Геннадий Ананьев - Вокруг трона Ивана Грозного Страница 6

Поругав себя за неумелость, Адашев начал приглядываться и прислушиваться, а долго ли до разумности, если по уму подойти. Смышлёные подьячие, кому было поручено готовить Судебник, уже, можно сказать, заканчивали его основу. Они, сравнив древнюю Русскую Правду с Русской Правдой Ярослава Мудрого, а затем с Судебником Ивана Третьего, нашли в них полное сходство в нормах ответственности за свершённые нарушения правил общежития и за преступления. Менялись в какой-то мере только формы судопроизводства и его цели. Судебник 1497 года был подчинён идее централизации власти, в то же время отдавал дань славянорусским традициям, шёл на уступки общинам городов и посёлков; им предоставлялось право участвовать в суде через своих выборных представителей: старост, сотских, добрых людей, то есть присяжных.

Подьячие решили не менять этого принципа, внося лишь изменения в организационные формы — установили единый порядок для всех областей, и так как они делились на округа, губы, то в каждом округе избирался губной староста. Все судебные дела, кроме уголовных, переходили в их руки. В таком виде представили проект Судебника Алексею Адашеву. Тот, однако же, смотрел дальше подьячих, он видел в Судебнике основу реорганизации всей системы местного самоуправления, на которую можно возложить большую ответственность перед государством. Он внёс существенные добавления. Перво-наперво вменялось в обязанность губным старостам судить уголовные дела. Во-вторых, общине, во главе с губным старостой, надо было распределять налоги и собирать их. И наконец, Адашев предложил в статьи о холопстве внести такое изменение: дети, рождённые до перехода родителей в холопство, считаются свободными; запретить продавать детей в рабство родителям свободных состояний; тем же, кто готов продать себя в рабство, может это делать «в любое время года».

Читал ли Адашев внимательно древнюю Русскую Правду? Ведь в ней чёрным по белому написано, что те, кто продаёт себя в рабство добровольно, карается смертью. Может, он и читал, и знал о таком порядке, но эпоха первых русских царей стала иной, чем эпоха вечевого правления, эпоха князей-воевод, полностью подчинённых вече и на нём выборанным степенным посадникам. Народ сам решал, как ему жить, а не самодержцы, окружившие себя далёким от людей боярством, а затем и дворянством. В древности у славяноруссов было установлено так: даже пленённый вражеский воин, вступив на Русскую землю, почитался совсем свободным.

Иван Грозный, обычно вносивший поправки в документы, ему представляемые, на этот раз вернул Судебник Адашеву с похвалой.

   — Готовь несколько списков для утверждения на Думе, затем и на Соборе.

   — У меня, государь, есть просьба: дозволь приобрести печатную машину или, для ускорения дела, заказать своим умельцам?

   — Разумно. Не нужны переписчики, за которыми глаз да глаз, чтобы не перепутали чего или не добавили отсебятину. Машина не наврёт, сколько бы раз ни тискал на бумагу. Дерзай.

Алексею Адашеву того и надо. У него почти всё было готово для типографии, он только ждал удобного момента получить одобрение государя. Через две-три недели печатный станок заработает.

   — Как с законом о дворянстве? — спросил Иван Грозный. — Скоро ли?

   — Приблизительно через месяц. Не все губернии прислали расклад свободных и доступных для передачи в казну земель. Не промахнуться бы в спешке.

   — Ладно. Поспешай не егозя.

Ни Иван Грозный, ни Алексей Адашев ни полусловом не обмолвились о челобитных. А их — мешки. Десяток подьячих парят лбы, их разбирая, даже сквернословя в адрес жалобщиков: более половины жалоб ну никак не для Кремля, тем более для царя всей России. Пастух загнал в реку стадо и долго держал в холодной воде, отчего многие коровы застудили вымя. Сосед нарушил межу. Соседская коза забралась в огород, всё потоптав и попортив посадки. Особенно много тяжб было о захвате земли. Не четей[10], а клочков. Такие споры — для общинных судов. Кремлю не до этих мелочей. Вот будет принят закон о губных старостах — им и вожжи в руки.

Оставляли без внимания подьячие и челобитные серьёзными просьбами — зачем государю лишняя докука? Есть его наместники, пусть они и решают, рассудили подьячие. Только жалобы на самих наместников и бояр-притеснителей откладывали в отдельную папку для доклада Адашеву. Пухла эта папка, а никому до неё не было интереса. Естественно, что постепенно и сами подьячие тоже стали относиться к своей работе спустя рукава. Они знали, что царь, Адашев и почти все приказы заняты преобразовательными проектами.

И в самом деле, на очереди реорганизация службы управления. И здесь Иван Грозный поддержал Адашева, предложившего отобрать тысячу самых лучших из детей боярских для высшей столичной знати, разделив их на три класса, или статьи, и в соответствии со статейностью наделить в ближнем Подмосковье поместьями. Эта новая аристократия основательно потеснит спесивых бояр и станет исполнять свои обязанности ревностно, ибо за нерадивость последуют наказания: на первый случай — понижение в статье, если же это не поможет — вон из тысячи. С потерей, само собой, поместья.

В этой реорганизации уже можно видеть зачатки опричнины. Не предполагал Алексей Адашев, что своими руками готовит себе и брату своему мучительную кончину.

Разделение на статьи так понравилось Ивану Грозному, что он велел этот же принцип применить и для реорганизации ратной службы. Не всех дворян, определённых в полковую службу, стричь под одну гребёнку, но каждому по его статье — определённый надел и определённые обязанности.

Получив такие указания, Поместный и Разрядный приказы быстро управились со своими уроками. Определили норму: с сотни четей пахотной земли дворянин выставляет на ратную службу для боев и походов одного конного ратника с запасным конём. Сам тоже выступает в поход. Вместо конника возможен денежный взнос. Вопрос оставался лишь в том, где и сколько дворян наделить поместьями.

Официальная московская летопись, подтверждают которую списки Разрядного приказа, сообщает такие данные о количестве уездных полковых дворян: по Суздалю — 636, по Можайску — 486, по Вязьме — 314... Список длинный, приводить его полностью, считаю, нет смысла, понятно и так, что основой войскового комплектования, особенно низового командного состава, стали дворяне, и это значительно увеличило мощь Вооружённых сил России. Лучше стала их организация. Всё это не замедлило сказаться на ратных успехах в борьбе с алчными соседями.

Алексей Адашев занимался проектами реорганизации системы управления страной и ратной службы, стараясь проводить свои идеи через Вселенские соборы (за 1550-1553 годы их было проведено шестнадцать), он успевал к тому же вести переговоры как с теми, кто лелеял захватнические устремления, так и с теми, кто стремился к дружбе с Россией, кто хотел с нею прибыльно торговать — вскоре стал руководителем Посольского приказа, выдающимся для своего времени дипломатом. Брат его, Даниил, тем временем стяжал славу храброго и удачливого ратника в сечах с набегами крымцев и казанцев, стремительно повышаясь в чинах. Недоброжелатели, считавшие Адашевых выскочками по случаю, злословили, будто Даниил не храбр, а труслив, да и не так умён, как его превозносят, а его тянет за уши старший брат, ставший любимцем царя.

Конечно, поддержку Алексея исключить полностью нельзя, но не Алексей же сражался с ворогами за Даниила, выказывая невероятную храбрость и завидную сноровку. Не без замолвленного слова, можно думать, обошлось и назначение Даниила Адашева первым воеводой московской рати, посланной на Дон. Однако разве это назначение стало обузным?

Отношения с Крымом в этот период накалились донельзя. Переговорными усилиями Алексея Адашева удалось посадить на казанский престол сторонника Москвы Шаха-Али[11]. Хан Девлет-Гирей[12] не мог смириться с потерей влияния на Казань и усилил набеги на южные российские земли. Более того, вступив в союз с ногаями, Девлет-Гирей, при поддержке Османской империи, собрал до сотни тысяч всадников и выступил в поход в самом начале зимы, выбор времени был необычен для татар. Хан вовсе не думал, что за его действиями пристально следят князья порубежных вотчин, снабжая сведениями Ивана Грозного.

Надеясь на успех, Девлет-Гирей начал наступление не в одиночку — он приказал своему сыну Махмуд-Гирею идти к Рязани, улану Мухамеду — к Туле, ногаям и улану Ширинскому — на Каширу. Огромное войско тремя языками подступило к реке Мече, но предводители похода сведали, что русские не распустили свои полки по домам до весны, как это обычно делали, что князь Шереметев с несколькими полками находился в Белёве, а князь Воротынский стоит (тоже с несколькими полками) в Туле. Но сведения те были устаревшими: воеводы Иван Шереметев и Михаил Воротынский уже обходили справа и слева войско Девлет-Гирея, и когда крымцы узнали об этом, было поздно. Стотысячное войско захватчиков, застигнутое врасплох, было разбито наголову.