Патрик О'Брайан - Капитан первого ранга Страница 59

День этот выпал не на воскресенье, когда между кораблями эскадры то и дело снуют шлюпки с гостями и спешащими в увольнительную моряками. Был обычный будничный день, когда матросы лазают по снастям такелажа или до седьмого пота упражняются в обращении с тяжелыми орудиями. Вблизи «Поликреста» проплыли лишь наемная шлюпка из Дувра да закрытый тентом катер из Диля. Однако задолго до возвращения капитана вся команда нутром чуяла, что скоро придется отправиться в поход. Куда именно, не знал никто, хотя многие строили предположения относительно пункта назначения (на запад, в бухту Ботани-Бей, в Средиземное море, чтобы доставить подарки алжирскому дею и вызволить из плена христианских рабов). Слухи были настойчивы, и Паркер решил убедиться, что якорная цепь чиста: он приказал выбрать ее до панера и, помня неудачное снятие с якоря в Спитхеде, гонял матросов, вновь и вновь репетируя этот маневр до тех пор, пока самый последний тупица не запомнил, где находится шпиль и его место на вымбовке. Паркер встретил капитана ненастойчивым, но серьезным вопрошающим взглядом, и Джек Обри, увидевший его приготовления, произнес:

— Нет, нет, мистер Паркер, можете потравить якорь-цепь. Отходим не сегодня. Будьте добры, попросите мистера Бабингтона зайти ко мне в каюту…

— Мистер Бабингтон, — произнес он, — вы до невозможности грязны.

— Так точно, сэр, — отозвался мичман, который провел первую собачью вахту на грота-салинге с двумя ведрами помоев с камбуза, показывая плотнику, двум кровельщикам (братьям, в прошлом заядлым браконьерам) и немому финну, чем и как нужно смазывать мачты, паруса и бегучий такелаж. Он был с ног до головы облеплен ошметками прогорклого масла и жира из котлов, в которых варилась солонина. — Прошу прощения, сэр.

— Извольте отскоблиться, побриться — полагаю, вы сможете воспользоваться бритвой мистера Парслоу, — наденьте парадную форму и вернитесь сюда. Передайте привет мистеру Паркеру и поезжайте на синем катере в Дувр вместе с Бонденом и шестью надежными матросами, которые достойны пойти в увольнение до вечерней пушки. Передайте то же самое доктору Мэтьюрину, скажите, что я буду рад увидеть его.

— Есть, сэр. Большое спасибо, сэр.

Джек Обри повернулся к письменному столу и написал:

«„Поликрест“. Дюны

Капитан Обри передает наилучшие пожелания миссис Вильерс и крайне сожалеет, что служебные обязанности не позволяют ему принять ее весьма любезное приглашение отобедать в пятницу. Однако он надеется иметь честь и удовольствие навестить ее по возвращении из похода».

— Стивен, — произнес он, подняв на него глаза, — этой запиской я отклоняю приглашение Дианы. Нам приказано выйти в море завтра вечером. Вы не желаете прибавить пару слов или послать письмо? Бабингтон передаст наши извинения.

— Нельзя ли, чтобы Бабингтон передал мои извинения на словах? Я так рад, что вы не сходите на берег. Это было бы величайшим безумием, поскольку вашим кредиторам известно, что «Поликрест» находится в гавани.

Явился Бабингтон, сверкающий чистотой, в кружевной сорочке и безупречно белых панталонах.

— Вы помните миссис Вильерс? — спросил капитан.

— Так точно, сэр. Ведь это же я привез ее к вам на бал.

— Она находится в Дувре, в том самом доме, куда вы заходили, под названием Нью-Плейс. Будьте добры, передайте эту записку. Думаю, и у доктора Мэтьюрина имеется письмо.

— Передайте на словах мой привет и сожаление, что я не могу принять ее приглашение, — отвечал Стивен.

— А теперь выверните ваши карманы, — приказал Джек Обри.

Лицо у Бабингтона вытянулось. На столе выросла кучка различных предметов — какие-то объедки, поразительно большое количество серебряных монет и одна золотая монета. Джек вернул ему четырехпенсовик, заметив, что этого достаточно, чтобы досыта наесться сдобных ватрушек, велел блюсти матросов, доставить их назад в человеческом виде и приказал отчаливать.

— Это единственный способ сохранить его здоровье и остатки нравственности, — объяснил Стивену Джек Обри. — Боюсь, что в Дувре слишком много женщин легкого поведения.

— Прошу прощения, сэр, — произнес Паркер, — но какой-то Киллик просит разрешения подняться на борт.

— Конечно, мистер Паркер, — воскликнул Джек. — Это мой прежний буфетчик… Вот и вы, Киллик, — произнес он, выйдя на палубу. — Рад видеть вас. Что это там?

— Корзины с продовольствием, сэр, — отвечал Киллик, довольный тем, что видит и своего старого капитана, и его новый корабль. — Одна от адмирала Хеддока. Вторая от дам из Мейпс Корт, вернее, от мисс Софи: свинина, сыры, масло, сливки, птица и тому подобное; дичь от соседа. Адмирал подчищает свои припасы, сэр. Там великолепная косуля, сэр, пойманная неделю назад, множество зайцев и еще всякая всячина.

— Мистер Маллок, гордень, нет, двойной гордень на грота-рей. Аккуратнее с этими корзинами. А что в третьей?

— Еще одна косуля, сэр.

— Откуда?

— Она попала под колеса тележки, на которой я ехал, и повредила ногу, сэр, — объяснял Киллик, с некоторым удивлением поглядывая на флагманский корабль, стоящий в отдалении. — В полумиле от поворота на Провендерский мост. Нет, вру, ярдах в двухстах ближе к Ньютон-Прайорс. Вот я и избавил ее от страданий.

— Похвальное добросердечие, — заметил Джек. — Корзина из Мейпс Корт, насколько я понимаю, предназначена для доктора Мэтьюрина.

— Это для всех, сэр, — ответил Киллик. — Мисс велела мне сказать, что поросенок весит двадцать семь с половиной фунтов и что я должен сразу, как только прибуду на корабль, засолить свинину в кадке. Сало она сложила в большой горшок, зная, что вы его любите. Белые пудинги доктору на завтрак.

— Превосходно, Киллик, просто превосходно, — сказал Джек. — Отложи все это в сторону. Аккуратнее с живностью, не повреди ее.

«Подумать только: капитан флота Его Величества может переживать из-за попорченного свиного рыла», — подумал он, делая вид, что разглядывает адмиральские дары: куропатка, фазан, вальдшнеп, бекасы, утка, свиязь, чирки, зайцы. — Ты привез оставшееся вино, Киллик?

— Бутылки разбились, сэр, уцелело только полдюжины бургундского.

Джек Обри многозначительно посмотрел на стюарда, вздохнул, но ничего не сказал. Шести бутылок будет вполне достаточно, если прибавить к ним то, что осталось от прежних запасов.

— Мистер Паркер, мистер Макдональд, надеюсь, вы доставите мне удовольствие и отобедаете завтра у меня в каюте? Я жду гостя.

Оба с улыбкой поклонились и сказали, что будут очень рады. Они действительно были довольны словами капитана, поскольку Джек отклонил последнее приглашение кают-компании к обеду, что оставило у офицеров неприятный осадок, — не лучшее начало совместной службы.

Стивен, по существу, сказал то же самое, когда понял, о чем идет речь:

— Да, да, конечно, премного обязан. Я сначала не сообразил, о чем идет речь.

— Понять проще простого, — отвечал Джек Обри. — Я спросил: «Вы пообедаете со мной завтра?» Приедет Каннинг, и я также пригласил Паркера, Макдональда и Пуллингса.

«Я обеспокоен реальными, может быть, вульгарными проблемами, — размышлял Стивен, — что будет с сердцем матушки Уильямс, когда она обнаружит пустыми сыроварню, птичник, свиной хлев и кладовую? Не разорвется ли оно? Не перестанет ли биться? Или совершенно иссохнет? Как подействует это на ее сосудистую систему? Как-то ответит Софи? Попытается скрыть это обстоятельство, покривит душой? Лгать для нее такое же наказание, как для Киллика — говорить правду. Я незнаком с английской семейной жизнью, женской семейной жизнью: для меня она — неизведанная область».

Джек Обри тоже не желал исследовать эту область. Мучительным усилием воли он запретил себе об этом думать. «Господи, как я люблю Софи!» — подавив в душе этот немой крик, он повернулся и направился в носовую часть судна, чтобы проверить, как вялится окорок на бушприте — первое утешение с начала его службы на «Поликресте». Вернувшись, он произнес:

— Чертовски неприятная мысль пришла мне в голову. Я вспомнил, что Каннинга нельзя угощать свининой, поскольку он еврей. Но может ли он есть оленину? Оленина кошерная пища? Зайчатина тоже не подойдет, поскольку она приравнивается к крольчатине и тому подобному мясу.

— Не имею никакого представления. Полагаю, у вас нет Библии?

— Нет, есть. Я проверял по ней текст семафора от Хиниджа: «Не на силу коня смотрит Он, не к быстроте ног человеческих благоволит». Вы помните? Как вы полагаете, что он подразумевал под этим? Не очень остроумно и вовсе не оригинально. Ведь, в конце концов, всем известно, что не на силу коня смотрит Господь, не к быстроте ног человеческих благоволит. Полагаю, он что-то напутал. Однако последние несколько дней я читал Библию.