Патрик О'Брайан - Командир и штурман Страница 57

— При чем тут «Объединенные ирландцы»? Насколько мне известно, это французы. Мне сказали, что на американском судне искали каких-то французов.

— Они лишь выдавали себя за французов. То есть если они там и находились, то могли изображать из себя французов. Потому-то я и отправил туда Диллона, который хорошо говорит на их языке. Но, как вам известно, их там не оказалось. По-моему, вся эта история выеденного яйца не стоит. Как я вам уже сказал, я был только рад, что их там не обнаружили. Но это обстоятельство, на мой взгляд, почему-то расстроило Диллона. По-моему, ему очень хотелось их поймать. А может, он страшно огорчился оттого, что наше крейсерство прекратилось. С этой поры все и началось. Правда, мне не следовало рассказывать вам про всю эту ерунду. Вы слышали о пленниках?

— О том, что капитаны фрегатов были так добры, что всучили вам полсотни узников?

— Лишь бы самим от них избавиться! Так на флоте не поступают. Подлый, недостойный прием! — взорвался Джек Обри, и глаза его зло сузились. — Правда, я их перехитрил. Разделавшись с американцем, мы направились к «Амелии»; я сообщил ее капитану, что американец чист, мы подняли сигнал, что отделяемся от отряда, а пару часов спустя, воспользовавшись попутным ветром, высадили всех до единого на острове Дракона.

— Возле Майорки?

— Совершенно верно.

— Но разве вы не совершили ошибку? Разве вас не накажут, не отдадут под суд?

Джек Обри вздрогнул и, хлопнув ладонью по столу, произнес:

— Прошу вас никогда не произносить этого неприятного слова. Одно его упоминание способно испортить день.

— Но у вас не будет неприятностей?

— Не будет, если я приведу за собой на буксире какой-нибудь потрясающий приз, — со смехом отозвался Джек. — Если ветер будет попутный, то мы сможем добраться до окрестностей Барселоны и лечь в дрейф. Я на это настроился. Мы сможем произвести вылазку или две, а потом быстро уйти в Магон, захватив с собой добычу, которая нам попадется. Отправить с ней призовую команду мы не можем, поскольку людей у нас мало. А находиться подолгу вдалеке от своего порта нам нельзя, иначе придется жевать собственные сапоги.

— И все-таки…

— Да не переживайте вы так, дорогой доктор. Приказа, куда именно их высадить, да и вообще никакого приказа я не получал. И я, разумеется, потребую наградные. Кроме того, у меня есть прикрытие: все мои офицеры официально подтвердили, что мы поступили таким образом из-за нехватки воды и провизии. В их числе Маршалл, Риккетс и даже Диллон, хотя он хамил при этом и вел себя по-свински.

«Софи» пропахла жареными сардинами и свежей краской. Она лежала в дрейфе в пятнадцати милях от острова Тортоза. Стоял мертвый штиль, и шлюп покачивался на плавных волнах зыби. Над палубой, твиндеками и такелажем повис тошнотворный запах сардин, которых моряки приобрели у рыбаков, закупив весь их ночной улов.

Боцман отправил большую партию матросов закрашивать желтой краской корпус, на который в доке была аккуратно нанесена чернь с белой полосой. Мастер-парусник вместе с полудюжиной матросов, вооруженных гардаманами и свайками, сшивали узкую полосу парусины с целью замаскировать характерный для военного судна силуэт. Лейтенант, сев в шлюпку, кружил вокруг брига, чтобы определить, насколько им это удалось. Оставшись в обществе доктора, он продолжал:

— … Все. Я сделал все, что было в моих силах, чтобы избежать этого. Изменил курс, уменьшил парусность — поступок, недопустимый на военном флоте, — шантажировал штурмана, чтобы он выполнил эти распоряжения. Однако утром в двух милях от нас, с подветренной стороны, мы обнаружили американца — там, где его никак не следовало встретить… Эй, мистер Уотт, прибавьте везде по шесть дюймов.

Хорошо, что так вышло. Если бы послали с досмотром кого-то другого, то их могли бы арестовать.

Наступила пауза, затем Джеймс Диллон продолжил:

— Отец Манган перегнулся ко мне через стол, так что я почувствовал его зловонное дыхание, и, глядя на меня своими отвратительными желтыми глазами, начал свои мерзкие речи. Как я говорил, я уже принял решение, однако получилось так, будто я испугался вульгарной угрозы. А две минуты спустя я понял, что так оно и было.

— Ничего подобного, в вас говорит больное воображение. По существу, это самобичевание, ни в коем случае не предавайтесь этому греху, Джеймс, умоляю. Что касается капитана, то мне жаль, что вы так противитесь переменам в ваших отношениях. Что именно вас так беспокоит?

— Надо быть совершенно бесчувственным, чтобы не возражать против его поведения и разделять его понимание чувства долга, не говоря… Мистер Уотт, достаточно!

Доктор размышлял о том, стоит ли ему увещевать лейтенанта: «Не надо ненавидеть за это Джека Обри, не пейте так много, не губите себя. Как бы не произошел взрыв». Ведь, несмотря на его внешнее спокойствие, Джеймс Диллон вспыльчив как порох, и сейчас он болезненно раздражен. Не решив, как ему поступить, Стивен пожал плечами и поднял правую руку ладонью вверх, словно желая сказать: «Да оставьте вы!» Однако про себя он подумал: «Надо будет вечером заставить его выпить слабительное из александрийского листа и магнезии — во всяком случае это-то я сумею — и еще успокоительную настойку мандрагоры.

А в дневнике запишу: «Д.Д. решил вообразить себя Иудой Искариотом, но поскольку его правая рука не ведает, что делает левая, то он направляет всю свою ненависть на бедного Д.О. Любопытный пример человеческой непоследовательности: ведь Д.О. вовсе не преследует Д.Д., напротив, симпатизирует ему».

— По крайней мере, — произнес Джеймс Диллон, подгребая к шлюпу, — надеюсь, что рано или поздно нас все же пошлют в настоящее дело. Война — это превосходный способ примирить человека с самим собой, а иногда и со всеми остальными.

— А что этот малый в темно-желтом жилете делает на шканцах?

— Это Прам. Капитан Обри наряжает его датским офицером. Это элемент нашей маскировки. Разве вы не помните желтый жилет, который был на капитане «Кломера»? Такая уж у них форма.

— Нет, не помню. Скажите мне, такие вещи часто происходят в море?

— Ну конечно. Это вполне законная ruse de guerre[44]. Мы также часто развлекаем неприятеля фальшивыми сигналами, за исключением разве что сигналов бедствия. Смотрите, не перепачкайтесь краской.

В этот момент Стивен свалился в воду, очутившись в образовавшейся ложбине волн между шлюпкой и бортом брига. Он сразу начал тонуть, выплыв лишь однажды, когда шлюпка и судно соприкоснулись, но, ударившись головой, снова погрузился в воду и начал пускать пузыри. Большинство матросов «Софи», умевших плавать, в том числе Джек Обри, бросились в воду. Остальные подбежали с отпорными крюками, острогой, двумя небольшими кошками, безобразным колючим крючком на цепи. Но обнаружили доктора братья-ловцы губок на пятисаженной глубине (тяжелый костяк при небольшом росте, отсутствие жира и башмаки со свинцовыми подошвами были тому причиной), откуда и подняли его. Одежда его была темнее обычной, а лицо — белее, с него ручьями текла вода, и он был чем-то страшно возмущен.

То, что произошло с доктором, не было эпохальным событием, однако оно принесло свою пользу, став предметом разговоров в кают-компании в момент, когда лишь напряженная работа могла помочь сохранить видимость морского товарищества. Почти все это время Джеймс был мрачен, рассеян и молчалив; глаза у него налились кровью от выпитого грога, который, впрочем, не прибавил ему веселости и не опьянил его. Маршалл был по-прежнему замкнут и, сидя за столом, время от времени украдкой поглядывал на Диллона. Когда все собрались, зашел разговор о плавании: о том, что умение плавать — редкость у моряков; о его пользе (сохранение жизни; получаемое от купания удовольствие, если позволяет климат; возможность доставить на берег спасательный конец в случае экстренной необходимости) и вреде (продление предсмертных мучений при кораблекрушении, когда упадешь за борт и никто этого не заметит; искушение матушки-природы: Господь создал людей не для того, чтобы они умели плавать, и так далее); отмечали любопытный факт — тюленята не умеют плавать; говорили об использовании пузырей, лучшем способе обучения плаванию.

— Единственный правильный способ плавать состоит в следующем, — в седьмой раз повторял казначей. — Надо сложить руки так, словно ты молишься. — Прищурив глаза, он показал, как это делается. — Потом вы их выбрасываете вот так. — На этот раз он ударил по бутылке с такой силой, что она упала в латку и, залитая густой подливой, плюхнулась прямо на колени Маршаллу.

— Так и знал! — вскричал штурман, вскочив с места. — Я ж тебе сколько раз говорил: «Когда-нибудь ты грохнешь эту поганую бутылку». Сам плавает как топор, а туда же — других учить. Испортил мои лучшие нанковые панталоны.