Анатолий Хлопецкий - Русский самурай. Книга 2. Возвращение самурая Страница 6

– Так ведь смотрите, что вокруг делается: война вон идет, а я, на взгляд многих, пустяковым делом занимаюсь – любителей на татами разминаю… Мне и самому порой кажется, что не тем я занят по нынешним временам.

Отец Алексий рассмеялся:

– Это в вас силушка применения не находит. Настоящей драки захотелось? Вот когда почувствуете, что за настоящее дело, на настоящего супостата сердце выступить требует, не сдержать себя – тогда и придет ваш час. А насчет славы своей вы зря – уважительно о вас говорят. И цирк тоже не торопитесь хаять – цирковой борьбой очень стоящие личности всерьез занимаются: слыхали такого писателя известного – Куприна Александра Ивановича? А еще «дядя Гиляй» – очеркист московский. Вот тот силач – подковы и гвозди железные гнет голыми руками.

Они помолчали, неторопливо шагая бок о бок, не доходя до оживленной набережной, свернули снова в малолюдный переулок. Их сокровенному разговору не нужны были праздные наблюдатели.

– Я смотрю на людей, которые приходят сейчас ко мне в спортивный зал, и мне трудно с ними, батюшка, – признался Василий. – Они ведь не защите хотят учиться, не в силе состязаться идут – они хотят, чтобы я научил их убивать. Где правда, отец Алексий? И разве правду добывают насилием, ненавистью, кровью? А я чувствую – будет большая кровь. Вы понимаете, я не о войне говорю: там кровь уже льется.

– Вот это разговор серьезный. А то говорили: цирк, ярмарка, – упрекнул отец Алексий. – Что значит ваша известность и то, какая она, есть она или нет, перед главным: как вам в эти времена себя не потерять? Я вам так скажу, по своему человеческому, не пастырскому, а просто стариковскому разумению: прежнего не воротить – нельзя дважды ступить в одну и ту же воду. И для бегущей реки времени это также верно. Сейчас к власти разные силы рвутся. И Россию все за собой удержать хотят. Но те, которые иноземную силу не посовестятся на нее призвать, чтобы удержаться, – за ними не может быть правды. Простые люди – мужики, солдаты, рабочие – это хорошо чувствуют. А за кем правда – с тем и Господь.

Они снова замолчали.

«В самом деле – как верно и как просто», – удивился Василий.

– А что касается единоборства, борьбы, – прервал его размышления отец Алексий, – то, судя по тому, что вы мне успели рассказать, да и по здешним отзывам, она – призвание ваше. К тому же сам владыка Николай вас на это благословил. Так что это, сударь, от Бога. И разве можно ставить призвание, судьбу в зависимость от переменчивых обстоятельств? Да это и не получится у вас, помяните мое слово: даже если на время придется оставить это занятие, вы к нему вернетесь как к главному делу вашей жизни.

– Я не умею вам объяснить, – продолжал отец Алексий, – но даже в той горечи, с какой вы нынче говорите о вашем деле, чувствуется, что для вас оно не просто физические упражнения. Вы душу в это вложили, вот что. И тревожитесь, что сейчас не идет вам та отдача, которую вы бессознательно ждете. Ведь вы большой отдачи ждете, душу-то вкладывая?

– Да, да! – горячо подтвердил Василий, не сводя глаз со своего собеседника.

Отец Алексий вздохнул:

– На все воля Господа. Он один знает все пути и времена всех свершений…

Василий приостановился – слова преосвященного Николая, сказанные ему, еще совсем мальчику, в Киото, вспыхнули в его памяти: «В свое время Господь укажет, сын мой. Неисповедима Милость Господня. Молись и слушай сердце свое. Там и найдешь ответ, если будет Бог в твоей душе. На Него одного уповай».

– Вас Бог мне послал, отец Алексий, – убежденно сказал он. – Спасибо вам великое за беседу и особенно за эти последние слова.

Он замолчал, вдруг испугавшись, что священник не примет эту благодарность или ответит какими-то расхожими словами о своем пастырском долге, но отец Алексий в ответ лишь молча склонил свою седую голову.

Признаюсь, меня самого долго мучил вопрос, как определял для себя место в тогдашней российской смуте Василий Сергеевич Ощепков: какую роль в его решениях играли происхождение, воспитание; как он сам и окружавшие его люди рассматривали его социальное положение?

Строить предположения было сложновато: слишком уж много было противоречивых вводных.

И, как бывало в таких случаях и прежде, словно прознав из своего невозвратимого далека о моих затруднениях, на помощь мне пришел мой незаменимый друг и помощник Николай Васильевич Мурашов: я вспомнил, что, рассказывая о добром своем воспитателе – владивостокском священнике отце Алексии, – Николай Васильевич сказал:

– А вы знаете, однажды в разговорах с Василием Сергеевичем я выяснил, что и ему доводилось встречаться с этим человеком. А уж в моей жизни он сыграл в свое время очень большую роль.

Так родилась у меня версия этой встречи, окрепла мысль, что именно в пору нравственного выбора и повстречался Василию Сергеевичу Ощепкову этот незаметный, скромный, но светлый и крепкий духом священник. И слова его должны были упасть на благодатную почву: не могла долго оставаться незаполненной пустота, возникшая после кончины святителя Николая в душе его ученика.

Хотя была ли она, эта пустота? Ведь со смертью святителя не могло исчезнуть все то, что владыка и его сподвижники стремились взрастить в душе своего питомца. И, думается мне, на протяжении всей своей жизни он возвращался к заветам святителя, мысленно сверял с ним свои и чужие мысли и поступки.

Понятнее стала для меня и дальнейшая житейская дорога моего героя: он продолжал жить не только по воле житейских обстоятельств, но и по Божьей Воле, а также по собственному выбору, который сделала его душа.

В чем-то, сознаюсь, повторяли мои собственные раздумья размышления моего героя о Заповедях Божьих. Прежде я не раз задумывался о том, почему так здорово расходятся с жизнью людей советского времени такие, скажем, прекрасные, неоспоримо верные заповеди коммунизма: «Человек человеку – друг, товарищ и брат», или «Непримиримость к несправедливости, тунеядству, нечестности, карьеризму, стяжательству», или «Честность и правдивость, нравственная чистота, простота и скромность в общественной и личной жизни». Ведь человека, соответствующего этим критериям, можно было встретить так же нечасто, как и ни разу не преступившего все десять Заповедей Божиих.

Разумеется, это обстоятельство обычно очень просто объяснялось «пережитками прошлого в сознании людей» или «происками бесовской силы». Но уж очень простое, расхожее и потому не слишком убедительное это объяснение.

И подумалось мне, а не в том ли дело, что со временем и принципы коммунизма, и начертанные навечно библейские заповеди превратились в лозунги, которые воспринимаются давно не душой, а только сознанием, логикой. А не став частью души, разве обязательны они для повседневного исполнения, хотя и известны каждому?

Вспомнился и отрывок нашего давнего разговора с владыкой Кириллом, митрополитом Смоленским и Калининградским, о том, почему после революции российский народ так легко оставил веру своих отцов, почему не было по-настоящему серьезных выступлений народных, когда рушились храмы, не говоря уже о религиозных войнах.

– Надо иметь в виду, – сказал тогда владыка Кирилл, – что и до революции для многих людей христианство состояло почти исключительно в выполнении внешних предписаний: заказать водосвятие, молебен, крестины, поставить свечу, подать поминание, не есть скоромного в пост. Христианство, по существу, было для многих простых людей известным от отцов и дедов набором церковных обрядов и обычаев. Не забывайте, что первый перевод Библии на русский язык был закончен лишь в 1876 году, фактически за несколько десятилетий до революции, а старославянский перевод народ понимал плохо. Большинство обывателей проводило жизнь в бытовых заботах, не задумывалось о труде для спасения души, о внутренней борьбе человека со своими греховными страстями. Да не все из священников и умели учить, скажем, смирять свою гордыню, прощать врагам своим, не завидовать чужому богатству и успехам, быть милосердным к падшим.

К тому же обыденная жизнь, в том числе нередко и жизнь самих духовных лиц, далеко не подавала на каждом шагу примеры соблюдения Заповедей Божиих – скорее, наоборот…

Потому-то, как только народу сказали, что обряды – это выдумка попов и обман, многие легко перестали верить и в Бога – ибо Бог, по существу, и был для них тем, кто за соблюдение обрядов должен дать хорошую жизнь. Если же обряды – обман, то и сам Бог – выдумка… И осталась в душах человеческих пустота, которую, кстати, и моральным кодексом строителя коммунизма не удалось заполнить, как показали дальнейшие события. От него народ отрекся с еще большей быстротой.

– Как же вернуть людям простые и светлые христианские нравственные законы?… – невольно воскликнул я.

– Неустанно напоминать каждому человеку, что он создан по образу и подобию Божию, разъяснять, что это значит, учить, как в житейских превратностях не утратить в себе этот Дар Господень – бессмертную душу, – задумчиво отозвался владыка. – И начинать надо с раннего детства, с младенчества, когда еще детское сердце распахнуто миру, открыто Слову Божьему. Помните, какую роль в жизни мальчика Васи Ощепкова сыграла встреча с преосвященным Николаем?