Эдуардо Галеано - Вскрытые вены Латинской Америки Страница 6

4. А. Нaileу. The Moneychangers. New York, 1975.

5. Цит. по: М. Ильин. Избранные произведения. М., 1962, т. 1, с. 6.

6. “Granma”, 30 mar. 1985.

7. “Granma”, 10 apr. 1985.

8. «Правда», 22 ноября 1985 г.

Введение

«...Мы долго хранили молчание, весьма похожее на глупость...»

(Прокламация Повстанческой хунты защитников города Ла-Пас, 16 июля 1809 г.)

Сто двадцать миллионов детей в центре бури

Международное разделение труда в капиталистическом мире приводит к тому, что одни страны постоянно выигрывают, а другие — проигрывают. Наша часть света, которую мы сегодня называем Латинской Америкой, рано определилась в этом смысле: она стала специализироваться на проигрыше с той самой поры, когда европейцы эпохи Возрождения ринулись через океан и впились зубами ей в глотку. Прошли века, и функции Латинской Америки стали более современными. Это уже не былое царство чудес, где действительность затмевала сказку, а воображение чувствовало себя бессильным, взирая на плоды конкисты, груды золота и горы серебра. Но как и прежде, наш регион находится на положении прислуги. Он по-прежнему служит чужим интересам — как источник и склад нефти и железа, меди и мяса, фруктов и кофе, сырья и продуктов питания, предназначенных для богатых стран, выигрывающих от их потребления гораздо больше, чем Латинская Америка — от их производства. Покупатели наших товаров взимают с них налоги, намного превышающие ту выручку, которую за них получают наши продавцы, и вообще, как заявил в июле 1968 г. координатор программы «Союз ради прогресса» Кови Т. Оливер, «говорить в наше время о твердых ценах — значит опускаться до уровня средневековых понятий. Мы живем в эпоху свободной коммерции...». Чем больше свободы предоставляется торговле, тем больше тюрем надо сооружать для тех, кто становится жертвой этой торговли. Наши режимы, руководимые инквизиторами и палачами, работают не только для обеспечения господствующего /26/ внешнего рынка, они гарантируют обильные источники прибылей, берущие начало в иностранных займах и внешних инвестициях во внутренние рынки, находящиеся под жестким контролем. «Здесь говорили об уступках, сделанных Латинской Америкой иностранному капиталу, но об уступках Соединенных Штатов капиталу других стран нет даже основания говорить... Дело в том, что мы не идем на уступки, — предупреждал еще в 1913 г. президент Вудро Вильсон. Он утверждал: — Страной владеет и над ней господствует тот капитал, который в нее вложен». И он был прав. Постепенно мы даже утратили право называться американцами, хотя гаитяне и кубинцы вошли в историю как новые народы за целое столетие до того, как первые поселенцы с «Мэйфлауэра» обосновались на Плимутском побережье. И теперь для всех Америка — это только Соединенные Штаты, мы живем в лучшем случае в некоей суб-Америке, в какой-то расплывчатой второсортной Америке.

Латинская Америка — регион со вскрытыми венами. С момента открытия и до наших дней все здесь превращалось в европейский, а позднее — в североамериканский капитал, и этот капитал накапливался и продолжает накапливаться в далеких от нас центрах власти. Все — земля, ее плоды, ее богатые полезными ископаемыми недра, люди, трудоспособность и потребительский спрос, природные и человеческие ресурсы, способ производства и классовая структура каждого района — определялось извне по мере его включения в общую систему капитализма. И каждому району навязывалась одна функция, всегда благоприятствующая развитию очередной иностранной метрополии. Так образовалась бесконечная цепь последовательных подчинений, состоящая из многих звеньев, при этом и внутри самой Латинской Америки имеются свои звенья: зависимость малых стран от крупных соседей, социальный гнет внутри каждой страны, эксплуатация крупными городами и портами сырьевых и трудовых ресурсов периферии. (Четыре столетия назад ужо возникли 10 из 20 самых населенных городов современной Латинской Америки.)

Для тех, кто воспринимает историю только как своего рода состязание, отсталость и нищета Латинской Америки есть не что иное, как следствие ее неудачи. Мы проиграли — другие выиграли. Но дело в том, что выигравшие выиграли лишь благодаря тому, что мы проиграли: /27/ история отставания Латинской Америки неотделима, как уже говорилось, от истории развития мирового капитализма. Наше поражение всегда становилось составной частью чужой победы, наше богатство всегда порождало нашу нищету, вскармливая процветание других: разных империй и их наместников. Колониальная и неоколониальная алхимия превращает золото в негодный хлам, продукты питания — в яд. Потоси, Сакатекас и Оуру-Прету рухнули с осиянных блеском драгоценных металлов высот в глубокие колодцы опустевших рудников, разорение опустошило и чилийскую селитряную пампу, и бразильскую каучуконосную сельву. Сахарный Северо-Восток Бразилии, кебрачевые леса Аргентины, нефтяные поселки у озера Маракайбо также имели печальную возможность убедиться, сколь недолговечны блага, даруемые природой и узурпируемые империализмом. Золотой дождь, орошающий центры империалистической власти, превращает в болото ее обширные окраины. И согласно тому же закону симметрии, благосостояние наших правящих классов — правящих внутри, хотя подчиненных внешним силам — оборачивается проклятием для наших масс, обреченных влачить жизнь вьючных животных.

Брешь расширяется. К середине прошлого века уровень жизни богатых стран превосходил уровень жизни бедных стран на 50%. Но прогресс усиливает неравенство: в апреле 1969 г. в речи, обращенной к Организации американских государств (OAГ), Ричард Никсон заявил, что к концу XX в. доход на душу населения в Соединенных Штатах будет в пятнадцать раз выше, чем в Латинской Америке. Сила империалистической системы в целом опирается на неизбежное неравенство составляющих ее частей, и это неравенство приобретает все более драматический характер. Страны-угнетатели становятся все более богатыми в абсолютном исчислении, но гораздо богаче они становятся относительно — за счет постоянно растущего неравенства. Капитализм центра может позволить себе роскошь — создавать мифы об изобилии и верить в них, однако мифами сыт не будешь, и это хорошо известно бедным странам, составляющим обширный периферийный капитализм. Средний доход североамериканца в семь раз больше среднего дохода жителя Латинской Америки, и при этом растет он в десять раз быстрее. А ведь показатель среднего дохода обманчив из-за бездонной пропасти, которая разделяет бедное большинство и /28/ богатое меньшинство региона, находящегося к югу от реки Рио-Гранде. И действительно, 6 млн. латиноамериканцев, образующих вершину социальной пирамиды, имеют, согласно данным ООН, такой же доход, как 140 млн. человек, входящих в ее основание. С одной стороны, у 60 млн. крестьян доходы не превышают 25 центов в день, а с другой стороны, те, кто наживаются на чужих несчастьях, могут позволить себе откладывать по 5 млн. долл. в швейцарских или американских банках, растрачивать капитал впустую, бросать деньги на вызывающую и оскорбительную роскошь, делать непроизводительные вложения, составляющие не менее половины всех вложений, — а ведь Латинская Америка могла бы направить их на развитие производительных сил. Наши правящие классы, изначально включенные в орбиту империалистической власти, не испытывают ни малейшего желания хотя бы проверить, не окажется ли патриотизм более рентабельным, чем предательство, и действительно ли выпрашивание подачек является единственной возможной формой международной политики. Суверенитет отдают под заклад под тем предлогом, что «иного пути нет». Пытаясь обелить себя, олигархия намеренно выдает свое собственное бессилие за придуманное ею отсутствие перспективы наций.

Жозуэ де Кастро заявляет: «Хотя я и получил международную премию мира, думаю, что у Америки нет иной альтернативы, кроме насилия». А в центре всей этой бури — 120 млн. страдающих детей. Население Латинской Америки растет быстрее, чем где бы то ни было, за полвека его прирост утроился. Каждую минуту от голода и болезней умирает один ребенок, однако к 2000 г. население Латинской Америки составит уже 650 млн. человек, при этом половила из них будет моложе 15 лет — настоящая бомба замедленного действия! К концу 1970 г. на 280 млн. латиноамериканцев приходилось 50 млн. полностью или частично безработных и около 100 млн. неграмотных; половина латиноамериканцев живет в тесноте, в не не отвечающих санитарным нормам жилищах. Три самых крупных рынка Латинской Америки — Аргентина, Бразилия и Мексика, — даже взятые вместе, не могут достичь объема потребления Франции или Западной Германии, хотя общее население тройки крупнейших наших стран намного превосходит население любой европейской страны. Латинская Америка производит сегодня меньше продуктов на душу населения, чем перед последней /29/ мировой войной, а ее экспорт в расчете на душу населения уменьшился — в постоянных ценах — в три раза по сравнению с тем, каким он был накануне кризиса 1929 г. Эта, система вполне разумна с точки зрения ее иностранных хозяев и с точки зрения нашей посреднической буржуазии, продавшей душу дьяволу за цену, которая заставила бы покраснеть Фауста. Но эта система совершенно неразумна для всех остальных, ибо чем дольше она развивается, тем больше усиливаются ее нестабильность и внутренняя напряженность, ее вопиющие противоречия. Даже несамостоятельная и запоздалая индустриализация, сосуществующая с латифундиями и системой неравенства, порождает безработицу, вместо того чтобы способствовать ее устранению, и это в регионе, где безостановочно увеличивается количество незанятых рабочих рук. Новые промышленные предприятия сооружаются в привилегированных «полюсах развития» — Сан-Паулу, Буэнос-Айресе, Мехико, — однако они раз от разу требуют все меньше рабочей силы. Рецепты индустриализации упустили маленький нюанс — избыток людей. А люди все плодятся. Они занимаются любовью с энтузиазмом, но без предосторожностей. И все больше людей остается на обочине жизни, не находя работы ни на полях латифундий с их огромными пустошами, ни в городах, где царствуют машины: система отвергает людей. Североамериканские миссии в массовом масштабе проводят стерилизацию женщин, раздают направо и налево противозачаточные таблетки, диафрагмы, спирали, презервативы. Но в ответ на все эти меры появляются новые дети; они упрямо продолжают рождаться, эти латиноамериканские дети, и предъявляют права на свое законное место под солнцем на этой прекрасной земле, которая могла бы щедро одарить всех тем, в чем почти каждому отказано.