Василий Ян - Юность полководца Страница 6

Александр, сверкнув глазами, радостно сказал:

– Спасибо, князь-батюшка! Только об этом и все думы мои!

Ярослав задумчиво продолжал:

– Но только я пошлю тебя не на забаву, а на подвиг ратный. И к нему приступать надо благословясь. Ты начнешь с того, что вступишь в первую сотню моей дружины простым конником. А сотником твоим будет Ратша, муж строгий, честный и храбрый. Когда покажешь отменную доблесть, то он тебя поставит во главе десятка. А дальше все пойдет от твоего усердия и воинской доблести… Одну сотню я посылаю сейчас для охраны гонца полоцкого князя. Терпимо ли, чтобы его вместе с моим письмом вдруг перехватили наши недруги!

Старый воевода Ратша

Александр давно, с самого раннего детства, знал заботливого дружинника Ратшу. На своих руках тот его вынянчил. Суровый с виду, с длинными обвисшими усами, он никогда не носил бороды, а берег и холил усы, подражая во всем своему князю Мстиславу Мстиславичу, прозванному Удатным[23].

Сколько песен пропел, сколько сказок-бывальщин рассказал Ратша!

Теперь Ратше уже много лет. Из его рассказов узнал Александр, каким молодым удальцом вступил он в дружину к храброму князю Мстиславу. Ратша сопровождал его на княжение в Великий Новгород, с ним же он пришел в Переяславль-Залесский, когда князь привез туда свою дочь, красавицу Ростиславу, рожденную от чернобровой половецкой княжны Кончаковны. Там он и выдал ее замуж за князя Переяславльского Ярослава, а Ратша держал золоченый венец и пел «славу» на веселом свадебном пиру.

Состоял Ратша при князе Мстиславе и в злополучной битве на реке Липице, где Ярослав, домогаясь княжения во Владимире на Клязьме, выступил против своего тестя Мстислава и своего же брата Константина Всеволодовича.

Страшной и грозной была эта битва. Брат на брата подняли мечи, споря из-за города. Князья натравливали крестьян переяславльских на суздальских и владимирских, и полегло в этой битве семь тысяч русских голов…

Вскоре после этого побоища Мстислав Удатной с Константином Всеволодовичем уже въезжали в покорившийся Переяславль. Князь Ярослав принес союзникам повинную, но разгневанный тесть приказал Ратше выкрасть дочь Ростиславу и привезти ее обратно в отчий дом. Только год спустя, вняв мольбам дочери, он наконец смягчился и поручил тому же Ратше отвезти молодую княгиню снова в Переяславль. Там Ратша и остался, вступив в дружину переяславльского князя.

Все это вспомнил Александр, когда явился в детинец[24], где жила княжеская дружина.

Он нашел Ратшу под навесом конюшни. Тот стоял подбоченясь и сурово попрекал за нерадивость двух конюхов, выгребавших навоз.

Из-под навеса выступал длинный ряд конских крупов – рыжих, гнедых, вороных и пегих, выхоленных и разжиревших на княжеских кормах, гладких, с нарядно заплетенными хвостами.

Тут сберегались лучшие кони, отделенные один от другого жердями, чтобы не дрались и не баловались. Некоторые особенно беспокойные жеребцы имели на задней ноге железную цепь, прикованную к столбу.

Александр хотел по-старому обнять Ратшу за плечи, но тот, повернувшись, сделал два шага в сторону и стал крутить длинный сивый ус, всматриваясь в княжича.

– Князь-батюшка мне сказал, что я поступаю к тебе в сотню и буду под твоим началом…

– Знаю, говорил мне об этом Ярослав Всеволодович. Но он же мне строго-настрого повелел, чтобы тебе никакой поблажки не давать, а закалить на работе так, чтобы вышел из тебя крепкий, лихой конник. А что такое «поблажки не давать»? Это – следить, чтобы ты честно, исправно, не мешкая, делал все то, что обязан делать каждый конник. Верно ли я сказал?

– Верно. И я стану делать все, что ты мне прикажешь.

– Что нужно перво-наперво коннику?

– Коня! Но я молю: выбери для меня не какого-нибудь смирного коня, а чтобы был как огонь.

– Постой, княжич Олекса, меня не учи! Знаю, что нужно. Помнишь, когда тебе четыре годочка исполнилось, я тебя впервые посадил на боевого коня в настоящее седло и вложил в твои рученьки повод. А все собравшиеся родные и гости зорко смотрели, как мальчонка будет сидеть, не испугается ли, не заплачет. Но ты стал ножками стучать по бокам коня, дергать поводья и требовать витня[25], чтобы его стегануть. Тогда князь Ярослав Всеволодович взял коня под уздцы с одной стороны, а я – с другой, и мы повели его вокруг двора. Ты сидел крепко, покуда конь трижды обошел двор, а напоследях даже прибавил ходу, чтобы перейти в скок. «Славным воином да будет младенец Александр!» – сказал тогда отец Варсонофий. Он отрезал у тебя прядку волос, передал твоей матери и прибавил: «Как преславный святый Егорий Победоносец, да будет твой сын Александр хранителем родной земли на страх врагам».

– Коня! Скорей дай мне коня! – нетерпеливо воскликнул Александр.

– Теперь не такого коня тебе нужно. На смирном коне пристойно ехать на богомолье старому деду. Но и твой конь должен быть тебе верным и покорным. Норовистый конь хорош лишь тогда, когда он злобен в бою с недругами. В твоих же руках конь должен быть послушен, как верный пес. Запомни, что молодой конь делается послушным не оттого, что ты его витнем стегать будешь, а через то, что ты его выпестуешь, как дите; когда он приучится слушаться твоего голоса и выполнять твою волю…

– Выбери мне такого коня!

– Я уже наметил одного. Твой дед, князь Мстислав Мстиславич, прислал твоему князю-батюшке целый табун отборных половецких коней. Среди них я приметил одного горячего жеребца-игрунчика – хоть под Егория Хороброго!..

– Скорей, скорей, Ратша! Где же конь?

– Одно запомни, княжич Олекса: те, кто знают лошадиный нрав, никогда не бьют коней, пока на них не сядут.

– Не терпится мне, Ратша! Больно уж охота коня посмотреть.

– Потерпи малость… Эй, друже! – крикнул Ратша. – Выведи-ка гнедого Серчана, что сегодня привели.

Один из конюхов, босой, с подоткнутыми полами кафтана, бросил лопату и прошел под навес. Громко застучали копыта по деревянному настилу, когда большой широкозадый гнедой жеребец вылетел, почуяв свободу. Вцепившись в его недоуздок, конюх висел, волочась ногами по земле. Остальные конюхи бросились наперерез. Ухватив коня за недоуздок с другой стороны, они его остановили.

– Ну, как? – спросил Ратша, косясь на Александра. – Люб али не люб тебе такой зверь?

– Вот такой мне по сердцу! – прошептал Александр, задыхаясь от радости.

– Попробуй теперь его стегнуть витнем, – заметил Ратша, – так он этого тебе до последнего своего смертного часа не забудет… А ежели ты его огладишь, успокоишь да еще ржаную лепешку дашь, помазав медом, конь почует в тебе друга и хозяина, а потом и сесть на себя позволит. На таком коне ты любого врага догонишь, он тебя и сквозь сечу пронесет, а если ты, раненный, упадешь в поле, конь тебя не покинет, а возле стоять будет.

Александр подошел ближе к гнедому жеребцу. Княжичу очень хотелось, чтобы конь посмотрел ему в глаза, протянул к руке теплые, мягкие губы. Но гнедой, подняв голову, смотрел куда-то вдаль. Конюшня находилась на самой вершине холма, где стоял детинец. Отсюда было видно далеко вокруг: и синие дальние леса, и часть Плещеева озера, и зеленые луга за ним… Там рассыпались разномастные кобылицы княжеского табуна. К ним стремилось сердце гнедого жеребца, и он звонко заржал, содрогаясь всем своим напряженным, блестящим на солнце мускулистым телом…

Наказ Даниилу Острословцу

Князь Ярослав не забыл о Данииле Острословце и приказал челядинцу его привести.

Темнолицый, с беспокойными черными глазами, с космами полуседых волос, Даниил стоял, крутя в руках старый собачий треух, подаренный ему медвежатником Еремой.

Князь окинул Даниила недоверчивым строгим взглядом и стал всматриваться в его длинный сухой нос и лохматые брови, как у святителей на иконах.

– Ты из греков, что ли?

– Нет, пресветлый князь-батюшка. Я с Волыни.

– Ты и тестя моего, князя Мстислава Мстиславича, поди, видел?

– Сподобил Господь увидеть. Ткнул он меня перстом в лоб и сказал: «Не поёшь ты, а орешь, аки петух половецкий». Я еще тогда в монастыре крылошанином[26] стихиры пел, когда князь Мстислав Мстиславич приехал к нам и заупокойную обедню велел отслужить по убиенным воинам, живот свой за родину положившим в бою с татарами в Диком поле близ реки Калки.

– Скорбная для нас была битва… Уже двенадцать лет прошло, а мы все ждем и не знаем, придут ли сюда к нам опять татары или они навсегда затаились за Волгой.

– Придут, княже, мой господине: однажды нашей русской кровушки попробовав, татарин, что медведь-шатун сыроядец, от нас не отстанет!

– И то правда! Вести дошли до меня, что царь татарский Батыга полонил великий город Булгар, по всей булгарской земле своих тиунов поставил и опять в степи Половецкие обратно ушел.

– А может, Господь нас помилует и орда татарская в Суздальское Залесье больше не заглянет: ведь тут самый дремучий медвежий угол.