Юлиан Семенов - Непримиримость Страница 6

Такая кличка никем ни разу в охране не произносилась Герасимов отправился в департамент полиции к Рачковскому тот — хоть и формально — числился начальником секретной части несмотря на то, что проводил все дни в приемной Трепова.

Выслушав вопрос Герасимова Рачковский равнодушно пожал плечами, отошел к сейфу где хранились имена «коронной» агентуры, принес на стол американские картотеки предложил шефу охраны самому посмотреть все формуляры недоумевая откуда мог появиться этот самый «Филипповский».

Герасимов выразил благодарственное удовлетворение ответом «старшего друга», вернувшись к себе повелел схватить Филипповского при первой же возможности, когда ему возразили что это может провалить операцию по слежению за группой террористов отрезал:

— Не надо учить ученого. А коли решитесь жаловаться, сверну в бараний рог, ибо выполняю личное указание министра.

Личного указания не было: никто даже Трепов обо всем этом не знал. Филипповского подстерегли сунули в закрытый экипаж и доставили в кабинет Герасимова.

Сдерживая ярость Азеф протянул Герасимову паспорт:

— Меня знают в свете! Я инженер Черкес! Если я не буду освобожден завтра же Петербург прочтет в печати о полицейском произволе который был возможен лишь до манифеста дарованного нам государем! Кто то хочет бросить тень на монарха и тех кто стоит с ним рядом во имя святого дела обновления России!

Ярился он долго минут двадцать Герасимов сидел за столом отодвинувшись в тень так, чтобы свет бронзовой настольной лампы под большим зеленым абажуром не освещал лица, дав арестованному пошуметь тихо, чуть не шепотом спросил:

— Скажите, а работа в качестве секретного агента тайной полиции никак не бросает тень на священную особу монарха, ратующего за обновление России?

Азеф на какое то мгновение опешил потом поднялся во весь свои громадный рост.

— Да вы о чем?! Мне?! Такое?!

— Именно. Но в развитие нынешнего демократического эксперимента я даю вам право ответить мне «да» или «нет».

— Нет! Нет! И еще раз нет!

— Ваш ответ меня удовлетворяет несмотря на то что он лжив. Я никуда не тороплюсь комната вам здесь приготовлена, отправляйтесь туда, посидите, подумайте и когда решите говорить со мною начистоту, дайте знать.

Через два дня Азеф попросился к Герасимову.

— Да я был агентом департамента полиции. Готов рассказать обо всем вполне откровенно но лишь при одном условии: я хочу чтобы при нашей беседе присутствовал мои непосредственный начальник.

— А кто это, позвольте полюбопытствовать?

— Петр Иванович Рачковский.

Герасимов медленно картинным жестом снял трубку телефонного аппарата сказал барышне номер приложил рожок к своим чувственным несколько даже женственного рисунка губам и сказал чуть посмеиваясь:

— Петр Иванович слава богу тут задержали этого самого Филипповского о котором я вас спрашивал. Вы еще мне ответствовали намедни что он вам совершеннеишим образом неизвестен Представьте он принес устное заявление что служил под вашим началом освещая террор социал-революционеров.

— Да быть того не может, Александр Васильевич — с подкупающей искренностью ответствовал Рачковский. — Какой же это Филипповский?! Прямо ума не приложу вот ведь беда! Какой хоть он из себя? Вы то его уже видели самолично?

— Так он напротив меня сидит, как не видеть, — сказал Герасимов дружески улыбнувшись Азефу. — Только он отказывается со мною беседовать коли вы не придете — как-никак непосредственный, многолетний руководитель.

— Он здоровый такой да? — спросил Рачковский. — Губищи, как у негра и глаз маслиной?

— Ну губы у него вовсе не негритянские, — ответил Герасимов и сразу же заметил в глазах Азефа такую глубокую яростную и униженную ненависть, какую редко видал в жизни Когда Рачковский приехал к Герасимову и засеменил было к Азефу тот поднялся во весь свои огромный рост руки ему не подал, закричал:

— Сучье вымя! Я твою маму видал в белых тапочках! Ну, долбанный мышонок ну, сын…

Такой матерщины Герасимов в своей жизни не слышал ни разу, приехав в Петербург он со свойственной ему тщательностью знакомился с городом, побывал конечно же и в трущобах на Калашниковской набережной, но даже там, среди босяков и продажных девок, ему не доводилось слышать извержения вдохновенной брани, свидетелем которой он стал.

— Неблагодарный мелкий чинодрал! — продолжал буйствовать Азеф. — Вы делали на мне карьеру! Моя информация докладывалась в сферы! За вашей подписью! А потом вы бросили меня — революция и все такое прочее! Без денег! Без инструкций! Ни на одно мое письмо не ответили! И чтобы не сдохнуть с голоду, я — именно по вашей милости — связался с бомбистами! Да, да, это я ставлю акт против Дурново! Я писал вам, предупреждал добром, что необходима помощь и поддержка, объяснял ситуацию, говорил что все может кончиться! А вы?!

Рачковский стремительно глянул на Герасимова сохранявшего отстраненную невозмутимость с ужасом подумал о том, в какой мере этот харьковский провинциал вник в затаенный смысл происходящего и чуть что не взмолился.

— Евгении Филиппович да не волнуйтесь же так бога ради! Право все образуется! Винюсь! Винюсь перед вами но ведь мы подданные обстоятельств постарайтесь понять меня верно!

Неужели и впрямь именно милейший Петр Иванович думал между тем Герасимов затеял комбинацию по устранению министра Дурново?! Азефа знает много лет характер его изучил вполне мог достаточно четко представить себе, куда повернет подопечного оставь его на произвол судьбы темперамент южный гонору тьма, ума палата ясное дело пойдет в то предприятие, которое сулит выгоду. А успех акта против Дурново означает огромный приток пожертвовании в кассу бомбистов партии эсеров. А кто их кассой распоряжается? Он Евгении Филиппович. На акт идут несчитанные деньги, герою — карты в руки, конспирация предполагает полнейшую неподотчетность, кровавое дело строится на вере, иначе нельзя.

— Хотели меня под пулю в затылок подвести?! — бушевал между тем Азеф. — Чтоб все шито-крыто?! Не выйдет! Не пальцем сделан!

А ведь удача мне сама в руки плывет думал Герасимов Трепов валит премьера Витте будут искать нового главная пружина российской иерархии не премьер а министр внутренних дел тот кто держит вот уж воистину несчастная держава — «тащить и не пущать» разрешили б дело — не было бы никаких революции! А то как собаки на сене сами не могут а тем кто умеет перекрывают дорогу. Только поэтому все эти Милюковы с Гучковыми и появляются им бы свободу поступка, так ведь нет нельзя хоть ты тресни! А господа бомбисты тут как тут спасители отечества жидовня треклятая! Дудки Петр Иванович Рачковский, не ты мумия парижская а я стану строить комбинации! Я и никто другой!

— Господа — вступил наконец в разговор Герасимов отчего-то горестно вздохнувши не отводя при этом взгляда от лица Азефа пошедшего красными нервическими пятнами — зачем вы все о прошлом?! Я сострадаю Евгению Филипповичу и обязан сказать об этом совершенно открыто как на духу. Вопрос с актом против его высокопревосходительства министра внутренних дел империи закрыт я полагаю. Видимо теперь Евгении Филиппович найдет возможным сменить гнев на милость и предложит выход из создавшегося положения. Как будем жить дальше вот в чем вопрос. Что станем делать в самое ближайшее будущее?

Азеф неожиданно рассмеялся.

— Вы спросите Рачковского как он хотел члена нашего ЦК Рутенберга купить? Спросите каков в работе его агент поп расстрига Гапон? Выдал он Петру Ивановичу нашу Боевую Организацию?

Герасимов посмотрел на Рачковского вопрошающе, тот залился мелким смехом по птичьи как то жалостливо завертел головой словно собирался клевать корм, мазанул лицо Герасимова стремительным взглядом и снова забегал по кабинету.

— Да вы сядьте, — продолжал между тем Азеф испытывая злорадное удовлетворение, — у вас и в спине испуг чувствуется Петр Иванович. Я по спине человека снимаю еще точнее чем по лицу. Знаете, где сейчас ваш агент Гапон находится? Нет? Он, голубь уже месяц как висит на крючке в заброшенной дачке на финской границе. А под крюк Рутенберга, который его казнил по приговору нашего ЦК, его ведь вы подвели. Между прочим коли б вы с ним вместе пошли на ту дачку, как хотели — и вас бы вздернули. А пятьдесят тысяч золотом что вы на операцию по вербовке Рутенберга получили у Дурново с Лопухиным тю-тю! С концами — Азеф потер лицо своей большой ладонью и, наконец, обернулся к Герасимову. — Что же касается моего будущего сотрудничества с вами то сначала извольте уплатить мне пять тысяч рублей — жалованье за то время что господин Рачковский игры водил с Гапоном. И еще семь тысяч на оплату подготовки акта против Дурново извозчики, гостиницы трактиры, экипажи, кони. И впредь прошу выплачивать мне тысячу рублей золотом ежемесячно. Без всяких предварительных условии. Акт на Дурново прервете легко сообщите в газетах контролируемых вами, что напали на след бомбистов. И поставьте слежку за моими «извозчиками». Пусть их пасут денно и нощно группа сама распадется. Я буду звать продолжать террор убеждать, что Дурново несмотря на это, мы поднимем с экипажем и конями в воздух. Мне не поверят предложат повременить поискать новые возможности. Ни одного из моих «извозчиков» не брать, иначе засветите меня а я вам еще пригожусь.