Семен Скляренко - Святослав Страница 58

Всю свою жизнь Бразд не боялся никого, разве только орды из-за Днепра. Когда он ложился спать, то засыпал сразу, спокойно.

Теперь Бразда словно подменили. Он был встревожен, все время думал, что кто-то хочет его обмануть, чего-то недодать, что-то утаить. И он свирепо, со всей силой, какой располагал, — и сам, и с помощью княжьих дружинников дознавался, кто еще недодал князю, требовал, чтобы несли недостачу, наказывал, если людям нечего было дать.

А уж от этого пошло и другое. Бразд знал, что в Любече обиженных, обездоленных, наказанных много. Куда бы он ни шел, он чувствовал на себе их взгляды, до него доходили через других слова и угрозы этих людей.

Словам он не придавал значения. Он ничего у людей не брал — за пролитую кровь и службу его пожаловали землею, сделали посадником, ему поручено собирать уроки и чинить новые уставы, искать виновных и карать…

Но спать он не мог. Все время ему казалось, что кто-то ходит вокруг терема, кто-то крадется под стенами, кто-то ночью пробирается на его двор. И потому Бразд велел закупам выкопать ров и насыпать вал вокруг своего двора, завел нескольких псов, способных перегрызть горло человеку.

Эти-то псы и встретили Микулу, как только он ступил во двор своего брата. Едва не искусали, хорошо, что Бразд вышел из терема, отогнал псов.

— Здрав будь, Бразд, — сказал Микула, войдя в сени. — Мир дому твоему, здоровья скотине…

— Здрав будь и ты, Микула, — ответил на приветствие Бразд. — Что с тобою сталось? Ты побледнел, брат, похудел. Хворал, должно быть?

— Так, брат, — отозвался Микула, — я хворал, у меня долго болело здесь. — И он указал сперва на голову, потом на сердце.

— Ты много работаешь, брат, — усмехнулся Бразд. — Сам видел — новые нивы пашень, борта ищешь, на зверя ходишь, зверя ловишь… Много ли тебе надо? Ведь на старом нашем дворище остались только ты да жена…

Нечто похожее на стон вырвалось из груди Микулы.

— Ты говоришь правду, — шевельнул он сухими губами. -

Мне много не надо, нам нужно очень мало, но мы… у нас совсем ничего нет.

Лицо Бразда выразило удивление.

— Как это у тебя ничего нет? — сказал он. — Послушай, Микула, ты говоришь неправду. Ведь и я и Сварг ушли с нашего старого дворища, а тебе оставили и землю, и клети, все добро в хижине, загоны для скота, ямы для хлеба.

— В ямах для хлеба пищат мыши, — горько усмехнулся Микула.

— Так ты хочешь, чтобы я у тебя мышей из ям повыгонял? — сердито процедил Бразд.

— Нет, Бразд, — сказал Микула, — мои мыши пусть мне и остаются. Но, кроме мышей, у меня никакой скотины нет. Подох отцовский конь, а без коня нет и хлеба.

— Я в этом неповинен. — Бразд отвел глаза в сторону. — Мы были равны, когда уходили из отцовского дома. А потом каждый делал то, что умел.

— Вот я и не умею работать так, как другие, как ты, брат Бразд, — вырвалось у Микулы. — Верь мне, я не щадил рук, делал все, что мог, работал больше, чем мог… Но я не умею, не могу…

— Чем же я могу помочь тебе?

— Я пришел к тебе как к брату… Мы с тобой одного рода, одной крови… Помоги!

Бразд долго смотрел на свои руки, лежавшие на столе, потом перевел взгляд на лицо Микулы, у которого мелко тряслась нижняя губа.

— Что там кровь и твой род? — Бразд тяжело вздохнул. — Старого нашего рода уже нет, у каждого из нас теперь свой род. Ты говоришь — кровь, но и кровь у людей разная… Помочь же тебе я не знаю как. Может, хочешь, чтобы я тебя принял в свой дом?

— Нет, Бразд, — поспешно перебил его Микула, — я не хочу, не пойду в твой дом… Ты говоришь правду — старого нашего рода уже нет, у каждого из нас теперь свой род. Так помоги же мне спасти мой род. Дай мне купу.

Бразд долго смеялся.

— Что я слышу! — сказал он наконец. — Я, правда, даю купу людям. И не я даю — что я, княжий холоп, — я даю людям купу от князя. И закуп должен давать: князю — оброк, мне — урок. Если же он этого не сделает, я имею право, как посадник князя, бить его плетьми, аще же убежит, сделаю обельным холопом… А с тобою я что сделаю, если не отдашь оброка и урока?! Буду бить плетьми, сделаю холопом? Как-никак, а ты мне брат…

— Что ж, — глухо произнес Микула, — если будет нужно, бить будешь, сделаешь холопом…

Так Микула взял купу у своего брата.

3

Много людей собралось в этот день в Золотой палате, все скамьи из нее вынесли заранее; вдоль стен толпились лучшие мужи[147] Руси — князья земель и городов, бояре и воеводы, тысяцкие, огнищане, княжьи тиуны.

Только в конце палаты, как всегда, стояли кресла: княгини Ольги — посередине, Святослава и Улеба — по бокам.

Вскоре из дверей вышла княгиня с сыновьями, несколько бояр и воевод. Княгиня Ольга вышла вперед, но не села, как это бывало обычно, в свое кресло, а остановилась и некоторое время стояла возле него.

Все собравшиеся знали, для чего их позвали и что им скажет княгиня. И все же она была очень взволнована и, начав говорить, сама не узнала своего голоса, часто останавливалась, чтобы перевести дыхание.

— Дружина моя, — начала княгиня, — бояре, воеводы, люди Руси! Из близких и далеких земель, со всех окраин днесь позвала я вас сюда, ибо нужда в том велика и важна… Ведомо вам, дружина моя, что вот уже много лет прошло, как не стало князя Игоря и как села я по вашему слову на Киевском столе. За эти годы я сделала, что смогла. А чего не сделала — не кляните, а поскорее выправляйте, ибо тяжкое сейчас время на Руси, мнози дела нужно сотворить. Вот почему собрала я вас, дружина моя! Дела много, а сама я стара и немощна стала, чую уже и конец свой, люди. Давайте же посоветуемся, кто теперь сядет на столе Киевском, кого наречем своим князем…

Тихо было в палате, молчала и княгиня Ольга.

— Тебя волим, княгиня… поможем! — послышалось несколько голосов.

— Нет, дружина моя, — ответила на это княгиня, — я сказала не всуе, мы должны назвать князя.

— Святослав! — раздалось тогда множество голосов одновременно. — Просим Святослава!

И уже все в палате закричали:

— Святослав! Святославу быть князем! Просим Святослава! Когда шум затих, княгиня Ольга произнесла:

— Думала и я, кому князем быть. Святослав будет вашим добрым князем. Иди, сын, садись на столе!

Святослав сел в кресло, на котором когда-то сидели Олег и Игорь, на котором только вчера сидела его мать, княгиня Ольга.

И сразу в палате прозвучал голос:

— Сел еси на Киевском столе князь великий Святослав. Множество голосов подхватило:

— Славен князь Святослав! Славен!

Но вскоре голоса стихли. Два боярина и двое воевод взяли с пола и подняли заранее приготовленный кусок дерна, возложили его на голову князя.

Он почувствовал, как холодная земля коснулась его головы, от дерна отрывались и катились по шее и спине комочки земли.

— Где еси, князь? — спросили у Святослава.

Это была минута нерушимой клятвы, которую всегда в день вокняжения давали людям своим князья Руси. Святослав знал, что надлежало говорить и что говорили князья до него. Он ответил:

— Под родною землею есмь и под людьми моими.

— Будешь ли верно служить людям своим?

— Клянусь.

— А если отступишь?

— Пускай земля поглотит меня/…

Тогда два боярина и двое воевод подняли кусок дерна и разбили его на голове князя Святослава. Земля и корни обсыпали его голову, грудь, руки. Так она засыплет его, если он забудет людей своих.

Но князь Святослав никогда не забудет этой клятвы. Вот подошло к нему несколько гридней. Острой бритвой сняли волосы с головы, оставив только одну прядь: пусть она напоминает людям, что отныне Святослав — великий князь. Вот подошла к Святославу мать, княгиня Ольга, она держала в руках скованный лучшими кузнецами из красной меди, позолоченный, осыпанный множеством драгоценных камней шлем.

Гридни подали ей меч, и она опоясала им Святослава. Один из старейших бояр подал Святославу лук и тул.

— Славен наш князь! — гремели голоса, выплескиваясь из дверей и окон.

Тогда князь Святослав вышел из Золотой палаты, за ним двинулись воеводы и бояре.

Перед крыльцом, куда ни глянь, по всей Горе, на городских стенах, на крышах домов, даже на ветвях деревьев — повсюду было полным-полно людей. От самого крыльца, по обе стороны дороги, что вела к Перуну, в своих боевых доспехах, со щитами и мечами, в несколько рядов стояли дружинники, а впереди них, во главе, — сотенные и десятники. Над ними серебром сверкали копья, под порывами ветра с Днепра развевались знамена земель Черниговской, Переяславской, Древлянской, Новгородской и еще многих, приславших сюда своих гонцов. За дружинниками стояли купцы, ремесленники, женщины и дети со всей Горы…

Как только князь Святослав вышел на крыльцо, ударили бубны, пронзительно зазвучали трубы, засвистели свирели, дружинники ударили в щиты, люди закричали. С крыш, из голубятен, когда раздался весь этот неистовый шум, тучей взлетели в небо голуби и долго кружились над Горою.