Виктория Холт - Королева-распутница Страница 6

— Я пойду с тобой и добавлю мой голос к твоему.

— Нет, мой дорогой. Помни, что король завидует тебе. Позволь мне сходить к нему одной. Я передам тебе каждое слово нашей беседы.

— Мама, ты не позволишь отправить меня в эту варварскую страну?

— Я послала тебя в Англию? Ты забыл, как снисходительно я отнеслась к весьма негалантному отказу который получила от тебя королева Англии?

Катрин рассмеялась.

— Ты оскорбил ее. Она могла объявить нам войну — ты знаешь, как она самолюбива. Я никогда не забуду твое лукавое за явление о том, что, если ты женишься на любовнице графа Лейчестерского, ему придется жениться на твоей любовнице. Ты весьма остроумен, я обожаю тебя за это. Я не смогу обходиться без твоих шуток. Разве не страдала я, когда ты уезжал на войну. Нет, мой дорогой, я не позволю отправить тебя в Польшу… или в другую страну.

Он поцеловал ее руку; она осторожно коснулась его локонов — он не любил, когда ему портили прическу.

Король Карл находился в наиболее приятной для него части дворца — в покоях Мари Туше, его обожаемой любовницы.

Ему было двадцать два года, но он выглядел старше; морщины покрывали землистое лицо Карла. За свою жизнь он не был здоров больше восьми дней подряд; его волосы редели, он прихрамывал. В двадцать два года Карл напоминал старика. Однако его лицо было необычным, порой оно казалось почти красивым. Широко поставленные карие глаза Карла имели золотистый оттенок; настороженные и умные, они напоминали глаза его отца. В промежутках между приступами безумия они казались добрыми. Это были глаза сильного человека. Их несоответствие слабому, вялому рту и безвольному подбородку делало лицо Карла необычным. В нем присутствовали черты двух мужчин — того, каким мог быть Карл, и того, каким он являлся в действительности, сильного и доброго гуманиста, и человека с дурной кровью, всю свою недолгую жизнь несущего бремя дедовских излишеств. Еженедельно его заболевание легких обострялось; теряя физическую силу, он все с большим трудом управлял своим разумом. Приступы безумия и периоды меланхолии учащались. Когда посреди ночи его охватывала внезапная ярость, он вскакивал с кровати, будил приятелей, надевал маску и отправлялся в дом одного из своих друзей; шайка хулиганов избивала молодого человека в его постели. Это было любимым времяпрепровождением короля во время его безумия; он поколачивал своих любимых друзей. То же самое он проделывал с обожаемыми им собаками. Обретя рассудок, он горько оплакивал забитых до смерти животных.

Он постоянно испытывал беспокойство и страх. Карл боялся своих братьев, герцогов Анжуйского и Аленсонского, особенно первого, пользовавшегося безграничной преданностью матери. Карл сознавал, что мать хотела отдать трон Генриху и что они что-то замышляют. Он чувствовал, что беременность королевы тревожит их.

Также он боялся Гизов. Красивый молодой герцог был одним из самых честолюбивых мужчин страны; Генриха де Гиза поддерживал его дядя, кардинал Лоррен, коварный негодяй, чей язык мог ранить, как меч. Еще были братья кардинала — кардинал де Гиз, герцог д'Омаль, Великий Приор и герцог д'Эльбеф. Могущественные принцы Лоррены не отводили глаз от французского трона и использовали все шансы для продвижения их племянника, Генриха де Гиза, который благодаря своему обаянию и достоинству пользовался любовью парижан.

Но кое-кому король мог доверять. Как ни странно, в числе таких людей была его жена. Он не любил свою супругу, но завоевал ее сердце добротой и мягкостью. Несчастную юную Элизабет, как и многих других принцесс, положили на алтарь большой политики; она приехала из Австрии, чтобы выйти замуж за Карла. Она была робким, застенчивым созданием, напуганным предстоящим браком с королем Франции. Что сулило ей это замужество? Она много слышала о таких великих монархах, как дед Карла, остроумный, обаятельный Франциск Первый, или сильный, суровый, молчаливый Генрих Второй. Элизабет думала, что она выйдет замуж за человека такого типа. Вместо этого она увидела юношу с добрыми золотисто-карими глазами и безвольным ртом; он заметил ее робость и пожалел Элизабет. Она отплатила ему преданностью и теперь удивила Францию своим намерением родить наследника трона.

Карл задрожал, подумав о своем будущем ребенке. Как обойдется с ним королева-мать? Не угостит ли она его своим знаменитым итальянским пирожным? Король был уверен в одном: она не захочет оставить в живых наследника трона. Он отдаст ребенка на попечение своей старой няни Мадлен, которой он мог доверять. Она будет оберегать его дитя так, как она оберегала самого Карла в годы его полного опасностей детства. Она успокаивала Карла в тяжкие дни, изо всех сил пытаясь оградить его от влияния воспитателей-извращенцев. Она делала это тайно, незаметно, потому что этих наставников подослала к нему мать, желавшая усугубить безумие Карла и привить ему склонность к перверсиям. Если бы Катрин догадалась, что Мадлен противостоит ее намерениям, старая няня получила бы итальянское пирожное. Часто после ужасных часов, проведенных в обществе воспитателей, он просыпался среди ночи, дрожа от страха, и брел в соседнюю комнату, которую занимала Мадлен, — он старался держать ее как можно ближе к себе, — чтобы обрести покой в ее материнских объятиях. Она убаюкивала его, называла Карла своим малышом, позволяла королю Франции почувствовать себя маленьким мальчиком. Мадлен продолжала играть роль матери, даже когда Карл вырос. Он настаивал на том, чтобы она всегда оставалась рядом с ним, под рукой.

Его сестра Марго? Нет, он не мог больше доверять ей. Дорогая маленькая сестренка превратилась в дерзкую нахалку. Она стала любовницей Генриха де Гиза; она без колебаний выдала бы этому человеку секреты короля. Он больше не вправе полагаться на нее; недоверие не оставляло места для любви.

Но еще была Мари — самое дорогое для Карла существо. Она любила и понимала его, как никто другой. Ей он мог читать стихи, показывать книгу об охоте, которую он писал. Для нее он был настоящим королем.

Колиньи Адмирал был его другом. Карлу никогда не надоедало общество Гаспара. С ним он чувствовал себя в безопасности, хотя кое-кто называл его предателем Франции. Карл не сомневался в своем друге. Колиньи никогда не совершит подлости. Если адмирал решит выступить против Карла, он немедленно заявит об этом королю в силу своего прямодушия. Он был открытым, честным человеком. Если он гугенот, значит, эти люди не так уж плохи. Карл дружил со многими гугенотами. К их числу относились его няня Мадлен, Мари Туше, искуснейший хирург Амбруаз Паре и близкий друг Карла месье Ларошфуко. Сам король был, конечно, католиком, но многие его друзья приняли новую веру.

Один из пажей предупредил Карла о приближении королевы-матери; Мари вздрогнула — это происходило с ней всегда перед встречей с Катрин де Медичи.

— Мари, не бойся. Она не обидит тебя. Ты ей нравишься. Она сама сказала это. В противном случае я бы не позволил тебе оставаться при дворе. Я бы подарил тебе дом и навещал тебя там. Но ты ей по душе.

Мари, однако, продолжала дрожать.

— Паж, — произнес король, — скажи моей матери, что я встречусь с ней в моих покоях.

— Хорошо, Ваше Величество.

— Это тебя устроит? — обратился король к Мари. — До свиданья, дорогая. Я приду к тебе позже.

Мари поцеловала его руку; она испытала облегчение, поняв, что ей не придется увидеть женщину, внушавшую девушке страх; король вышел в коридор, соединявший его апартаменты с покоями любовницы.

Катрин радостно поприветствовала сына.

— Ты прекрасно выглядишь! — заявила она. Вижу, грядущее отцовство красит тебя.

Король сжал губы. Его душа переполнялась страхом всякий раз, когда королева-мать вспоминала о ребенке, которого вынашивала супруга Карла.

— Наша маленькая королева тоже выглядит чудесно! — продолжила Катрин. — Она должна беречь себя. Мы не можем допустить, чтобы она рисковала сейчас своим здоровьем.

Карл боялся подобной неискренности матери. Королева-мать любила шутки. Чем более зловещими и мрачными они были, тем большую радость получала от них Катрин. Люди говорили, что она способна с ухмылкой на лице протянуть чашу с ядом своей жертве и пожелать ей при этом доброго здоровья. Кое-кто считал Катрин доброжелательной, не видя циничности ее улыбки. Но Карл знал мать достаточно хорошо; поэтому сейчас он не улыбнулся.

Катрин быстро заметила выражение его лица. Она сказала себе, что ей следует внимательно следить за своим маленьким королем. Он освобождался от ее влияния быстрее, чем хотелось Катрин.

— У тебя есть для меня новость? — спросил король.

— Нет. Я пришла побеседовать с тобой. Я обеспокоена. Очень скоро в Париж прибудет Колиньи.

— Это меня радует, — сказал Карл.

Катрин улыбнулась.

— Он коварен, этот адмирал.

Она сложила ладони вместе и благочестиво воздела глаза к потолку.