Ханна Мина - Парус и буря Страница 57

Абу Мухаммед вернулся в кофейню хмурый и вконец расстроенный. Поведение Ахмада было последней каплей, переполнившей чашу сомнений и недоумений, преследовавших его сегодня весь день. Он не понимает, что происходит. И, глубоко вздохнув, Абу Мухаммед сел возле мангала и погрузился в размышления.

ГЛАВА 9

Перед отплытием Таруси строго предупредил своих товарищей:

— Громко не разговаривать, не курить, пока не выйдем из порта! Гребите тихо! Я знаю, что вы прекрасные моряки. Докажите это еще раз!

— К чему все эти предосторожности? — спросил один из моряков. — Чего нам бояться?

— Вам, кроме аллаха, бояться, конечно, некого. И не думай, что я кого-нибудь боюсь! — строго посмотрев на него, парировал Таруси. — Будем считать, что ты это брякнул не подумав. Иначе я оставил бы тебя после твоих слов на берегу.

— Клянусь, Таруси!..

— Можешь не клясться, — прервал его Таруси. — Все и так ясно.

Но моряк не успокаивался, он решил объясниться до конца:

— Клянусь жизнью, Таруси, я сказал это без всякой задней мысли. Просто я хотел узнать…

— Ну вот и замнем для ясности! — резюмировал Таруси. — А ну, полный вперед, ребята!

Две пары весел бесшумно опускались в воду, потом, тут же вынырнув, взлетали в воздух, как две огромные птицы с распластанными крыльями, и снова погружались и взлетали, стряхивая с себя брызги, которые прочерчивали по обеим сторонам пунктирную линию. Лодка легко скользила по черной глади моря. В такт взмахам весел то сгибались, то разгибались спины моряков, напрягались и расслаблялись мышцы их рук, будто короткие вздохи, слышались всплески весел и мерное журчание разрезаемой носом воды, а за кормой, будто за плугом, оставалась длинная темно-голубая борозда, окаймленная по бокам кипящей белой пеной. Чистый, прозрачный воздух, черный бархат неба, усеянный мириадами звезд, журчание воды за кормой, мерное поскрипывание уключин, пьянящий соленый запах моря, таинственность столь неожиданно предпринятой ночной прогулки — все это будоражило, волновало и настолько взвинчивало нервы, что невольно каждый прислушивался, притихший и завороженный, к этой необыкновенной симфонии ночи и моря, боясь внести в нее какой-либо диссонанс.

Первым нарушил эту возвышенную гармонию Таруси. Увидев вдали свет, он приказал поднять весла. Моряки не понимали причин такой осторожности. Уж не занялся ли Таруси контрабандой? Но даже в таком случае такие меры предосторожности излишни. Прошло несколько томительных минут, прежде чем раздалась команда:

— Весла на воду!

И вдруг команда — это Ахмаду:

— Поднять парус!

Под парусом на веслах лодка заскользила еще быстрее. Таруси решил отойти подальше от берега, чтобы не вызвать подозрений. Он взял курс на северо-восток — пусть думают, что они направляются в открытое море.

Ветер надул парус. Теперь можно было и не грести. Моряки, вытянув ноги, расслабились.

Таруси, достав табакерку, протянул ее морякам:

— Курите!

Моряк, который сидел ближе к нему, взял щепотку и начал свертывать толстую цигарку. Табакерка капитана пошла по кругу. У каждого из них был свой табак. Но такова уж старая морская традиция: первая сигарета в море — из табака капитана. Это неписаный закон моря, и Таруси, старый морской волк, свято его придерживался. Пусть это всего лишь лодка, но он здесь старший и должен вести себя как настоящий капитан.

— Ты, Таруси, как будто уже и не моряк, а обычаи моря по-прежнему соблюдаешь, — пошутил Абу Самид.

— Да, я теперь хозяин кофейни. Она меня кормит. Значит, это мое ремесло. А море… — Таруси помолчал, подыскивая нужное слово, — …море — это моя любовь.

— Потому-то мы и мечтаем пойти с тобой в море, когда ты опять станешь капитаном.

— Что ж, может быть, еще и поплаваем вместе, — уклончиво ответил Таруси.

— А моя мечта, слава аллаху, уже сбылась! — с гордостью сказал Ахмад.

— Могла и не сбыться… — задумчиво произнес Таруси. — Я до сих пор не могу простить себе того, что ты тогда из-за меня прыгнул в море и поплыл к фелюге Рахмуни. Это чудо, что мы тогда остались живы. Такое бывает лишь раз в жизни. Сохрани тебя аллах, Ахмад, и вас, ребята испытывать подобным образом судьбу! В детстве я, бывало, на спор с ребятами нырял под пароход. Теперь я стал умнее и ни за какие деньги не нырнул бы!

— А я нырнул бы! — с задором воскликнул Ахмад. — И вообще я готов сделать все что угодно, чтобы только плавать на вашем судне — с тобой, Таруси, или с Рахмуни. Он ко мне относится как к своему сыну. А тебя, Таруси, он боготворит. Иначе не называет, как «мой брат». Когда были в Александрии, он взял меня с собой на базар, чтобы купить тебе отрез на костюм. Долго выбирал, наконец остановился на самом дорогом и красивом. На ценнике было написано «Крузо». Купил он этот отрез, а потом, когда плыли назад, все меня спрашивал, понравится тебе этот отрез или нет. Я его успокоил. Говорю: «Такой отрез пойдет на костюм даже самому королю!»

— Ты прав, Ахмад! — засмеялся Таруси. — Я сшил себе из него тройку, но надеть так и не решаюсь. Как посмотрю на себя в таком шикарном костюме — аж смех разбирает. Для этого костюма нужен какой-то особенно торжественный случай. Вот разве что когда умру! Тогда, ребята, можете облачить меня в этот «Крузо» и опускать в море. Для моря его не жалко. Это будет, пожалуй, самый подходящий случай!

— Ну, этого случая долго еще ждать! — заметил Абу Самид.

— Долго ли, коротко, но двум смертям не бывать, а одной не миновать. Да, признаться откровенно, я нисколько не боюсь смерти. В любое время готов ее встретить. Но, сдается мне, что она трусовата. Или силенок у нее мало, чтобы отобрать у меня жизнь. Иначе она давно бы меня сцапала. Уж очень много поводов было для этого. Сотни раз она заглядывала мне в глаза, подмигивала, и каждый раз мне удавалось от нее улизнуть.

— Ну, у тебя, капитан, богатый опыт. Знаешь, как обвести вокруг пальца смерть. Так что жить тебе еще и жить!

— Кто его знает, на все воля аллаха!.. Во всяком случае, пока живешь, надо жить и о смерти лучше не думать.

— Правильно. Как бы там ни было, а жизнь — хорошая штука. Намного лучше смерти.

— Бывает, наверное, когда и смерть желаннее жизни, — задумчиво произнес Таруси. — И такое бывает…

Он не стал развивать свою мысль. Поднялся, подправил парус. Вернувшись на свое место, Таруси решил сменить тему разговора. Они прошли уже больше половины пути. Пожалуй, пришло время поговорить откровенно. Рассказать, куда и зачем они идут. В чем состоит задача каждого.

— Вы, очевидно, уже сами поняли, куда мы держим курс? — спросил Таруси и, не дожидаясь ответа, продолжал: — Нам предстоит очень серьезное, ответственное дело, о котором никто, кроме нас, не знает и не должен знать. Дело простое, но очень важное. Поэтому главное — держать язык за зубами! Вам известно, что готовится решающее сражение. И чтобы его выиграть, нашим братьям нужно оружие. Вот я от вашего имени и дал им слово, что мы доставим это оружие. Я на вас полагаюсь и думаю, что вы не подведете.

— А откуда мы должны его доставить?

— Из Баситы. Оружие уже куплено. Наша задача только доставить его.

— А почему решили именно морем?

— Все дороги сейчас строго контролируются французами. Я поэтому и предложил такой план. По-моему, он вполне реальный. Главное, не нарваться на таможенников. Они могут принять нас за контрабандистов и увязаться за нами. Тогда нам придется туго. Придется или дать бой, или выбросить оружие.

— Раз ты поручился за нас, то ты уж и действуй с умом, чтобы нам не пришлось потом расхлебывать кашу, которую ты заварил, — сказал моряк, первый проявивший любопытство о цели их ночного похода. — Пока идем порожняком — осторожничаем, а с оружием, что ж, на рожон полезем?

— Полезем на рожон?! С чего ты это взял?

Наступило неловкое молчание. Таруси слышал от моряков и раньше упреки в свой адрес, будто он авантюрист, сорвиголова, любит рисковать когда надо и не надо. Может быть, когда-то это и было так. Но и в те дни он рисковал только своей жизнью, а не чужой. Ну а если речь идет об общих интересах и нужно отвечать не только за себя, он всегда действует осмотрительно и осторожно. Особенно в последние годы. До того уж стал осторожен, что порой сам себе кажется трусом. Уж не старость ли виной тому, что он так часто стал опасливо озираться по сторонам?

— А это правда, что ты вывозил политических ссыльных с острова Арвад? — первым нарушив тишину, спросил Ахмад у Таруси. — Мне об этом рассказал Рахмуни, когда мы плавали в Александрию. Я ничего об этом раньше не знал.

— А зачем тебе было знать? Не велик подвиг — обычное дело. К тому же и давнишнее. Люди, которых мы тогда вывезли, наверное, и сами уже об этом забыли. Они сейчас в Дамаске занимают большие посты. А тогда были просто ссыльными.