Кеси с утра и до вечера длилась кровопролитная битва. Немцы из-за стен, а литовцы из-за щитов умело действовали пращами, меча железные шары. Многих новгородцев ранили и убили пращники, сами оставаясь неуязвимыми. Ночью в Кеси вошла подмога. Сам великий магистр ордена Вольквин привел войско. Видя, что наступает перевес сил, Святослав отступил.

Но немцы, раздосадованные нанесенным ущербом и горя мщением, послали послушных им латышей в псковские земли, где те грабили и убивали безоружных, уводили в плен женщин и детей, лошадей и скот, сжигали деревни. Сами же крестоносцы, собрав ливов и латышей, обойдя Псков, обрушились на новгородские земли, разорили и сожгли множество деревень и подошли к самому Великому Новгороду. Но осадить его не посмели.

Чудь подняла голову. Направляемые рыцарями, толпы чуди в течение зимы дважды входили из-за реки Ижоры в Ижорскую землю, грабя и убивая, все сжигая и разрушая на своем пути.

Морозным февральским днем ударили в вечевой колокол. Страх вывел всех новгородцев на Ярославово дворище.

— Доколи свеи кровушку безвинных проливать будут и землю нашу зорить?! — кричали возмущенные, распалившиеся негодованием новгородцы. — Ижорскую землю чудь обезлюдила! Литва до самых ворот новгородских путь проложила! Церковь первоапостолов Петра и Павла, что в пяти верстах от города, вороги разорили, иконы похитили, колокола сняли!

На каменную степень взошел посадник Твердислав. Перекрестившись на купола Софии и поклонившись народу, он зычно выкрикнул:

— Здрав будь, Господин Великий Новгород! Не вечевик собрал нас здесь, а горе, что пришло на землю новгородскую непрошено. Покинул нас Всеволод Юрьевич, но то утрата небольшая, ибо еще молод старший сын великого князя володимирского и не под силу ему рати водить. Надобно звать на стол Святослава. Мы знаем его, и не раз ходило новгородское ополчение под его знаменем.

— Святослава хотим!

— Звать Святослава на княжеский стол! — поддержали посадника новгородцы.

На том и порешили. Но Святослав Всеволодович отказался от великой чести, и новгородцы, поразмыслив, скрепя сердце и сжав в кулаке гордыню, обратили свои взоры в сторону Переяславля Залесского.

— Подумай, князь Ярослав. Добро подумай. Обиды ты новгородцам нанес немалые, многих в семьях недосчитались по твоей вине. Врагов в Новгороде больше, чем друзей, и зовут тебя на княжеский стол не по любви, а из-за того, что беда пришла на землю новгородскую. Литовские рыцари многоопытны, за ними рижский орден меченосцев стоит, и стоит тебе лишь оступиться раз, даже не битву проиграть, а выиграть сражение с большим уроном, не пожалуют тебя новгородцы! Не миновать Волхова в мешке с камнями!

— Чего ты кликушествуешь?! — возвысил голос Ярослав, метнув недобрый взгляд на жену. Та, раздобрев после родов, все чаще проявляла свой властный характер, вмешиваясь в дела правления княжеством.

Ярослав понимал, что Ростислава права, но дух противоречия неумолимо вел его к обострению.

— Ты что, не понимаешь? Зовут меня не токмо предводительствовать, но и стол княжеский занять. Новгородский стол не уступит великокняжескому. Юрий и тот с опаской поглядывает на своего западного соседа. А что до Волховского моста, то я сам, нужда будет, любого в воду брошу: будь то посадник новгородский или простой ремесленник.

— Решил ехать, не держу. Но я с сыночком погожу малость. В Переяславле поживем. Мало ли что.

Ярослава новгородцы приняли настороженно, ежели не враждебно. Многим принес горя этот «птенец Большого гнезда». Но враг стоял на пороге города, и обиды на время были забыты.

Стремительным броском князь Ярослав повел свою дружину и новгородское ополчение на юг. Изгнав литовцев из южных пределов новгородских, князь устремился в Торопецкую землю. Литовцы, избегая сражений, бросили награбленное и ушли восвояси.

В короткий срок князь Ярослав Всеволодович не только освободил землю новгородскую от литовцев, но и обогатил ее немалым полоном и скарбом из разоренных деревень.

Но король датский Вальдемар II, стремясь очиститься от грехов и заслужить благосклонность и благословение Рижской Богоматери, с многочисленным войском высадился в Эстонии. В кровопролитной битве он разгромил эстов, заложил город-крепость Ревель и основал Данеброгский орден. Над Эстонией заалели красные стяги с большими белыми крестами.

Вальдемар II, оставив войско и многочисленную толпу епископов, возвратился в Данию. Крестом и мечом датчане должны утверждать в Эстонии христианскую веру, чему очень недовольны были рижские немцы, считавшиеся хозяевами этих земель. Ни датчане, ни немцы не хотели уступать друг другу, а страдали от их неуступчивости эстонцы. За то, что старшина одной из деревень принял крещение от немцев, датчане повесили его. Этот факт был последней каплей, чаша гнева народного переполнилась, и, вооружившись, эстонцы восстали против тиранов. Они заняли и разорили Ревель. Но пламя народной борьбы разгоралось по всей Ливонии. Восстали Феллина, Юрьев, Оденпе. Эсты громили рыцарские замки, убивали немецких и шведских рыцарей, епископов и купцов. Мечи, обагренные их кровью, они посылали из места в место в знак счастливого успеха, в знак победы. Все жители Северной Ливонии отреклись от христианства и вернулись к древней вере отцов и дедов. Боясь мести крестоносцев, эстонцы отправили посольство в Новгород. Дары эстов были столь внушительны и столь богаты, что ни князь, ни новгородцы не смогли и не захотели отказать в помощи. Собрав войско в двадцать тысяч воинов, Ярослав выступил в Ливонию. В этот поход с большой надеждой на добычу отправились Лука Меньшой со своим соседом скорняком Фролом, постаревшие, погрузневшие, но все такие же неунывающие.

— Скажи, сосед, а почто у свеев детинцы высокие, каменные, неприступные? Взглянешь, и аж мороз по коже от вида их. Серые, мрачные…

— То, Фролушка, не детинцы, а замки по-ихнему прозываются. Мрачны же они от черноты помыслов, от злобы, а высокие стены возводят в тех замках, чтобы укрыться от гнева людского. Христос вроде у них тот же, також на кресте распят, а все не то. Чтобы в веру свою народ привести, и огнем жгут, кто противится, и мечами секут, да чего говорить попусту. Сам вскорости все увидишь. Вон, уже и Юрьев виден, — указал рукой Лука на просвет между деревьями, где черной полосой преградила путь крепостная стена. Когда же дозорный полк показался на опушке леса, в городе ударили в колокола. К немалому удивлению и радости, ворота крепостные распахнулись и народ повалил из города навстречу новгородцам.